«У нас нет понятия „наркоман“». Епископ Мефодий о помощи наркозависимым

По статистике, в России около 8 миллионов человек употребляют наркотики: это число сопоставимо с численностью населения целых стран — Австрии, Швейцарии, Израиля. В России продолжается эпидемия наркомании, хотя, по данным Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, в этом году в числе зависимых наметился первый небольшой спад.

Руководитель центра по противодействию наркомании Cинодального отдела по благотворительности Русской православной церкви епископ Мефодий (Кондратьев) рассказал АиФ.ru о роли церкви в реабилитации наркозависимых, о том, почему наркоманы не должны отделять себя от окружающего мира и как подарить им другие, новые ценности.

Людмила Алексеева, АиФ.ru: Владыка Мефодий, в конце 2013 года вас избрали епископом Каменским и Алапаевским. Как это повлияет на вашу работу? Хватит ли времени и сил на работу в координационном центре по противодействию наркомании? Не придётся ли сокращать свою активность?

Епископ Мефодий (Кондратьев): Сокращать благословения не было, было благословение — развивать. Это пожелание Святейшего Патриарха, чтобы я продолжал курировать это направление. Так что ничего не меняется. Сан епископа — это другой статус, другие возможности. Чиновники, как мы знаем, смотрят на чин, поэтому, вероятно, теперь будет легче договориться и встретиться с важными людьми, которые могут нам помочь.

– Вашей команде поставили новые задачи?

– Стоит задача — вывести нашу деятельность на новый уровень. Мы провели большую подготовительную работу. Весной проведём конференцию о взаимодействии между церковью и государством в деле помощи наркозависимым. А также очередной съезд всех церковных реабилитационных центров. Они войдут в единую сеть, которую наш центр будет координировать.

– То есть раньше этой сети не было?

– Наши центры являются структурными подразделениями Церкви, ею учреждены или находятся под её патронажем. При этом системного взаимодействия между ними не было. Сейчас церковные центры на территории России объединяются в единую сеть — это требование времени. Сетевая структура открывает новые возможности. Хотя требует координации, управления, мониторинга, анализа. Координационный центр по противодействию наркомании Синодального отдела будет выполнять эту работу. Нам нужно вывести работу центра на новый уровень, нужны талантливые сотрудники, нужны технологии. Задачи большие.

– Получается, до этого года центры по России могли придумывать и разрабатывать свои программы, а вы просто корректировали и оказывали поддержку?

– Православное учение само по себе даёт какие-то границы и рамки. Методики, которые рождаются в рамках церковной традиции, похожи друг на друга. В нашей сети не было и не будет чуждых подходов. Раз у нас единое мировоззрение, то разночтений и противоречий каких-то нерешаемых — нет.

– Участвуете ли вы в мероприятиях по профилактике наркоторговли?

– Это дело силовых структур, мы в это дело не включаемся. Они занимаются проблемой «предложения», мы — занимаемся спросом. Снижаем спрос на наркотики путём профилактики.

– Что для вас в большем приоритете — профилактика или помощь тем, кто уже стал наркозависимым?

– Реабилитация — это и есть профилактика. Послушаем людей, которые подсели. Первая проба как происходит? Человек может читать в интернете, зарядиться информацией, но, чтобы уколоться, употребить, ему нужен наставник, который уже употребляет. Тот, кто подтвердит, что это именно так, как он читал. Поэтому практически всегда в этих пробах, в подсадке на наркотик участвует человек, который знает всё на личном опыте. Если мы его выдернем из среды, мы разорвём всю цепочку передачи. Наркомания — это заразная болезнь, и мы устраиваем своеобразный карантин. Тем самым зараза перестаёт распространяться.

– Что изменилось в работе церкви с наркозависимыми за прошедшие двадцать лет? Как поменялись методы?

– Если раньше это был энтузиазм отдельных людей, клириков и мирян, мы не совсем понимали, как работать, не совсем понимали, что это за люди, то теперь всё изменилось. Нам понятно, кто это и как с ними работать. Первоначально мы брали методики, родившиеся вне Православной церкви, а сейчас мы имеем собственные разработки, и они приняты за основу в нашей деятельности.

– В чём разница между «светскими» методиками и методиками, созданными в Православной церкви?

