Сократят ли ФСКН или всё-таки не тронут? В конфликте интересов, который возник из-за предложения ликвидировать Федеральную службу по контролю за оборотом наркотиков, пока ещё не наступило полной определенности.
По инициативе МВД и Минфина функции наркоконтроля и миграционной службы должны быть переданы МВД, а 7,5 тыс. офицеров-оперативников из штата ФМС перейдут в подразделения уголовного розыска. В то же время 27 тыс. аттестованных наркополицейских из ФСКН, штатная численность которой сегодня составляет около 34 тыс. человек, с целью сокращения бюджета планируется уволить.
В результате, по подсчётам Минфина, сэкономить можно будет не менее 30 млрд руб. из расходных статей госбюджета, а экономический эффект от ликвидации Госнаркоконтроля и ФМС наступит не позднее 2017 г.
Виктор Черкесов, первый зам. председателя комитета Госдумы по безопасности и противодействию коррупции, директор ФСКН в 2003–2008 гг., первый зам. директора ФСБ в 1998–2000 гг., начальник управления ФСБ по Санкт-Петербургу в 1992-1998 гг., генерал полиции:
Не надо забывать, что сегодня Россия является одним из главных звеньев глобального механизма противодействия мировой наркопреступности. Ослабление борьбы с ней означает, что наша страна превратится в ещё более удобную площадку для транснациональных криминальных структур, которые смогут расширять у нас свои поставки.
Можно спросить — а почему наркодельцы вдруг ринутся в Россию? А потому что нигде, ни в одной цивилизованной стране мира монополия на борьбу с криминальным оборотом наркотиков не находится в одних руках. В США этим занимаются несколько десятков ведомств. А у нас, выходит, будет только одно?
К чему приведёт очередное разбухание МВД? Что станет с таким монстром?
Давайте вспомним недавнее прошлое. Не секрет, что главными причинами образования ФСКН в 2003 г. стали низкая эффективность работы и провалы в организации комплексной борьбы с наркопреступностью, за которую тогда отвечало Министерство внутренних дел. В его структуре эти задачи решались силами Главного управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков (ГУБНОН) и профильными территориальными подразделениями, в которых было немало сильных и толковых профессионалов, но действовать им приходилось внутри огромного и неповоротливого ведомства, нацеленного на решение десятков сложносочетаемых задач. В итоге министерство не смогло распределить приоритеты так, чтобы на каждом направлении его деятельности были бы достаточные ресурсы.
По сути, если бы не провалы в деятельности МВД, то катастрофическая для России наркоситуация конца 90-х была бы попросту невозможна. Именно беспомощность и коррумпированность многих звеньев тогдашнего Министерства внутренних дел привели к тому, что Россия столкнулась с невиданным натиском наркопреступности и приростом наркопотребителей. А теперь представители МВД приводят цифры: что на долю этого ведомства приходится не менее 64% всех дел общем количестве расследованных преступлений, связанных с оборотом наркотиков. А на долю ФСКН — всего 33%.
Однако при этом полицейские умалчивают о качестве проделанной работы. Сам по себе массив зарегистрированных преступлений, где две трети дел числятся за МВД, в котором более 1 млн сотрудников, а треть за 35-тысячной ФСКН, свидетельствует далеко не обо всем: если сопоставить объёмы изъятых наркотиков, то подавляющим большинством в этих «двух третях» МВД окажутся преступления гораздо меньшей общественной опасности, нежели те, которые выявляются ФСКН.
Служба наркоконтроля создавалась для конкретной миссии: её предназначение — борьба с организованными формами наркопреступности. Та же статистика подтверждает, что именно ФСКН разоблачает и нейтрализует подавляющее большинство организованных преступных сообществ, действующих в сфере наркобизнеса. Тогда как для МВД эта работа базовой никогда не была и находилась где-то на периферии внимания ведомства.
Монополия на борьбу с наркобизнесом неизбежно приведёт к глубокой коррумпированности МВД, ещё большей, чем это было в 90-х. Я гарантирую, что при реализации подобной модели поле борьбы с наркопреступностью очень скоро подёрнется плотной плёнкой коррупции самых разных масштабов. Как и любой другой вид организованной преступности, наркомафия ищет «крышу», стремится обезопасить себя путём прямого подкупа тех, кто ей противостоит. Присутствие «соседа» на правоохранительном поле позволяет заметить коррупционные связи и помешать разложению. А отсутствие, наоборот, приводит к бесконтрольности.
В пользу слияния силовых ведомств выдвигают тот тезис, что ФСКН, мол, стала некой обособленной структурой, которая начала конкурировать со своими «смежниками» — МВД, ФСБ, таможней и т. д. И эта конкуренция якобы идёт во вред работе. Однако Госнаркоконтроль по самой своей сущности обязан быть самостоятельным, конкурирующим в своей сфере ведомством — поскольку это нормальная, ожидаемая конкуренция, и ведомство не должно плестись в хвосте чужих задач и оценок. Оно просто не может не вступать в конфликты на поле, которое перенасыщено коррупционными интересами.
Внутри самого МВД постоянно возникают конфликты, вызванные тем, что кто-то из следователей в рамках разработки криминальной группировки затрагивает интересы другого подразделения. И ничего страшного не происходит. Кроме того, в ФСБ и МВД уже десятки лет действуют подразделения собственной безопасности. Борясь за чистоту рядов, они регулярно конфликтуют с другими структурами своих ведомств. Но если бы каждый такой конфликт заканчивался ликвидацией подразделения, где выявились правонарушения, у нас не было бы ни ФСБ, ни МВД, и вообще ни одной силовой структуры.
Если исходить из логики «конфликт-ликвидация», российское МВД необходимо сокращать и ликвидировать чуть ли не по нескольку раз в день. Почему? Посудите сами: то там пытают и фабрикуют доказательства, то кто-то насмерть забивает подростка и прикрывается незаконно возбуждённым уголовным делом, то под стражей оказывается едва ли не целиком подразделение автоинспекции. А СК РФ вдруг докладывает о раскрытом в Главном управлении по борьбе с экономической преступностью МВД организованном преступном сообществе во главе с генералами, в том числе и «летающими»... Однако в «конфликтности», тем не менее, упрекают ФСКН.
Считать деньги можно по-разному. Но я вообще не могу согласиться с тем, что сложную и многоуровневую задачу организации системы противодействия ключевым угрозам безопасности страны и её населения мы должны выстраивать на базе бухгалтерских предположений. Никто не спорит, что при формировании федерального бюджета возникает немало критических проблем. Однако нельзя снимать войска с фронта, если враг ещё наступает... Давайте сверять свои решения и поступки с реальными масштабами бедствия. Сегодня мы находимся в состоянии криминальной войны с наркопреступностью. Ставка в этой войне неизмеримо выше расчётов по расходам на денежное довольствие оперативных работников, специальную и криминалистическую технику, транспорт и прочее. Наверное, если бы в разгар Великой Отечественной войны в Ставке Верховного Главнокомандования решили, что, мол, дороговато доставлять пушки и снаряды на Волгу, да и кормить такое количество солдат для казны обременительно — вряд ли бы мы победили под Сталинградом.
Ликвидация ФСКН — это, по сути, снятие с передовой наиболее боеспособной дивизии. А соответственно, действия такого рода «ликвидаторов» ведут к увеличению потенциала и повышению активности нашего прямого криминального противника.
Кому всё это выгодно? Вопрос риторический.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции