В июле 2019 года Следственный комитет России завел уголовное дело в отношении сотрудников органов опеки, допустивших усыновление детей однополой парой.
Семья, попавшая в поле зрения силовиков, сейчас находится с детьми в отпуске за границей. По информации СМИ, мужчины в официальном браке, оформили отношения в одной из стран Европы. Но произошло это после того, как один из них усыновил в 2010 году двух мальчиков-сирот. Таким образом, закон о запрете усыновления детей однополыми парами, принятый в 2013 году, усыновители не нарушают. Но нарушила опека, решил СК. По версии следствия, сотрудники соцзащиты «ничего не сделали для защиты детей от вредной для них информации». В Следственном комитете считают, что пара, воспитывающая детей, «пропагандирует нетрадиционные отношения, формируя искаженные представления о семейных ценностях, нанося вред их здоровью, нравственному и духовному развитию».
Все началось с обращения к врачу. Один из усыновленных мальчиков пожаловался на боль в животе, а на осмотре рассказал врачу, что его папа и его друг спят в одной кровати. Доктор, заподозрив педофилию, сообщил «куда следует». Следственные органы провели обыски и в квартире пары, и у их родителей, причем в отсутствие хозяев дома. Ничего запрещенного не нашли.
Соседи отзываются об усыновителях исключительно положительно. Говорят, что оба интеллигенты, один из мужчин — преподаватель московского вуза. У усыновленных детей, как часто бывает с отказниками, масса неврологических диагнозов. Однако за годы воспитания в семье здоровье мальчиков значительно улучшилось.
«Семья с детьми сейчас в отпуске, — сообщил нам юрист Максим Оленичев, представляющий интересы усыновителя и его мужа. — Они наблюдают за событиями вокруг уголовного дела в отношении органа опеки и пока не приняли никакого решения (касательно возвращения в Россию, — прим. ред.). Родители будут определяться к концу отпуска, то есть в конце августа. Сейчас об этом не думают».
Семью поддержали в Совете по правам человека. Ответственный секретарь совета Ирина Киркора напомнила, что в России множество семей, где ребенка воспитывают, например, три женщины, — мама, бабушка и тетя — и что поводом для возбуждения дела может быть насилие в семье, но никак не ориентация родителей и их личные отношения.
Сколько еще однополых пар в России воспитывает детей, — собственных и приемных — неизвестно. Такие семьи боятся преследования, поэтому тщательно прячутся от лишнего внимания. Мы поговорили с некоторыми из них.
Анна и Лариса
Анна и Лариса вместе уже 6 лет. Их дочери 3 года. Когда девушки познакомились, обе, в принципе, были готовы к детям, через два года решились. Беременность и роды взяла на себя Анна.
«Мы начали искать клинику, врача, сдавать анализы. Был только один приемлемый для нас вариант: анонимный донор. Мы хотели исключить возможность правовых претензий на отцовство: нужна была стопроцентная гарантия, так как люди имеют свойство со временем менять отношение к тем или иным вещам», — вспоминает Анна.
Нашли клинику, выбрали по базе подходящего им донора, начали процедуру искусственной инсеминации. Врача Анна в свои отношения с Ларисой не посвящала, но доктор быстро все поняла. Сказала, что к ней уже обращались такие пары.
Первыми обо всем узнали родители девушек. «У них были опасения, потому что социум диктует иные ценности. У родителей был страх за нас и за будущего ребенка, — рассказывает пара. — Друзья поддерживали, но было и сочувствие: все понимали, что нам придется тяжело».
Анна говорит, что трудности были скорее бытовые, как во многих семьях с появлением ребенка.
Но есть и другие. Формально Лариса не может уйти на больничный по уходу за ребенком, не может отвести девочку в поликлинику. Может забрать из детского сада, если Анна предупредит воспитателей. Может погулять: на детской площадке не спрашивают паспортов.