– У церкви есть свой образ работы с людьми. У нас сформированы принципы реабилитации в церковной общине — в приходах и монастырях, то есть в самой церкви, и эти принципы чётко отграничивают церковную методику от любой другой. Церковь выработала собственный подход исходя из своей собственной традиции. Мы помогаем тем, кто к нам приходит. Церковь насилием к себе людей не затягивает. Тем, кто приходит за помощью в церковь, мы готовы помогать. Не надо думать, что мы насильно как-то к себе привлекаем. Это они к нам пришли решить эту проблему, и мы помогаем так, как мы это понимаем, в согласии с нашим вероучением, с нашим образом жизни.

– Вы вошли в наблюдательный совет фонда «Урал без наркотиков», который находится в Екатеринбурге. Этот фонд создавался в противовес фонду «Город без наркотиков» Евгения Ройзмана…

– Я думаю, это неправильная постановка вопроса, не согласен, что в противовес. Просто у государства очень мало реабилитационных центров в принципе. Постольку ситуация в Екатеринбурге обострённая, власти области с этой темой столкнулись напрямую, они острее прочих осознали, что адекватного ответа на вызов у государства нет, а решать проблему нужно. Система помощи, которую практиковал «Город без наркотиков», для нас, во всяком случае, очень спорная. Нужно было другое решение.

В стране до самого последнего времени на федеральном уровне было всего три реабилитационных центра для наркозависимых. Это почти ничего, это не соответствует уровню проблемы. И если регионы начинают создавать реабилитационные центры сами, а тенденция к этому есть, — слава Богу. И слава Богу, если эти центры будут успешными. У Свердловской области нашлись ресурсы, поэтому они свой центр сделали.

– Сотрудники центров реабилитации, в том числе и «Урала без наркотиков», говорят, что очень сложно заставить человека лечиться — в Екатеринбурге сделали отличный стационар, оборудованный по последнему слову технику, но он не был на 100 процентов заполнен. Вы говорите, что в церковь люди приходят сами — почему они сами не приходят в такие реабилитационные центры?

– Возможно, у вас устаревшие сведения. В случае с «Уралом без наркотиков» это вопрос времени, они только в прошлом году сформировались. Чтобы создать очередь, нужно создать себе имя. Люди не рискуют идти туда, куда ещё никто не ходил. Люди побывали, вышли, рассказали другим. Посмотрим, что будет дальше, но, по-моему, там уже всё нормально.

Но в целом, могу подтвердить, что люди не особенно идут в государственную наркологию за помощью, но не потому, что эта помощь неквалифицированная. Есть много других проблем, которые государство сейчас начинает постепенно решать.

– Каких, например?

– Например, риск «засветиться», встать на наркологический учёт, что в будущем повлечёт за собой ограничения в правах. «Учёт в наркологии» сам по себе — уже своеобразное клеймо. Но в целом эта проблема потихонечку начинает решаться. Минздрав, например, намерен минимизировать ограничения в профессиях. Кое-что уже меняется.

– Вы говорите, что к вам люди приходят за помощью. То есть приходит наркоман и говорит: я хочу лечиться. Как такое происходит? Как человек, готовый всё отдать за одну дозу, может захотеть лечиться? Я таких наркоманов за всю свою жизнь не встречала ни разу.

– Я знаю многих. Вопрос не совсем верно поставлен: они хотят не лечиться, они хотят выйти из ситуации, в которую попали. Точнее, они не идут в церковь, они бегут от проблемы. В поисках выхода они пробуют то, другое, третье, пятое. Поэтому нельзя сказать, что церковь — их внутренний выбор, осознанный.

Обычно наркоманы — неверующие люди. Верующий человек, живущий церковной жизнью, вряд ли подсядет на наркотики. Церковь для наркозависимых — один из вариантов помощи. Мы стараемся их не разочаровать, помочь. Не все эти люди потом становятся церковными людьми, но, по крайней мере, у них нет потом сопротивления или неприятия церкви.

– Как не оттолкнуть человека, ведь он в любой момент может подумать, что оказывается давление. Как помогать деликатно?

– Церковь всегда работает со свободой человека. Церковь не сеет насилие. Церковь — это территория свободы. Она сама живёт свободно, она пастырей учит обращаться с человеком, не подавляя свободы. Так мы действуем относительно всех людей, которые к нам пришли. По меньшей мере, у нас есть уважение к страдающему человеку. Это лежит в основе нашей работы. Уважение к свободе, уважение к наркозависимым, несмотря на ту беду, в которую они попали.

