В большинстве российских городов от созданной в советское время системы бомбоубежищ остались совсем малые доли — большая часть помещений оказалась сдана в аренду и почти растеряла свои функции из-за отсутствия должного ухода. АиФ.ru побывал в действующих, разрушенных и арендованных бомбоубежищах, чтобы разобраться, что происходит с системой ЧС.
«Спасёт от бомбы, но не от войны»
Краснодарец Игорь Поляков знает о бомбоубежищах всё: на крупной швейной фабрике он — уполномоченный по решению задач в области гражданской обороны и чрезвычайных ситуаций.
«Да, здесь меня ребята любят, называют «маленьким Шойгу», ведь я, получается, отвечаю своей головой за безопасность всех сотрудников нашего предприятия в случае катастрофы или какого-нибудь бедствия», — рассказывает Игорь и направляется к зданию швейной фабрики.
В стенах фабрики есть бомбоубежище, построенное здесь ещё в 1983 году. Оно находится на 5-метровой глубине. По словам Игоря, бомбоубежище может пригодиться в случае стихийного бедствия или промышленной катастрофы — например, если упадёт атомная бомба. Люди выживут, если спрячутся здесь.
«Во время войны это бомбоубежище не пригодится. Ну, потому что, в отличие от стихии, война не наступает внезапно, сначала день за днём нарастает политическая напряжённость… И если будет понятно, что войны не избежать, людей просто вывезут в сёла, а в город будут приезжать рабочие смены, — рассуждает Игорь и тут же обрывает свой монолог, — нет, не в случае войны точно, ну, зато бомбоубежище спасёт нас, если вдруг будет выброс химии или взрыв нефти. Ведь рядом с нами проходит железнодорожная ветка, здесь часто провозят составы с нефтью, с удобрениями, и не дай Бог, что-то может взорваться!».
Вот тогда это бомбоубежище и пригодится. Его вместимость приблизительно 1000 человек.
«Как раз все сотрудники нашей фабрики. В принципе, можно туда и больше людей набить, но тогда мы продержимся не положенных три дня, а всего день».
На вопрос, откуда появилась цифра в три дня, Игорь отвечает:
«Работа убежищ обусловлена работой фильтров. Горючего можно накопить много, и дизель будет работать долго, но фильтры за 3 дня непрерывной работы засоряются».
«Итак, главное в любом убежище — не запасы воды, еды или электричества, а чистый воздух. Поэтому в убежищах есть фильтрационные установки. Вот перед вами как раз вытяжки вентиляционной шахты», — Игорь показывает на шахту, возвышающуюся над землёй. И таких подряд идёт несколько.
«Если такие вы видите где-нибудь на улице, это означает, что под этой землёй обязательно есть убежище. Под землёй находятся дизельный генератор и огромные системы фильтров. Воздух засасывается с помощью мотора в эти фильтры, очищается, подаётся в убежище и потом через другие такие же шахты отработанный воздух выбрасывается опять наружу. Таким образом, люди могут дышать».
Эта цифра взята не с потолка, с тем расчётом, что за 3 дня любой пожар погаснет, ветер рассеет пыль, и люди смогут самостоятельно выбраться. Конечно, если здание обрушится, то выходить придётся через запасной выход».
В случае взрыва атомной бомбы два поражающих фактора ядерного удара — вредные альфа- и бета-излучение — тоже иссякают за 3 дня. Продукты взрыва оседают на землю по ходу движения облака и создают радиоактивный след. Но выходить на улицу уже можно, только аккуратно, в одной команде со специалистами, которые изучат местность с дозиметрами. Главное — выйти из области поражения в безопасное место.
Внизу, за двумя массивными железными дверьми — длинный тёмный коридор.
«Эта бетонная дверь может выдержать чудовищное давление», — поясняет Игорь. За ней — ободранные стены, бетонный пол, запах мокрой земли.
«Там дальше по коридору, за дверьми — многоярусные кровати, туалет — выгребная яма, медпункт, несколько технических помещений, где находятся дизельные и фильтровальные трубы и баки с водой, ведь во время бедствия водопровод вряд ли будет исправно работать».
Отопления здесь нет. Нет и в бомбоубежищах за полярным кругом. А всё потому, что люди, находясь вместе, выделяют большое количество тепла. И буквально за сутки температура в бомбоубежище даже холодной зимой может достигнуть 30 градусов.
«Куда здесь ещё отопление — можно так и умереть от жары!»
По дороге наверх Игорь рассказывает о том, что содержать бомбоубежище фабрике всё же затратно.