Если с Анной что-то случится, формально Лариса для дочери — посторонний человек: «С точки зрения законодательства мы никак не защищены, мы не семья».
«Еще, конечно, трудно, что приходится скрываться, но мы это ожидали», — объясняет Анна.
Про папу дочь пока не спрашивала. «Если спросит, мы будем говорить, что не все семьи одинаковые. Что у кого-то мама и папа, у кого-то только мама, у кого-то только папа, у кого-то две мамы или двое пап. Пока для нашего ребенка существуют только мама и Лариса. Мы не стремимся обозначить для нее наши социальные роли, так как понимаем, что могут быть последствия», — говорят девушки.
К паре за советом обращались другие ЛГБТ-семьи, которые тоже планировали детей. «Решаться или нет — это дело каждого, советы тут неуместны, а вот опытом мы делились, — объясняет пара. — Позже в этих семьях появились дети».
Анна и Лариса подумывают и об эмиграции, так как каких-то подвижек к изменению отношения к подобным семьям не видят. «Прогресс очень медленный, и тут ключевое — государство, которое провозглашает, что мы извращенцы, что это дань моде и баловство. Запугивает людей, которые не решаются быть собой, в итоге заводят „традиционные“ семьи и живут несчастливо, — считает Анна. — Когда я была совсем юной, у меня были знакомые, которые открылись родителям, и те стали их водить по врачам и угрожать, что откажутся от них. Я благодарна своей маме, что она приняла меня. Она не совсем это понимает, но я ее ребенок, она любит меня. Ей тяжелее еще и потому, что мой старший брат тоже гомосексуален. Но он живет за границей, свободен, замужем, его никто не осуждает».
Ксения и Мария
Ксения и Мария сейчас живут в разных странах. Видятся каждые три месяца. Ксения с сыном проживает в Берлине. Мария работает в Москве, значительную часть заработанных денег отправляет семье. Хочет переехать, но здесь хорошая и высокооплачиваемая работа, которая позволяет Ксении с ребенком жить за границей, ни в чем не нуждаясь. Их переезд был вынужденным.
«Как и все семьи наподобие нашей, мы жили достаточно скромно и скрытно, — рассказывает Мария. — Всегда мечтали о ребенке и в один момент все же решились. Ни я, ни Ксюша с родителями особо не общаемся, поэтому с ними не советовались. Знали только несколько наших друзей. Был вариант попросить стать отцом общего друга, но мы как-то не решились, не хотелось ни от кого зависеть. Остановились на искусственном оплодотворении. Мамой стала Ксюша. Я как могла поддерживала ее всю беременность. Сын родился здоровым, крепким, обаятельным, мы были на седьмом небе от счастья».
Сын рос, пара даже задумывалась о втором ребенке, которого, возможно, родит Мария, хотя это было сложнее: девушка строила успешную карьеру, основной доход в семью приносила она. Трудностей с тем, чтобы растить ребенка, в ЛГБТ-паре не испытывали: никаких вопросов в поликлинике и детсаду не задавали.
До тех пор, пока Мария не поругалась с соседом. По мелочи, из-за парковочного места во дворе. Но мужчина оказался мстительным, а о характере отношений соседок он, как оказалось, догадывался. Он пришел вечером, в квартиру его не впустили, поэтому беседовали у порога.
«Разговор был на повышенных тонах, так что о нашей ориентации, видимо, узнал весь подъезд, — вспоминает Мария. — Он кричал, что-то требовал, я устала и захлопнула перед его носом дверь. Тогда он где-то нашел мой телефон и на следующий день начал закидывать меня сообщениями. Разговор был уже не про парковку, он писал, что натравит на нас опеку, полицию. Он смекнул, что у меня есть деньги и можно нас этим всем шантажировать. Просил за молчание».
Мария и Ксения спешно переехали из этого дома, благо квартира была съемной. Мужчину заблокировали, он писал с других номеров, блокировали и их. Постепенно все затихло, но страх остался.
