Редкое спортивное издание обошлось без этой новости: призёр чемпионата мира, победитель мировой серии потерял зарплату в сборной и, чтобы прокормить семью, устроился грузчиком, зарабатывает 1300 руб. в день...
«Хочу сразу прояснить, — ответил Артём Сильченко на просьбу об интервью. — Грузчик, не грузчик — эти разговоры уже утомили. Занимаюсь обычной мужской работой. Причём её не так много, как хотелось бы. А о спорте поговорю с радостью».
Чтобы вы понимали, о каком спорте идёт речь. Высота, с которой просто посмотреть вниз страшно. 3 секунды полёта и акробатические элементы максимальной сложности. Сила удара о воду такая же, как если прыгнуть на асфальт с 13 метров... В мире всего два десятка людей, способных сделать то, что называется хай-дайвинг. Артём Сильченко один из лучших.
Виктория Хесина, «АиФ»: Прыжками в воду вы занимаетесь с 4 лет. Почему прыжки?
Артём Сильченко: У меня мама занималась спортивной гимнастикой, входила в сборную. Когда-то она тренировалась вместе с Татьяной Александровной Стародубцевой, они дружили (Стародубцева была тренером двукратного олимпийского чемпиона по прыжкам в воду Дмитрия Саутина. — Ред.). Когда встал вопрос, куда отдавать сына, гимнастика была отметена — травмы и прочее. А вот прыжки в воду — в самый раз. Вроде как в воде безопасно. Реальность, правда, оказалась немного иной (улыбается).
— Почему вы, обладатель титула чемпиона России, решили променять классические прыжки в бассейне на прыжки с экстремальной высоты?
— В какой-то момент почувствовал, что всё — планка. Стараюсь, работаю честно... Но при этом развитие стоит на месте, более талантливые ребята меня поджимают. Признался себе, что достиг предела в этой дисциплине и надо пробовать что-то новое. Потом в моей жизни возник Китай. Там в 2004 г. на водном шоу я впервые прыгнул с 27 м (в 2006 г. Сильченко уже выиграл чемпионат мира по хай-дайвингу. — Ред.). Разница не только в высоте (максимум в классических прыжках — 10 м). Тут надо менять мировоззрение на 180 градусов. Ведь в соревнованиях по хай-дайвингу по соображениям безопасности возможны только прыжки вниз ногами. В классических же прыжках летят вниз руками. Но главное отличие... Выходя на край 27-метровой вышки, первая мысль не о том, чтобы хорошо выступить, а о том, чтобы выжить. Это очень высоко. Это девятиэтажка.
Водолазы выловят
— Почему именно 27 метров?
— Изначально регламента не было — как захотел организатор, так и поставил. Приходилось прыгать и с 22 м, и с 32 м. Это, по сути, два разных вида спорта. Перестраиваться очень тяжело. Вот и решили выработать стандарт. Посчитали, что 27 м — оптимально. Потому что 30 м не повлияют на увеличение числа сальто-оборотов, но удар от вхождения в воду там возрастает в разы. А, скажем, 25 м — уже маловато для исполнения сложнейших прыжков.
Меня на такие рекорды не тянет. Это не вопрос страха. Просто неинтересно.
— Есть те, кто, несмотря на стандарт, пытается прыгнуть метров с 50?
— Знаю, в Швейцарии пытались брать отметку в 58 м. Но там человек просто солдатика сделал — то есть не прыгнул, а спрыгнул. Швейцарец Фавр с 54 м прыгал тройным сальто, но поломал спину, поэтому результат не засчитали. А так официальный рекорд принадлежит американцу Дана Кунце (52,4 м). А я? Меня на такие рекорды не тянет. Это не вопрос страха. Просто неинтересно. Надо потратить кучу времени на то, чтобы тело привыкло к иной высоте, но, кроме высоты, ничего не изменится. Я вижу развитие в другом — новые прыжки и подходы, максимальное количество сальто-оборотов.
— Китай — история про деньги?
— Изначально да. Я тогда в Воронеже учился в институте, тренировался, работал в детском садике, трудился ночным сторожем, иногда на стройке. У меня сутки замыкались: приходил с ночной смены, переодевался и снова куда-то шёл. Мне было 20 лет. А тут предложили деньги за то, что я умею делать. Естественно, согласился. Но я бы не задержался в Китае на 8 лет, если бы мне не нравилось. Китайцы вообще люди интересные, добрые. Если ты к ним, конечно, по-доброму.
— С китайской народной медициной приходилось сталкиваться?
— Да, была сильная травма колена. В госпитале хирурги заявили, что надо резать и гарантий, что всю жизнь хромать не буду, нет. И тут мне посоветовали одного дедушку. Один из лучших в стране мануальщиков. Его, кстати, очень уважает министр здравоохранения Китая. Вот он мне ногу и починил. Пальцами работал, примочки какие-то делал, змеиный отвар давал пить.
Мне же не нужны визуальные ориентиры. Я просто знаю, где нахожусь. У меня, как «незрячего» прыгуна, есть плюс — могу прыгать в темноте, мне не мешает яркое солнце.