«Это убежище принадлежит государству, но находится на полном нашем обеспечении. А если не будешь содержать бомбоубежище в должном состоянии, то фирму оштрафуют в случае проверки. Именно поэтому некоторые предприятия просто отказываются от него, сдают под офисы или используют как склады, отправляя в бомбоубежища ненужный мусор. Третьи вообще его не ремонтируют — затопило его, и всё — оно остаётся в таком состоянии».
Поляков удивляется тому, что сегодня многие представляют бомбоубежище как большой подземный автономный город, который представлен в компьютерных играх.
«Там показывают людей, которые живут под землёй, в бомбоубежище, в метро. Словно там можно жить годами. Но это фантастика. И у людей из-за этой игры совершенно фантастические представления о бомбоубежищах. В жизни в бомбоубежище, повторюсь, можно жить 3 дня. Дольше можно пробыть только в бомбоубежищах командных пунктов, при министерствах обороны. Например, на нефтяном заводе — нефть-то гореть может и неделю. Есть, конечно, герметичные бомбоубежища, в которых можно укрыться и на более долгий срок. Они дороги в обслуживании, так как работают по принципу подводной лодки, а не по принципу фильтрации, как наше».
Игорь утверждает, что сейчас простому труженику главное знать, как и куда эвакуироваться. Для этого в каждом учреждении есть инженеры по технике безопасности.
«Это раньше, при СССР, людям во время катастрофы давали отсидеться в бомбоубежище три дня, а потом заставляли выходить и разгребать завалы, восстанавливать производство, всеми силами поднимать народное хозяйство. Имущество ценилось дороже жизни людей, трактор — дороже тракториста. Теперь есть специалисты, которым за это платят — и они занимаются восстановлением производства. На сегодня главная задача рядового гражданина — понять, где укрыться и каким образом».
Наконец, мы выходим на улицу. Глаза слепит яркий свет солнца.
«Здесь-то лучше, да? — спрашивает Поляков. — Бомбоубежище уютным местом не назовёшь. Подземелье есть подземелье. Оно и создано для того, чтобы переждать — вбежать и выбежать. А не для жизни».
Руины в Петербурге: спасаться больше негде
В Петербурге действующих укрытий практически не осталось — все они постепенно разваливаются и превращаются в заброшенные подземелья. Далеко не все предприятия готовы содержать помещение в соответствии с требуемыми нормами. А иногда они и вовсе разоряются, оставляя на месте убежищ — руины.
В советские времена неподалёку от стадиона «Петровский» в одном из дворов было устроено большое бомбоубежище. Со временем оно пришло в негодность: денег на его содержание и ремонт в городском бюджете не было. В 90-е бомбоубежище продали частным лицам, и они там открыли знаменитый ночной клуб «Тоннель». Он просуществовал восемнадцать лет, и в 2011 году был закрыт службой наркоконтроля. Входные двери заварили, а коммуникации отключили. Это усилило интерес к бывшему бомбоубежищу у молодёжи. Теперь подростки тайно ходят на экскурсии в затопленное подземелье.
Заброшенное бомбоубежище легко найти: оно находится под большой продолговатой насыпью. Один из местных жителей, студент Антон, знает его вдоль и поперёк. По выходным, когда стемнеет, он водит сюда экскурсии. Стоимость такой прогулки — тысяча рублей. Антон выдаёт всем желающим защитные штаны, показывает, как спуститься, и проводит по заброшенному клубу. «Я вожу экскурсии по вечерам, чтобы люди нас не заметили, — объясняет Антон. — Пожилые женщины, когда видят из окон, что мы лезем в трубу, иногда вызывают полицию. Они думают, что мы террористы. Попасть сюда много желающих. Как-то раз приходила даже мама с ребёнком».
Чтобы попасть внутрь, подростки проделали дыру в вентиляционной трубе на крыше подземного сооружения. На пол поставили стремянку. Если повиснуть на обрывке трубы, можно кончиками пальцев ног достать до края стремянки и осторожно спуститься вниз.
Дренаж в помещении не работает, и весь бывший клуб затоплен водой где-то на полметра. Это спасает помещение от крыс и бомжей. Передвигаться по бомбоубежищу можно только в защитном непромокаемом костюме и с фонариком: оно представляет собой замысловатый лабиринт, в котором легко заблудиться.
Бомбоубежище похоже на вымерший или брошенный город: руководство клуба сбежало отсюда, оставив всё на своих местах. На стенах наклеены плакаты, в помещениях стоят диваны и стулья. На столах валяются рюмки и бокалы. На барной стойке — несколько непочатых бутылок пива 2010 года выпуска. Повсюду обрывки воздушных шаров, значки, игрушки. В воде плавают разбитые колонки и телевизор. Обычно в таких декорациях снимают фильмы ужасов.
