«Может ли кто-то превзойти мой рекорд в 428 забитых шайб? В ближайшую пятилетку, думаю, этого не произойдёт», — улыбается Борис Петрович Михайлов.
Вопрос времени
Борис Михайлов: Возраст? Я его не ощущаю. Разве что кефира с годами стал пить больше. Главное — здоровье есть, а остальное приложится. Меня Бог миловал — особо серьёзных травм не было. Так, два-три раза нос ломали, надрыв связки и повреждение мениска. Но это пустяки. В общем, чувствую себя превосходно, если не смотреть в паспорт... Просыпаюсь в хорошем настроении, завтракаю в удовольствие и начинаю своё движение. Это золотое правило — совершать много нужных, добрых дел и двигаться. Единственное — никакой зарядки: с тех пор, как закончил карьеру игрока, и по сей день. Мне это не нужно. Отзанимался в своё время.
Наше поколение... Мы ведь из совсем другой жизни. Хорошо, если был один телевизор на 10 семей. Чтобы посмотреть новости, мы бежали к соседям. Можно было не стучать в двери. Люди тогда не боялись друг друга... У многих не было отцов, старших братьев — погибли на войне. А на тех, кто вернулся с этой войны, мы, мальчишки, просто молились. Все хотели быть похожими на победителей.
Когда умер папа, мы — четыре брата — были совсем зелёные пацаны. Мама трудилась на фабрике «Дукат», получала 45 рублей. Я закончил 7-й класс и пошёл работать автослесарем. В хоккей играл в свободное от работы время. Только в 18 лет смог уехать в саратовский «Авангард». Зарплату там положили, половину отсылал домой.
Завидую ли я сегодняшнему дню, его возможностям? Нет. Я горд своим временем. Честно отыграл 20 лет как спортсмен и отработал 30 лет как тренер. Да, не нажил никаких миллионов. Но размер личности не определяется количеством машин, квартир, яхт и костюмов... Поэтому говорю вам: если хотите увлечь ребёнка хоккеем, рассказывайте ему про героизм, мужество, команды мастеров. Но ни в коем случае не стимулируйте его деньгами, не сулите бешеные гонорары. Как только в глазах встают нули, значит, пиши пропало.
Вопрос дружбы
Мы уже играли в ЦСКА вместе с Володей (Петров. — Ред.), когда Тарасов поставил к нам в тройку Харламова (сезон 1968/1969. — Ред.). И как-то сразу всё сложилось. После первой же забитой шайбы захотелось ещё и ещё. Мы, три молодых человека, мечтавших взять хоккейные вершины, понимали друг друга с полуслова. Но полное ощущение того, что мы идеально дополняем друг друга, пришло, наверное, после победы сборной на чемпионате мира-69 в Стокгольме. Нам тогда присвоили «заслуженных мастеров спорта». Анатолий Тарасов очень возмущался этому факту: мол, такое звание положено за несколько мировых побед, а этим сразу дали.
Нам с Володей Петровым предлагали деньги за помощь в подготовке фильма «Легенда № 17». Мы отказались. Какие деньги? Харламов — это моя память, это великая дружба. Да, в фильме много неточностей, вымысла. Может, потому, что консультантом картины в итоге стал сын Харламова Саша, который родился через несколько лет после Суперсерии с канадцами (72 г. — Ред.). Но это детали.
Фильм ведь художественный, а не документальный. Знаете, моя старшая внучка плакала, когда смотрела его, а младшая спросила: «Дедушка, а ты действительно играл с Харламовым?» Я сам видел, как в кинотеатрах молодые люди после просмотра вставали и хлопали. Значит, их тронуло. Значит, не зря всё.
А канадцы? Я вам могу сказать, что сейчас мы с Филом Эспозито (лидер сборной Канады, участник Суперсерии. — Ред.) закадычные друзья. Да, в игре рубились, не жалея себя и соперника. Но та встреча с североамериканцами на льду, возможно, была одной из первых проталин в «холодной войне». Они признали наше мастерство, мы — их профессионализм. Так пришло взаимоуважение. И, если бы я сейчас встретил Фила, мы бы душевно посидели. Даже если бы речь зашла о политике... Я бы смог объяснить ему, что у нас демократии ничем не меньше, чем за океаном. Хоккейным людям несложно понять друг друга.
Вопрос вины
Мне было стыдно за выступление нашей команды на Олимпиаде. Наутро после матча с финнами (в четвертьфинале сборная России уступила со счётом 1:3. — Ред.) я заглянул в сочинскую столовую — там сидели многие известные спортсмены. Слышу, говорят: «А, ну вот и хоккей пришёл!» Я снял кепку и сказал: «Люди, извините меня». Они: «Петрович, ты что?! Твоей же вины нет». А я ответил: «Мне просто стыдно». Испытываю такое чувство, потому что нет достойного объяснения тому провалу, потому что я из поколения, которое не имело права на проигрыш.
Нет, я не думаю, что патриотизм для нынешних хоккеистов — пустой звук. Другое дело, что делами надо свой патриотизм доказывать, а не трещать на каждом углу о любви к своей Родине. И не стоит успокаиваться после победы на чемпионате мира (сборная России выиграла первенство в мае. — Ред.). Олимпиада и чемпионат мира — разные турниры. Только время покажет, сумели ли мы сделать правильную работу над ошибками.
Чего не очень понимаю в современном хоккее? Знаете, я не люблю драки, хотя и осознаю, что это заводит болельщиков. Мне не нравится, когда умышленно наносят травмы. Для кого-то это просто шоу, а ведь игрок может стать калекой.
Мне не нравятся частые переходы хоккеистов из одного клуба в другой. Конечно, чисто по-житейски понятно: рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Но руководствоваться только прибавкой к зарплате... Сколько раз я видел, когда деньгами душу и ноги связывали. Играть от этого человек лучше не будет.
И ещё я не принимаю, когда наших великих тренеров называют тиранами, диктаторами. Вот назовите мне хоть одного «тренера-демократа», который выиграл бы что-то весомое. Сложно, да? Кто скорее достигнет результата: сверхтребовательный наставник или специалист, который не умеет поставить подопечных в жёсткие условия? В конечном счёте мягкотелость не нужна — она иррациональна. А вообще вы не представляете, насколько тяжело быть наставником! Ты отвечаешь не только за себя, но и ещё за 40 спортсменов.
А позволяли ли нам в своё время тренеры «расслабляться»? Разрешений, естественно, не было, но на победные 100 грамм все закрывали глаза. Традиция обмывания медалей, наверное, родилась на войне. И если выиграл, так почему бы не отметить это?! Хотя помню, один раз я попался. Меня за два фужера шампанского, выпитых в вагоне-ресторане, «мариновали» на партсобраниях целый год. Можете сейчас себе такое представить? Но такое было время. И было оно не таким плохим, как некоторые теперь пытаются изобразить.