Как мы помним по знаменитой цитате, приписываемой Александру III, один из союзников России — её флот. С Военно-морским флотом дела у нас обстоят неплохо. А в каком состоянии флот научный? Зачем тратить деньги на его содержание и почему учёные бьют тревогу?
Об этом aif.ru поговорил с научным руководителем Института океанологии им. Ширшова РАН, академиком Робертом Нигматулиным.
«Своё судно отремонтировать в России не можем!»
Дмитрий Писаренко, aif.ru: — Роберт Искандерович, не так давно на Общем собрании РАН вы заявляли, что экспедиционный сезон в этом году сорван из-за недофинансирования. Как сейчас обстоят дела?
Роберт Нигматулин: — Да, я тогда выступил с резкой критикой в присутствии министра науки и высшего образования и других высокопоставленных лиц. Буквально на следующий день была собрана комиссия, и министерство постановило срочно выделить деньги. Извинялись, обещали улучшить свою работу. Нам перевели 160 миллионов рублей, но это только на ремонт одного судна. А после этого надо ещё объявлять тендер, выбирать фирму и ждать, когда ремонт закончится. Это значит, что судно выйдет в море в лучшем случае в конце сентября. А через полтора месяца Арктика уже замерзать начнёт! У нас останется только месяц на исследования. Вот почему я сказал, что экспедиционный сезон сорван.
Кстати, ремонтировать приходится за границей. У нас всё никак не могут разобраться с фирмами, которые этим занимаются. Во-первых, у них всегда выходит дороже, во-вторых, они обязательно где-то обманут, в-третьих, опоздают со сроками.
Мы своё судно отремонтировать в России не можем! Как так? Раньше приходилось ремонтировать в Польше или Германии, теперь — в Турции.
— Работа судна во время экспедиции дорого обходится?
— Очень. Если брать крупное судно (а у нас их три), то в сутки на топливо и содержание экипажа уходит более миллиона рублей. Поэтому за рубежом крупные суда, предназначенные для исследований, эксплуатируют вместе с туристическими фирмами. Те организуют различные экологические туры, следят за состоянием судов. Мы раньше тоже так делали, сдавали турфирмам суда «Академик Иоффе» и «Академик Вавилов», и они сохранялись в хорошем виде. Но несколько лет назад чиновники вдруг запретили это делать. Видимо, подозревали, что учёные на этом наживаются, хотя ничего подобного и в помине не было.
«Полфутболиста» на обеспечение флота
— Насколько интенсивно мы сейчас изучаем Мировой океан по сравнению с советским периодом?
— Интенсивность исследований посредством научных экспедиций упала в несколько раз. В СССР Академия наук намечала план экспедиций на каждый год, утверждала его и переправляла в Министерство морского флота. Оно обеспечивало всю логистику научных судов: как заходить в порты, где и когда заправляться. Для министерства это были копейки по сравнению с его объёмами.
Теперь мы всё делаем сами. Лет десять назад благодаря взаимодействию с Владимиром Путиным мне удалось увеличить финансирование флота Академии наук — со 150 миллионов до 1 миллиарда рублей в год.
— Это когда вы попросили его выделить «полфутболиста» на научные исследования?
— Путин тогда приезжал на Байкал, и в какой-то момент мы остались с глазу на глаз. Он спросил, что да как. Я сказал ему, что я научный сотрудник и не моё дело заниматься сдачей в аренду помещений и судов, но я вынужден решать эти проблемы, потому что денег на их содержание не хватает. Поэтому дайте нам хотя бы «полфутболиста» (имея в виду их многомиллионные контракты), и мы решим свои хозяйственные проблемы!
Он всё понял, через два года вышло его постановление, адресованное правительству и Академии наук: рассмотреть финансовое обеспечение научного флота. Но я ещё бегал пять лет по кабинетам, прежде чем что-то решилось. Чиновники всё время мешали. Путин подписывает, даёт согласие на наши предложения — а они ничего не делают. Чиновник должен помогать, а у нас всё наоборот. В этом наша беда и огромная проблема.
Ресурсы для наших детей и внуков
— Сколько у России научных судов?
— Если говорить об океанских (есть ведь ещё и речные), то их у академии около десятка. Все они старые и требуют ремонта. Большую часть времени суда простаивают, а мы оплачиваем их стоянку. То есть это просто нецелевое их использование.
У нашего Института океанологии три крупных, два средних и одно очень небольшое судно. Ещё пять судов среднего класса находятся на Дальнем Востоке. Но там использовалась порочная практика: ими долго распоряжалась какая-то ненаучная структура, в итоге все суда неработающие, они просто стоят на приколе.
Поэтому учёные вынуждены приезжать из Владивостока на наше судно «Академик Келдыш», приписанное к Калининграду. Но так ведь не должно быть. У них свои планы исследований, а у нас — свои. Они изучают Тихий океан, а мы — Атлантический и западную часть Северного Ледовитого. И всю эту несуразицу создают чиновники своими вмешательствами в дела, в которых они ничего не понимают.
— Раз исследования Мирового океана обходятся так дорого, есть ли в них экономическая целесообразность? Какую практическую пользу они приносят?
— Океан — это масса всего. Если оставить в стороне чистую науку, там много направлений исследований, связанных с геополитикой. Это климат, минеральные ресурсы, транспортные пути, пища.
Присутствие в океане российских научных судов — это вопрос развития науки и престижа страны. Но не только. Вы спрашиваете о практической пользе. Многие минеральные ресурсы на суше исчерпываются. И в будущем, через 20-30 лет, они будут добываться со дна океана. Бразилия уже сейчас качает нефть с глубины трёх километров.
Но всё это будет регламентироваться. Будет международный контроль, поскольку ресурсы Мирового океана небезбрежны. Глубоководные зоны океана для добычи полезных ископаемых, вылова рыбы и морепродуктов будут распределяться в зависимости от того, насколько та или иная страна затратила силы и средства на их исследования, сумев доказать, что это не подорвёт экологию, пищевые цепочки и т. д. То есть новая экономика, помогающая решать энергетические и продовольственные проблемы, будет опираться на багаж научных исследований Мирового океана, который покрывает 72% поверхности Земли.
И если мы будем терять экспедиционные сезоны один за другим, всё это достанется другим странам. Речь идёт об обеспечении ресурсами наших детей и внуков.
Заброшенные «Миры»
— Две недели назад создатель глубоководных аппаратов «Мир» Анатолий Сагалевич рассказывал о затонувшем батискафе «Титан». И выяснилось, что нашим «Мир-1» и «Мир-2», признанным в своё время лучшими подобными аппаратами, места в океане больше нет. Почему?
— «Миры» до сих пор остаются самыми приспособленными аппаратами для исследований на глубине до 6 километров. На них были проведены десятки экспедиций. Но теперь они простаивают — на то, чтобы их запустить, требуется 5-6 миллионов долларов.
Но получить финансирование и обновить оборудование недостаточно. За это время мы потеряли команду: люди ведь не могут 10–15 лет ждать и ничего не делать. Их надо заново набирать и обучать. И это нужно делать как можно скорее, потому что все пилоты «Миров», включая профессора Анатолия Сагалевича, находятся в преклонном возрасте. Но Сагалевич горит желанием ещё что-то сделать, и надо предоставить ему такую возможность.
Куда можно было бы направить «Миры»? В первую очередь — к «чёрным курильщикам» (вулканическим извержениям на дне океана). Там возможна масса интересных открытий. В том числе связанных с поиском полезных ископаемых и редкоземельных элементов.