«Здесь были очень хорошие колонки, много дисков, даже паспорта чьи-то, — вспоминает Антон. — Всё это растащили посетители, которых я сюда приводил. А так, если бы помещение не затопило, здесь вполне можно было бы жить».
В кабинете администрации на гвоздиках аккуратно развешаны ключи, на полочке лежит телефон. На стене висит стенд «Фотоотчёт-2006». Все фотографии давно выцвели. По всему бомбоубежищу висит праздничная мишура: клуб закрыли вскоре после Нового года. В помещении ужасный затхлый запах: вода в клубе застоялась и стала тёмно-коричневого цвета, а вся мебель или заржавела, или покрылась плесенью. Если присмотреться, под водой можно разглядеть шприцы. На поверхности плавает план подвала.
Оборудование, оставшееся от бомбоубежища, сохранилось лучше всего. Из баков, в которых должна была храниться еда, сотрудники клуба сделали табуретки. Вдоль стены в одном из помещений стоят огромные, до потолка, баллоны. В них должен был находиться запас воды. Под барной стойкой прикреплён дизель-генератор — он вырабатывает электроэнергию, когда отключаются коммуникации. Все двери в клубе оборудованы вентилями и засовами и очень герметичны. Если такую дверь закрыть, а помещение наполнить водой, за дверь не попадёт ни капли.
В Петербурге катастрофически не хватает бомбоубежищ. Большинство ныне существующих находятся при районных администрациях и в случае угрозы спасут только чиновников. Бомбоубежище, переделанное в клуб, ещё можно было отремонтировать, но власти просто не захотели выделить на это деньги. Так помещение превратилось в затопленный вонючий подвал. В случае обстрела здесь нельзя будет спастись. Остаётся лишь уповать на то, что мы и наши потомки будем жить в мирное время.
«Такие убежища могут стать братской могилой». Типография в бомбоубежище
Красноярская городская типография располагается глубоко под землёй, в бомбоубежище второго класса площадью около полутора тысяч квадратных метров. В случае катастрофы здесь могло бы разместиться больше тысячи человек. Это единственное в городе «рабочее» бомбоубежище, остальные, по утверждению директора типографии Сергея Погожева, пришли в негодность: они затоплены, там нет света, отопления и других необходимых для жизни благ. Если случится апокалипсис, государственные бомбоубежища просто станут «братской могилой».
Чтобы найти «Городскую типографию», нужно постараться. Она, хоть и в центре Красноярска, но спрятана во дворах за поликлиникой, за забором, вокруг жилые дома. Входная дверь тяжёлая, железная. За ней — длинный холодный коридор вниз. Глубина бомбоубежища — около 10 метров. Внутри очень влажно, сыро и пахнет плесенью.
Барометр, висящий на стене, показывает влажность 85 %, часто стрелка достигает всех 100 %. Так бывает в межсезонье, когда на улице дождь. В этих условиях прекрасно растёт плесень — основной враг типографии, с которой здесь борются уже лет двадцать. Плесень разрушает даже бетон, не говоря уже про бумагу, вытравить её невозможно. Единственный выход — сушить, чем здесь и занимаются.
Бумага для печати лежит в самых сухих местах, её и типографские станки защищают полиэтиленовой плёнкой от воды, которая капает с потолка.
«Наше бомбоубежище не имеет даже гидроизоляции. Когда его построили, то забыли проложить гудрон и рубероид. Я думаю, его просто спёрли, засыпали убежище грунтом, и теперь любой дождь просачивается сюда, во всех точках всё время капает. То есть организовать здесь кафетерий, склад или ночной клуб невозможно, потому что во многих местах бежит вода. Мы собираем воду в лотки, вёдра. Для производственника это решаемая задача, для коммерсанта — нет, если товар будет замочен — он разорится. Мы перетаскиваем бумагу туда-сюда, сырость постоянно преследует нас. Эта сырость, признаться, уже достала. Мы ловим воду, когда идёт дождь, тает снег, грунтовые воды текут постоянно. Согреться в таких условиях невозможно, одежда сырая, холодная. Когда мы затевали типографию, то не знали обо всём этом», — комментирует директор ООО «Городская типография» Сергей Погожев.
В типографии на самом деле очень зябко и холодно. Температура воздуха 9 градусов. Непонятно, как здесь работают люди: под землёй, в замкнутом пространстве, без окон и дверей, в холоде. Нанять специалистов практически невозможно, жалуется Сергей Погожев. По его словам, только 30 % людей могут временно находиться под землёй, но потом они чувствуют себя дискомфортно и уходят.