«У него ведь есть мой телефон, наверное, он знает мои имя и фамилию. Да и много чего может узнать от арендодателя квартиры. В тот момент я поняла, как мы уязвимы. Попробуй с кем-нибудь поругайся, попробуй стать кому-нибудь невыгодным — и снова шантаж. Как избежать этого? Перестать скрываться. Но и это не наш вариант, потому что мы боимся не за себя, а в первую очередь за ребенка», — объясняет Мария.
Так в паре задумались об эмиграции. Рассматривали множество вариантов, лазеек. Оказалось, что в их случае проще всего перебраться в Германию. В стране разрешены однополые браки, и их семья имеет право на легализацию. Есть шанс получить политическое убежище, если получится доказать преследование на территории своей страны. «Но опять же, как доказать? В полицию я не обращалась, конечно же, СМИ про нас не писали, членовредительства никакого не было. Конечно, кое-какие шансы есть, и мы сейчас этим занимаемся, — объясняет Мария. — Но трудность в том, что я не хотела уезжать из своей страны, я здесь востребованный специалист, у меня здесь друзья. А там кем я буду работать? Вообще всю жизнь придется начать с нуля. Поэтому пока остановились на варианте раздельного проживания, мы смогли легализовать пребывание там Ксении и сына, я пока езжу к ним как турист. Так жить спокойнее, но мне не очень нравится».
Булат и Мира
Единственным, кто согласился поговорить с нами открыто, а не анонимно, оказался новосибирский ЛГБТ-активист, недавний кандидат в мэры Новосибирска (мужчина снял кандидатуру по причине отсутствия времени на кампанию, — прим. ред.) Булат Барантаев. Булат — отец пятилетней Миры.
Несколько лет назад его подруги, гомосексуальная пара, попросили Булата выступить донором. Он согласился. «Я всегда знал, что у меня будут дети», — говорит Барантаев.
Мира — так назвали девочку — растет с мамой и ее партнершей. В свои пять с половиной лет она не особо интересуется, кем ей приходится «тетя».
«Мы воспитываем дочь все вместе, и это прекрасно. У нас теперь просто одна большая семья. Скажем, её забирают к себе на каникулы мои мама и папа — её дедушка и бабушка, — рассказывает Булат. — Я общаюсь в формате, который напоминает всем знакомый вариант „приходящий папа“, когда родители развелись, но дружелюбно общаются. Мы с ней ходим в кино, на аттракционы, играем дома, гуляем. Я её вожу к стоматологу, на массаж».
Много времени папа Миры проводит за пределами страны. Но дочь содержит, воспитанием занимается, часто возит с собой в путешествия. Мама девочки не является ЛГБТ-активисткой и предпочитает не рассказывать о себе.
Булат говорит, что он родом с Алтая и, когда за столом собиралась вся его большая семья, он не особо вникал, кто кому кем приходится. Так и дочь.
«Я даже не скажу, кем по факту являются некоторые из самых близких родственников. Мне как ребёнку было (и сейчас также) всё равно. Если эти люди меня любят и я их люблю, какая мне разница, как это официально называется? Родственники, да и всё, — считает Булат. — У Миры не необычная семья, а вполне обычная. У неё один папа и одна мама, как у всех. Но в отличие от многих её папа и мама читают психологию, интересуются детским воспитанием, меняют своё поведение, учатся общаться между собой без скандалов, чтобы показать ребенку, как два человека могут искать и находить компромиссы. У нас же это желанный ребёнок, а не „по залёту“».
Как любой любящий отец, Булат рассказывает о своей дочери. Чем увлекается? Куклами. Куда любит ходить? В торговые центры. Что любить есть? Картошку фри.
Еще в свои 5 лет Мира объехала полмира.
Булат говорит, что ни от воспитателей, ни от врачей каких-то назойливых вопросов не слышал: «А какие могут быть вопросы? Мы с ними обсуждаем не сексуальную ориентацию».
Булат считает, что детских домов быть не должно.