– Многие бывшие наркоманы говорят, что самое страшное — клеймо, которое на них стоит — «наркоман», это многих возвращает обратно к зависимости. Как церковные общины принимают бывших наркоманов? Считают ли их грешниками? Хватает ли прихожанам милосердия, чтобы принять наркозависимых и не оттолкнуть их?

– Как говорится, «я вам не скажу за всю Одессу», но вообще, мы не принимаем людей как грешников. По церковной традиции принято считать грешниками самих себя. Есть большая разница между «я» и «ты». Если я говорю, что я грешник, — это спасительно; если я говорю, что ты грешник, — это неправильно, не в рамках нашей традиции. Самоосуждение благословлено, осуждение ближнего — это грех. Поэтому, если мы клеймим блуд, — это грех. Но человек, который приходит в церковь и кается в подобных грехах, он, в общем-то, сам понимает, что он грешник.

У нас нет такого клейма, как «наркоман». Это есть у различных «групп анонимных наркоманов». Они друг другу говорят: «Здравствуйте, я Павел, я наркоман». А мы, когда встречаемся, не говорим: «Здравствуйте, я Михаил, я блудник», «Здравствуйте, я Анна, я развратница». Мы так не представляемся в церкви. Так что наркоман — это стигма, которую они сами на себя вешают. И это серьёзная проблема.

– В том, что они сами себя такими считают?

– Когда я был в Америке, я разговаривал с теми, кто борется с зависимостью по этой системе. Задал вопрос, откуда такое деление — на наркоманов и на обычных людей. Люди их так разделяют или они сами так смотрят на окружающих? Оказалось, это их внутренний выбор. Они считают, что те, кто не подсел, их никогда не поймут. И помочь им могут только те, кто сам имел такой опыт наркотизации, а потом выкарабкался. Что посторонние не в состоянии адекватно оценить проблему. В рамках церковной традиции мы так не считаем.

Мы считаем, что больше понимает ситуацию порабощённого страстью человека не тот, кто в неё вляпался, а тот, кто смог ей сопротивляться. Это он знает уловки и силу страсти и как с ней бороться. Не обязательно помощник должен быть из среды наркозависимых. Это их ошибка, они сами породили эту стигму. Эта стигма внутренняя, стигма их сообщества. Поэтому они часто нас отталкивают, отвергают помощь «извне», остаются в рамках своей группы. Но это кольцо нужно разрывать. По крайней мере, в рамках наших общин такого нет. У нас они воспринимаются и называются «брат», «воспитанник», «подопечный», даже не «реабилитант».

– Многие после этого остаются в ваших реабилитационных центрах, чтобы помогать другим?

– Дело в том, что проблема очень серьёзна, и тот, кто реально выкарабкался, он становится специалистом. При этом многие из них начали употреблять ещё в молодости, из-за чего не получили никакой профессии. Когда они избавляются от зависимости, у них очень мало шансов куда-то устроиться. А в деле борьбы с наркозависимостью они практически профессионалы. Мы также не отвергаем их опыт. Так что кто-то идёт и по внутреннему призванию, а многие — потому что больше идти некуда, они вынуждены стать работниками этой сферы.

– Одна из причин, почему люди становятся наркоманами, — отсутствие нравственных ценностей и отторжение принятой системы ценностей. В чём в этом случае состоят задачи церкви?

– Помочь человеку переформатировать систему ценностей, ценностных ориентиров. Конечно, это происходит. Если у человека сохранится та система ценностей, с которой он попал в зависимость, он из зависимости и не выберется, если её не переменит.

Хотя есть подходы к реабилитации жёсткие, карательные, мол, если ты раз попадёшься, мы тебя жестоко накажем. Система ценностей в этом случае может остаться прежней. Например: некоторые не воруют не потому, что посадят, а потому, что это против совести, против закона Божьего. А другие не воруют только из страха наказания. Есть такая система реабилитации, когда человека запугивают и ставят на контроль. Да, человек может долгое время оставаться трезвым, не употреблять, находясь под таким прессом, а система ценностей остаётся прежней. Это тот же наркоман, который не употребляет, «сухой» наркоман. Мы не думаем, что это правильный подход. Наш подход — изменить его систему ценностей.