Сейчас в штате ООО «Городская типография» трудятся 30 человек. Они не горят желанием со мной общаться. Девушка за печатным станком отказалась от комментариев:
– Я лучше не буду ничего говорить, а то я расскажу всё, как есть!
Большинство красноярских бомбоубежищ — более 90 %, по словам Погожева, — в плачевном состоянии, они законсервированы, в них «по колено воды, нет электричества, вентиляции» — никаких условий для жизнедеятельности. Случись что, «эти бомбоубежища станут просто братской могилой», так как «государство — самый бестолковый хозяин гособъектов», уверен Сергей Погожев.
А для коммерсантов бомбоубежища — слишком затратные объекты.
«Если отдавать их коммерсантам для организации складов, например, то их, скорее всего, разграбят. Первым делом снимут двери и сдадут на металлолом, выдерут все кабели, здесь очень много алюминия и меди. Нет такого продукта, товара, который выдерживал бы регулярные затопления. Потому бомбоубежище бросят на произвол судьбы, и никто коммерсантов не заставит сюда вернуться», — говорит Сергей Погожев.
А для производственников бомбоубежища подойдут, уверен он, ведь производство — «это слесарка, станки, инструменты, обученные люди, производственники решают любые проблемы».
Погожину самому зачастую приходится работать в своей типографии слесарем-ремонтником. В его кабинете прямо на стене висят слесарные инструменты: отвёртки, плоскогубцы, всякие гайки и болты и др.
В городской типографии недоумевают, почему государство не субсидирует производственникам, которые арендуют бомбоубежища, затраты на содержание этих объектов, которые вообще-то являются стратегическими. Только за свет типография платит 40 тысяч рублей ежемесячно.
«Когда сдают бомбоубежища в аренду, выкатывают такую огромную сумму, как будто бы это идеальный объект. Это кабальные условия. Даже не буду называть цену, она очень высокая. Если производственники откажутся от этих бомбоубежищ, то они придут в негодность. Через 3–4 месяца они будут затоплены, коротнёт система, потом заржавеют двигатели вентиляции, восстановить всё это будет уже невозможно. Нужно, чтобы людям доплачивали, чтобы они сохраняли эти государственные объекты», — поясняет Сергей Погожев.
Государственные бомбоубежища, как правило, законсервированы.
«Государственные бомбоубежища — это муляж. Бомбоубежищ сейчас нет, 90 % их утратили. В Красноярске осталось полтора десятка таких объектов, а было более 570, у меня есть точные данные. Знаю, что при районных администрациях сохранились бомбоубежища, но это третий класс — видели, такие отдельно стоящие бугры во дворах? У меня второй, более высокий класс, это заглублённые бомбоубежища на тысячу с лишним человек. А первый класс — самый лучший, там всё автономное, свои дизели, электрооборудование, но они засекречены», — заключает Сергей Погожев.
«А если снова метеорит?» Челябинские бомбоубежища вместят лишь пятнадцать процентов населения
В Челябинске на укрытие в случае ЧС тоже может рассчитывать далеко не каждый, хотя о том, куда бежать и где спрятаться, в прошлом году задумались многие.
Если у жителей любого города России бомбоубежище традиционно ассоциируется с войной, химатакой или нападением противника, то у жителей Челябинской области — с метеоритом. Горожане боятся, что очередной космический гость может быть гораздо разрушительнее своего предшественника — Чебаркуля, приземлившегося здесь в 2013 году.
В советские времена укрытиями оснащали все крупные заводы, больницы и даже жилые микрорайоны. Если в старом дворе есть сооружение наподобие основательного сарая, которым испокон веков никто не пользовался, но оснащённое вентиляционной трубой, вполне вероятно, что это бомбоубежище. Вернее, укрытие внизу, снаружи — «прихожая».
В настоящее время, по данным ГУ МЧС России по Челябинской области, на инвентаризационном учёте в городе состоит 433 защитных сооружения гражданской обороны. В случае надобности они могут укрыть только пятнадцать процентов населения Челябинска. Полное покрытие всего населения в городе не предусмотрено и предусмотрено не было.
Все бомбоубежища находятся в федеральной собственности. А вот бремя их содержания лежит на тех хозяйствующих субъектах, на чьей территории они расположены. И если заводы-гиганты могут позволить себе выделять средства на их поддержание, оснащение и ремонт, то маленькие предприятия, которые сами в эпоху экономических кризисов спасались от долгов, разумеется, убежища бросили. Поскольку продавать их как владение Росимущества нельзя, остаётся один вариант: сдать в аренду. Десятки бывших укрытий превратились в магазины, рестораны, тренажёрные залы и, конечно, склады.
