Покуда размышлял над этим текстом, пришла свежая информация: у крупного отечественного банка, похоже, похищена клиентская база.
На продажу (прямо как на невольничьем рынке) выставлены данные чуть ли не 60 млн клиентов. Банк, разумеется, успокаивает: без паники, речь идёт всего-то о двух сотнях человек, а снять деньги у кибермошенников не получится. Они не знают три волшебные циферки, что на оборотной стороне вашей карты.
За слабости не стыдно?
Ну дай-то бог. «Новая открытость», ставшая чертой повседневной жизни, таит, на мой взгляд, вовсе не те опасности, которые сразу приходят в голову. Общим местом стали толки о том, что кредитка расскажет кому надо и не надо, с кем вы пьёте кофе в ночном баре. А по вашим же собственным постам в сети легко вычислить ваши предпочтения, в том числе и интимные. Не «Большого брата» я боюсь – и даже не мошенника: под влиянием новых технологий меняется не просто мир вокруг нас. Меняемся мы сами. А вот это действительно тревожно.
Теперь принято и даже модно делиться со всем окружающим миром сведениями, для анализа которых раньше существовали подушка, орошённая девичьими слезами, да плечо старого товарища. Ну или Тайная канцелярия. Мы перестали стесняться своих слабостей и несовершенств. С одной стороны, хорошо: меньше лицемерия. А с другой… Вот недавно против всяческих правил Трамп и Зеленский обнародовали свой телефонный разговор. Знаете, на что это было похоже? На ток-шоу в прямом эфире популярного канала: завлекательно, стыдновато, «без покровов». Но главное, что «новая искренность» не универсальна: у неё, как и у прежней старомодной закрытости, есть бенефициар. И есть проигравший. В данном случае репутационные потери понёс, прежде всего, Зеленский, который выглядит подхалимом, шестёркой и ябедой.
Но я сейчас даже не о политике, а о том, как человеку по фамилии Зеленский трактовать эту ситуацию? Как комментировать? Скорее всего, сделать вид, что ничего не произошло: а как ещё говорить с американским президентом? Все эти старомодные танцы с бубном вокруг «незалежности» пусть исполняют старикашки вроде Порошенко да и самого Трампа, если захотят. Если новому поколению, воспитанному интернетом и популярными сериалами, для прагматических целей надо обратиться к грубой лести, ябедничеству и холопству, так без раздумий! Теперь-то, благодаря новым технологиям, мы яснее понимаем, как мелок и ничтожен человек. Чего стесняться?
В ожидании лайков
Некоторое время назад общественность (причём не только «прогрессивная») сплочённым хором отстояла права артиста Павла Устинова, задержанного на митинге. Артисту полагалось бы поклониться в ноги всем, кто ходил с плакатом «Я Павел Устинов». Ответить стандартно: проклясть «кровавый режим», призвать и влиться. Когда он этого не сделал, в сети раздались разочарованные голоса: «Похоже, мы не за того вписались!» Хотя в старинные, не столь откровенные времена прозвучало бы что-нибудь вроде: нам всё равно, каких взглядов человек, мы за торжество закона и т. д.
Человек много чего себе уже позволил. И внёс в реестр вполне допустимого то, с чем ещё десятилетия боролся. Лентяй гордо назвал себя совой и оправдал сон до обеда. В том числе и на рабочем месте. Отсутствие минимального жизненного опыта (всякое мнение, будь блогер от горшка два вершка, объявляется ценным) теперь не является препятствием на пути к трибуне ООН, чтобы с неё поучать, как правильно жить на планете Земля. Ну а чего? Мы ж знаем теперь, благодаря снятию разных табу, флешмобам и откровенным постам в соцсетях, что у всех рыльце в пушку. Нам внушают, что ни у кого нет морального права на защиту привычного свода правил, идёт ли речь о поведении в школе или о международных отношениях. Ну так и надо этим успеть воспользоваться – как конкурентным преимуществом!.. Всё думаю, как сберечь и не сдать последний трёхзначный код, запароливший личность человека от агрессивного и тотального проникновения. Неслучайно помянул невольничий рынок: спекулируя понятиями свободы и справедливости, меня всё чаще делают рабом – обстоятельств, новых обычаев, гаджетов, пристрастий. Я жду лайков, как собака Павлова, а подлинные чувства загнаны куда-то в уголок души, словно в старый сарай.
