Родился Иннокентий в крестьянской семье в Сибири, в селе Татьяновка, - туда, в Красноярский край, сослали его прадеда Смоктуновича. Спасаясь от коллективизации и голода 1929 г., родители Кеши уехали из села в город. Мать устроилась на колбасную фабрику, тайком выносила оттуда кости и варила из них бульон - благодаря ему дети и выжили. Но во второй голод, в 1932-м, мать потеряла работу. А маленький Кеша - семью: «Аркашка, самый младший из нас, остался у родителей - это любимец, он очень был толстый и белый, совсем блондин. А мы с братом - я вот рыжий, Володька был вообще какой-то чёрный: нас не любили и отдали тётке», - рассказывал Иннокентий Михайлович. Отдали их сестре отца не потому, что не любили. Только так можно было прокормиться - разбив семью. Тётка и её муж, сами бездетные, в мальчишках души не чаяли. Тем не менее Смоктуновский сохранил ощущение, что родители хоть и спасли ему жизнь, но лишили более важного - возможности жить в родной семье.
С Жжёновым Смоктуновский подружился за много лет до того, как встретился на съёмочной площадке. Их дружба завязалась после войны, в Норильске, где они служили в одном театре. Правда, попали они в этот город разными путями. Жжёнов трудился здесь как узник ГУЛАГа, а Смоктуновский в ссылку на Север уехал добровольно. Видя, как одного за другим арестовывают тех, кто был в немецком плену, он испугался за свою судьбу. И решил опередить органы. «Дальше Норильска всё равно не сошлют», - сказал он. Здесь, в Норильске, фамилию Смоктунович он поменял на Смоктуновский.
- Его путь из Красноярска в Москву лежал через театры Норильска, Махачкалы, Сталинграда, - рассказывает искусствовед Галина Бескина. - В Сталинграде Смоктуновский познакомился с актрисой Риммой Марковой, которая и посоветовала ему перебираться в столицу - в провинции актёру его уровня уже становилось тесно. Она же «сосватала» Иннокентия Софье Гиацинтовой, которая в те годы возглавляла столичный Театр им. Ленинского комсомола. Гиацинтова послала Смоктуновскому две телеграммы: сначала - «Приезжайте», чуть позже - «Подождите». Но ждать он уже не мог - приехал в Москву. И начались его хождения по театральным мукам. Он всем очень нравился, но на работу его брать не спешили: то у актёра нет столичной прописки, то в театре нет свободных ставок. «Вид я тогда имел жалкий», - так вспоминал Смоктуновский о том времени. - Денег не было, будущий князь Мышкин ходил на просмотры по столичным театрам в своём единственном (довольно потрёпанном) лыжном костюме, голодал. В конце концов его приняли на разовые выходы в Театр им. Ленинского комсомола. А позже ему удалось перейти в штат Театра-студии киноактёра. В этот период он встретил любовь всей своей жизни - Суламифь Кушнир.
Он звал её - Соломка. Она действительно стала для него спасительной соломинкой - и когда он бедствовал в поисках работы в столице (благодаря женитьбе Смоктуновский получил-таки вожделенную прописку в Москве), и когда мучительно работал над той или иной ролью. Суламифь умела одной фразой успокоить его: «Затаись, Кешутка! У тебя помощник-то какой - сам Достоевский!»
- Фильм «Солдаты» стал для Смоктуновского судьбоносным, - рассказывает Галина Бескина, куратор выставки «Я - счастливый человек», которую к юбилею актёра открыли в Театральном музее им. Бахрушина (ГЦТМ им. А. Бахрушина). - Посмотрев его, режиссёр ленинградского БДТ Георгий Товстоногов произнесёт фразу: «У этого актёра - глаза князя Мышкина». Возможно, военного Иннокентий Михайлович сыграл настолько реалистично, потому что сам он горя на фронте нахлебался сполна. В январе 1943 г. его забрали в военное училище, но доучиться не дали, перебросив на фронт. Свой первый бой Смоктуновский вспоминал как ад: их, неопытных мальчишек, немцы расстреливали, как зайцев. На Украине под Житомиром Смоктуновского взяли в плен и после месяца лагерей погнали в Германию. Иннокентия выручил товарищ. По дороге у Смоктуновского прихватило живот, и вместе с другим солдатом он отпросился из колонны по нужде. Присели под мостом, и солдат жестами показал: сиди в сугробе, а я скачусь вниз, замету следы. Под мостом Смоктуновский просидел почти сутки. Потом добрёл до деревни. Его выходили местные жители и переправили к партизанам. Войну Смоктуновский окончил в Германии.
Артист говорил: «Если бы не было у меня этой роли, не знаю, как дальше сложилась бы моя жизнь». Князь Мышкин в его исполнении стал началом новой эпохи актёрского искусства в России. Но как Мышкину было тяжело, а порой и почти невозможно существовать в светском обществе, так и Смоктуновскому было тяжело входить в коллектив Большого драматического театра. Изначально эту роль репетировал другой актёр, и труппа театра чужака - Смоктуновского - приняла в штыки. Доброжелатели советовали Товстоногову поискать другого актёра, а над Смоктуновским откровенно смеялись. Иннокентий Михайлович дважды писал заявление об уходе, но оба раза Товстоногов отговаривал его.
После «Идиота» Смоктуновский уходит от Товстоногова в кинематограф, но потом снова возвращается в театр - сначала в Малый, а затем во МХАТ им. Чехова, где и прослужил до конца своих дней.
- Характер у него был нелёгкий, - рассказывает Галина Бескина. - Достаточно упомянуть, что из первого в его жизни театра - в Красноярске - его выгнали. «За поведение», - объяснял Иннокентий Михайлович. Очень часто он был недоволен собой. А если Смоктуновскому что-то не нравилось, он спорил с режиссёром, требовал переснимать дубли, импровизировал. И его Гамлет - тоже во многом результат борьбы с режиссёром. Тем не менее самими англичанами Гамлет Смоктуновского был признан одним из лучших в мире. Хотя за эту роль и ту славу, что она принесла, Смоктуновский заплатил здоровьем: софиты на площадке светили так ярко, что у Смоктуновского началась серьёзная болезнь глаз.
Смоктуновский всегда говорил, что на этом свете для него две самые главные вещи - искусство и семья. «Искусству я отдал всё, что мог. А вот семье недодал - своей любви, своего времени», - признавался актёр. Тем не менее детей он любил и баловал безумно - возможно, потому, что сам когда-то оказался лишён родительского тепла. Он очень хотел, чтобы дочь Маша стала актрисой, но она пошла в балет.