Но остались среди убежищ Челябинска те, которые в эпоху расцвета социализма назвали бы образцово-показательными. В прошлом году среди укрытий был проведён очередной конкурс на звание лучшего. Дело в том, что бомбоубежища делятся по категориям вместимости населения на случай теракта или техногенной катастрофы. Есть те, что вмещают до 150 человек, есть до 600, и самые крупные — свыше 600. Лучшим в самой «крупной» номинации стало убежище Челябинского цинкового завода вместимостью свыше 600 рабочих. А как оказалось, на деле оно может укрыть и 1200 человек.
Убежище-победитель найти непросто, хотя на территорию завода лишним людям и не попасть. Оно рассчитано на своих работников: цинковый как химически опасный объект обязан содержать бункер, что, собственно, и делает.
«В мирное время у нас здесь учебный класс и склад рабочий одежды, — пройдя проходную, мы шагаем к убежищу с начальником отдела ГО и ЧС завода Дмитрием Бакиным. — Укрытие знает каждый работник, к нему ведут указатели на каждом цехе».
Внешне бункер мало отличается от подвалов или хозяйственных построек на территории завода. Однако о том, что именно сюда надо бежать в случае ЧП, извещает крупная табличка на входе.
Каждая система жизнеобеспечения имеет свой цвет. Так принято во всех укрытиях" src="https://static1-repo.aif.ru/1/ca/134508/c/24e5fd6709dafb5fe496e6d389d20a69.JPG" width="100%" />«Дверь открывается поворотным механизмом — таких дверей здесь 27», — мимоходом объясняет Дмитрий, и мы спускаемся по тёмным, чистым и блестящим, как будто пять минут назад вымытым ступенькам, вниз. Первое помещение — учебный класс. Пока здесь стоят парты и манекены, на стенах развешаны учебные пособия, как вести себя, если вдруг «накроет». В случае ЧП всё добро моментально выносится вон, и класс становится ещё одним помещением, где можно разместить людей или продукты.
Здесь же, в первой комнате, телевизор, чтобы эвакуированные были в курсе последних новостей.
Из этого отсека мы проходим в следующий, закрывающийся на такой же герметичный замок поворотом круглого руля-рычага. Один за одним следуют кабинеты, оснащённые разными системами жизнеобеспечения на случай ЧП.
«Каждая система, и это общепринятая норма, а не идея сумасшедшего дизайнера, имеет свой цвет, — рассказывает Бакин. — Пожаротушения, конечно, красная, водоснабжения — зелёная, отопления — коричневая, фильтро-вентиляционная — бело-серая. Всё сделано, чтобы было максимально просто и понятно в случае эвакуации».
Одну из таких комнат, примерно пятую по очереди, занимают двухэтажные металлические нары. На них — коробки со спецодеждой, обувью. Это в мирное время, поясняет Бакин, а в случае ЧС этот зал, самый большой в подземелье, станет местом размещения эвакуированных. Люди должны дневать и ночевать сидя, а не лёжа — так что в случае ЧП об удобных кроватях придётся забыть. Кстати, странное дело: спецодежды и средств индивидуальной защиты в бомбоубежищах, оказывается, нет. То есть они есть, но только на демонстрационных манекенах, а пострадавшим должны выдавать обмундирование на пунктах сбора, ещё до отправки по бомбоубежищам. Зато туалеты здесь есть — М и Ж — всё, как положено. И имеется душевая кабина — современная, красивая, но одна.
Тушёнки, сгущёнки и каши в банках тоже не хранятся десятилетиями в бомбоубежищах, как кажется рядовым обывателям, а подвозятся сюда со специальных складов в случае необходимости. Продуктов в бункерах в мирное время нет. А есть запасы питьевой воды — из расчёта 10 литров на человека. Ещё есть неведомые приборы и механизмы, к примеру, подпоромер, который указывает величину избыточного давления воздуха в убежище.
Бомбоубежище в целом выглядит большим, внушительным и даже в чём-то уютным. Но всё же проверять его на прочность совсем не хочется.
Холодная война или трусость? Почему Фишер отказался играть с Карповым 
На грани войны. Как советский разведчик и американский журналист спасли мир 
Начал Черчилль, кончил Ельцин. Краткий курс «Холодной войны» 
Кто назвал войну «холодной»: 10 фактов из истории противостояния США и СССР Кто назвал войну «холодной» и что она значила для СССР и США? 
Третья мировая Бориса Ельцина. Как президент России напугал мир 