«Дети должны жить в семьях, где они любимы. А ЛГБТ-семья это или нет, вообще значения не имеет, — считает Барантаев. — Я вам вышлю исследование немецкого министерства, которое показывает, что в ЛГБТ-семьях дети вырастают даже чуть более развитыми, поскольку усваивают разнообразие этого мира».
О чем говорит наука
На Западе существуют разные исследования таких семей. Больше всего публикаций родом из США. В 2006 году там был опубликован подробный метаанализ исследований ЛГБТ-семей с детьми, заказанный Американской академией педиатрии. «Более 25 лет исследований показали, что нет никакой связи между сексуальной ориентацией родителей и степенью эмоциональной, психосоциальной и поведенческой адаптации ребенка», — гласит основной вывод анализа. В этом же документе Американская психоаналитическая ассоциация утверждает: «Накопленные данные свидетельствуют о том, что главная потребность ребенка — привязанность к преданным, вовлеченным и компетентным родителям. Оценка личности или пары по этим родительским качествам должна проводиться без связи с сексуальной ориентацией».
В метаанализе указано, что в семьях, где оба родителя — женщины, дети не имеют проблем с гендерной идентичностью: мальчики считают себя мальчиками, девочки — девочками. Они лучше, чем дети из гетеросексуальных семей, относятся к идее иметь партнера своего пола, но процент гомосексуалов среди них сопоставим с процентом гомосексуалов в других исследуемых группах.
При этом есть некоторые (авторы анализа относят их к недостаточным из-за небольшого количества участников) данные об ориентации детей, воспитанных двумя мужчинами. Согласно одному из исследований, 9% мальчиков, выросших с двумя отцами, считают себя гомо- и бисексуальными.
Крупное исследование однополых семей опубликовано в 2009 году в Германии. Его авторы утверждают, что дети из «радужных семей» не уступают детям из других типов семей в своём половозрастном развитии, в отношении к возрастным изменениям собственного тела, в вопросах межличностных отношений с друзьями, интимных отношений, социального взросления и независимости от родителей.
К похожим выводам пришли группы ученых в Нидерландах, Австралии. Есть и альтернативные исследования.
«Вопрос влияния сексуальной ориентации родителей на психику их детей в будущем крайне неоднозначен, — комментирует психолог центра „Песочный мир“ Алина Степнова. — Да, подавляющее большинство лонгитюдных (когда наблюдается одна и та же группа объектов в течение длительного времени, прим.ред.) исследований показывает, что никаких различий между детьми в традиционных и нетрадиционных семьях не существует (за исключением детей бисексуальных родителей, у которых отмечались нарушения поведения). Известная шутка , что множество россиян воспитаны однополыми семьями, — мамой и бабушкой — косвенно подтверждает это. Однако существуют и другие исследования. Например, доктор социологии Марк Регнерус в Техасском университете в Остине (США) в 2012 году представил данные о том, что дети в гомосексуальных семьях значительно чаще обращаются к психотерапевтам, склонны к самоубийствам, у них выше риск инфицирования ЗППП и да, им присуще расстройство половой идентификации».
Исследование Марка Регнеруса резко раскритиковали, хотя в работе профессор подчеркивал, что исследование не является лонгитюдным и не может быть использовано для установления причинно-следственных связей.
Психолог Алина Степнова отмечает: однозначного мнения об особенностях таких детей в научном сообществе пока что нет. Однополые браки легализованы сравнительно недавно, исследования таких семей начаты ещё позже.
«Мне сложно поверить в то, что пол родителей — несущественный фактор, потому что он тянет за собой много отличий: в „нетрадиционных“ семьях дети либо приёмные, либо имеют родство только с одним из родителей; у них перед глазами нет ролевой модели межполового общения; они часто подвергаются насмешкам сверстников (детям толерантность чужда), — считает Степнова. — Всё это не может не влиять на психику тем или иным образом. И, хотя любящая семья всегда предпочтительнее, чем расти даже в самом хорошем детском доме, таким детям необходимо психологическое сопровождение, которое может помочь или предупредить возможные нарушения в психике».