– Когда я училась в школе, к нам на занятия приводили наркозависимого человека, он рассказывал, как преодолел свою зависимость. И сказал, что это как плёнка с видео, поставленная на паузу, что этот фильм никогда не закончится, и он уверен, что навсегда останется наркозависимым, просто сейчас может не употреблять. Вы согласны с таким утверждением о наркозависимости?

– Из этого не надо делать трагедии. У нас немало людей, которые имеют аллергию на какую-то пищу. Если он это съест, будут неприятности, если не ест — он здоровый человек. Поэтому и имевшие проблему с наркотиками, когда не употребляют психоактивные вещества, ничем не отличаются от других людей. Если они не выпивают, не колются — они не наркоманы.

Да и все мы, если съедим что-то вредное, можем умереть. Просто для этих людей список опасных веществ расширился. Не нужно культивировать стигму «я наркоман». Церковь не поддерживает эту традицию: «Здравствуйте, я наркоман». Ему «До свидания, наркоман!» везде скажут. Они сами создают проблему, которую можно решить.

Подсевшие на наркотики люди — это тоже члены нашего общества, это чада Божии, которых Бог ждёт в покаянии.

– В России существуют государственные реабилитационные центры. Как вы с ними сотрудничаете? Какие цели и задачи у вас совпадают?

– В том числе и над этим мы работаем. У нас есть соглашение с Антинаркотическим комитетом, и мы успешно взаимодействуем со всеми входящими в комитет министерствами. Например, нам важно, чтобы пациенты наших центров получали медицинское сопровождение. Люди, которые выходят из наркотизации, зачастую очень больны: гепатиты, ВИЧ, проблемы с желудком, зубами и ещё много чего, поэтому, конечно, востребованы медицинские контроль и помощь. Наши центры не имеют лицензии медицинской. И в будущем не планируют её получать.

Мы бы хотели, чтобы к нам на регулярной основе приходили медработники, которые признают, уважают специфику церковного подхода, не нарушают наших правил, сами являются церковными людьми. Для нас такое взаимодействие представляется важным, мы в нём заинтересованы.

То же самое касается мероприятий по дезинтоксикации. Зачем нам делать то, что хорошо делает государство? Мы также дружим с Федеральной службой по контролю за оборотом наркотиков. Проводим совместные мероприятия. Их административный ресурс помогает нам открыть двери, которые иначе открыть было бы трудно. Мы, в свою очередь, можем помочь им в экспертных оценках. Относительно каких-то групп. Например, подсказать им, кто из выдающих себя за православных, таковыми не является.

– Появляется много объявлений, где наркозависимым предлагают помощь и представляются православными службами по борьбе с наркозависимостью, а на деле это оказываются чуть ли не секты…

– Надо выйти на сайт, там все наши центры перечислены. Также нам можно позвонить и уточнить по подозрительным объявлениям, проверить организацию. Или узнать от нас о других благонадёжных центрах.

– Что происходит с нашими ценностями сегодня? Почему в России бушует эпидемия наркомании? Огромное количество людей употребляет наркотики, слишком легко к ним относится.

– Такой образ жизни: «Бери от жизни всё, что хочешь». Дезориентировано всё общество. Раньше, в советское время, был какой-то ценностный вектор. Он не соответствовал церковному, но всё же прививались людям какие-то идеалы, патриотизм например. Потом этот вектор сломали, и мы получили ту ситуацию, в которой находимся. Для нас, церкви, это огромный вызов, в том, чтобы приобщить дезориентированных людей к тому пониманию жизни, которое принесено Откровением. Сделать это непросто. Мы до сих пор не находимся на высоте ситуации. Все знают, что с Церковью боролись в течение 70 лет. После этого можно ли ожидать, что сразу всё наладится? Слава Богу, что Церковь выжила. Но она вышла из периода гонений крайне ослабленной. Сейчас церковная жизнь восстанавливается, становится всё более заметным влияние Церкви на жизнь общества, восстанавливается её социальная деятельность. Также развивается новое направление социального служения — помощь наркозависимым, профилактика наркомании. И запрос общества на возвращение к осмысленной жизни возрастает. Будем надеяться, что спрос на наркотики будет падать.