— После Китая вы стали работать в шоу на круизном лайнере. Одновременно участвовали в соревнованиях по хай-дайвингу. Шоу соревнованиям не мешают?
— Шоу выполняют функцию тренировочной площадки. В России мне негде было тренироваться. Когда я начал заниматься хай-дайвингом, про него единицы знали. Сдвинулось что-то после появления мировой серии Red Bull (прыжки со скал в разных уголках планеты. — Ред.). Конечно, когда нас в 2013 г. включили в чемпионат мира по водным видам спорта, это добавило узнаваемости, возможностей. Теперь ждём, когда включат в программу Олимпийских игр.
— Прочитала про вас: «Сильченко — один из немногих, кто делает слепые прыжки». Вы прыгаете с закрытыми глазами?
— Нет, глаза открыты. Другое дело, что, если я их закрою, ничего не изменится. «Слепой» — потому что все фазы прыжка я прохожу на инстинктах, ощущениях. Кто-то, делая сальто, обязательно должен увидеть небо перед погружением в воду. Мне же не нужны визуальные ориентиры. Я просто знаю, где нахожусь. У меня, как «незрячего» прыгуна, есть плюс — могу прыгать в темноте, мне не мешает яркое солнце. А кого-то солнце может и ослепить, человек потеряет координацию, перестанет понимать, где вода... И тут последствия — любые, могут не собрать потом. Это не для красного словца. Селезёнка у нас вообще расходный материал, разрывается от незначительного удара.
Слава богу, в хай-дайвинге со мной такого не случалось. А вот в прыжках в воду пару раз терял координацию. Это очень страшно. Причём страшен даже не сам удар, а чувство беспомощности, понимание того, что ты не контролируешь ситуацию. Мне это в кошмарах снится.
— А подводные камни? Вы ведь при прыжке уходите на глубину метров 5.
— Всё проверено водолазами, чтобы никаких камней и т. п. Опасность — в другом. То, что происходит над водой, видят все, а вот под водой — никто. А там разрывает ноги, заламывает спину. 100 км/ч летишь — это очень жёсткий прессинг. Водолазы, кстати, тебя и вылавливают, если что-то пошло не так. Как меня в Норвегии. Был удар сильный, я вынырнул, состояние шоковое, думал, обойдётся, а потом чувствую, отключаюсь, сейчас пойду ко дну. Показал им жестом: «Меня спасать». Вытащили. В общем, всё обошлось, насколько это возможно.
— Самые сложные условия, в которых приходилось прыгать?
— Много таких. Ирландия, например. Там помимо кошмарной погоды ещё и волны метра 4. И ты не знаешь, то ли на 27 м тебе при прыжке рассчитывать, то ли на 23 м. Какие бы обороты ни делал, главное, чтобы повезло с волной. В Ирландии все прыгают только на удачу.
Есть ситуация. Из неё надо как-то выходить... А то листаешь Инстаграм, и через одного ноют. Понятно, все привыкли к определённым условиям жизни.
«Возьми себя в руки»
— И всё же... Не ожидали, что новость о том, что вы работаете грузчиком, столько шума наделает?
— Мне позвонил кто-то из журналистов, спросил, как сборная России переживает самоизоляцию. Я рассказал, как сам «самоизолировался». Ответил, как есть. Не привык юлить. Но почему-то всем эта история понравилась. Какая в этом новость? Это жизнь. Есть ситуация. Из неё надо как-то выходить... А то листаешь Инстаграм, и через одного ноют. Понятно, все привыкли к определённым условиям жизни. Они сейчас изменились, но не все готовы к переменам. Людям почему-то кажется, что кто-то что-то должен им принести. Да, наверное, было бы неплохо. Но мы имеем то, что имеем. Поэтому возьми себя в руки и покажи на своём примере сыну, как должен поступать нормальный мужчина.
— История понравилась, видимо, потому что параллельно футболисты боролись с клубами за неснижение зарплат...
— Футболисты — это отдельная история. Циркачи вообще.
— Пауза в спорте как отразится на самих спортсменах?
— В том, что сильнейшие спортсмены смогут вернуться в состав, причём без сложностей, я уверен. В себе, например, не сомневаюсь. Но вот детско-юношеский спорт — там, на мой взгляд, мы потеряем много. Ему и так достаётся внимание по остаточному принципу, а тут ещё и это. Думаю, 30% талантливых ребят не вернутся в спорт, привыкнут жить без него.
— Получается сейчас тренироваться?
— У меня ежедневные тренировки. Растяжка, подкачка, имитация прыжков — всё, что могу сделать в нынешних условиях без бассейна. Неважно, насколько я устал. Надо, чтобы тело было готово прыгать, а голова помнила, как это делать. И думаю, я в отличной форме — не хуже, чем на последнем чемпионате мира.
— Верите, что скоро сможете принять участие в соревнованиях?
— Конечно. Мы не опускаем руки. Тем более что в августе должны были прыгать в Крыму. Если правительство разрешит спортивные мероприятия, мы обязательно сделаем. Это идеальное место, виды шикарные. И главное — в Крыму всегда есть туристы. Нам очень важно иметь зрителя. Мы же не только спортсмены, но и артисты. Хотим не просто показать судьям красивый прыжок, хотим показать красоту людям.