В России подобные исследования пока не проводятся. Большинство таких семей с осторожностью рассказывают о себе даже анонимно. В процессе подготовки материала очень многие просто боялись говорить об этом.
«Зачем нам это? Многие „наши“ аккаунты в соцсетях удаляют. „Пила“ (анонимное интернет-движение, публикующее угрозы представителям ЛГБТ, — Прим.ред.) вон обещает всех покрошить. Мы живем, никого не трогаем, счастливы, нас все устраивает», — комментирует еще одна пара, Анна и Ольга. Они живут вместе 8 лет, имеют совместный бизнес.
Анна родила дочь много лет назад от родного брата своей девушки: он выступил донором. С той подругой Анна рассталась, дочь воспитывает как мать-одиночка. Когда встретила Ольгу, та заявила, что тоже хочет ребенка. Ольга родила с помощью ЭКО, и теперь ее маленькая дочь считает ребенка Анны двоюродной сестрой.
ЛГБТ и усыновление
Детский психолог Центра медицинской профилактики Челябинска Дмитрий Лазарев приводит статистику, которая, как минимум, удивляет. По мнению Лазарева, порядка 60% усыновителей всех детей в России — люди, имеющие гомосексуальные контакты. Это мужчины и женщины, о которых в основном знают соцслужбы и психологи. Но статистика неофициальная, эти данные не значатся ни в каких отчетах, зато выявляются на основе анонимных опросов. Поэтому однополых семей, воспитывающих приемных детей гораздо больше, чем кажется.
«Я работал заведующим выездной психологической службой в Челябинске, мы занимались опекаемыми детьми в регионе. При областном центре действовала школа родительства, которую должен был пройти каждый, кто желает взять ребенка из детского дома. После ее прохождения родитель должен был пройти психологическую диагностику. В некоторых спорных случаях подключали и психотерапевтов», — рассказывает Лазарев.
По словам Дмитрия, в первую очередь их интересовали медицинские отклонения, например, склонность к эксгибизицонизму, вуайеризму, а не ориентация будущих приемных родителей.
Дмитрий считает, что ребенок, воспитывающийся в однополой семье, может ощущать диссонанс. «Что такое семья с точки зрения детской психологии? Это мужское и женское поведение, некие роли. Особенно важно это для ребенка допубертатного периода. И я ни в коем случае не считаю, что семья может быть исключительно гетеросексуальной. Мама — это тепло, забота. Папа — сила, защита. Точно так же, как и в однополой семье с передачей этих ролей могут возникнуть проблемы, так и в семье, где, например, только одна мама, они могут возникнуть».
На условиях анонимности директор одного из детских домов Челябинска сказала, что не видит в подобных историях ничего плохого: «Я ни разу не наблюдала и не знаю случаев, чтобы геи-усыновители насиловали своих детей или как-то им вредили. А ведь именно этого боятся гомофобы и подстраховщики, предлагающие немедленно изымать детей из-под опеки семей с нетрадиционной ориентацией. Я знакома с достаточным числом усыновителей из числа ЛГБТ. Когда-то для себя читала психологическую литературу, чтобы разобраться в том, можно ли доверить детей „другим“. Поверьте, чтобы взять ребенка в семью, любой усыновитель проходит целый квест: согласования, анализы, собеседования, проверки. Абы кто этого просто не выдержит. Эти люди действительно мечтают о детях».
По словам руководителя детдома, она уже научилась на глаз предполагать, какой ориентации усыновитель обращается к ней. И гомосексуалы, как правило, менее требовательны к потенциальному сыну или дочери, просят лишь ребенка какого-то определенного пола. В то время как некоторые семьи ищут «или похожего на себя внешне, или максимально здорового, или строго белокурую красавицу, или в чем-то талантливого».
