«Они нам в спину с мужем кричали: „У вас был „калечный“ ребёнок. Не мы его такого больного родили“», — Кристина Черкашина стоит рядом с могилой своей трехмесячной дочки и плачет. Слова врачей, брошенные в след им с супругом после смерти маленькой Вики, кинжалами впились в душу. Девочку уже не вернуть, но Кристина верит, что медики, пропустившие серьёзное заболевание у ребёнка, заслуживают наказания.
«Что, самая умная?»
Кладбище на окраине Волгограда. Сюда Кристина Черкашина приезжает каждый день. Здесь могила её маленькой дочки Вики. Малышка родилась 17 января и умерла ровно спустя три месяца — 17 апреля — в детской инфекционной больнице Волгограда. Эти несколько недель, проведённые в учреждении вместе с дочкой, Кристина вспоминает с ужасом.
Всё началось в конце марта, когда Кристина заметила, что дочка тяжело дышит, у неё одышка. На приёме врач-педиатр выдала направление в детскую клиническую больницу. Там Вику осмотрели, сделали рентген, который сразу показал: у девочки очаговая правосторонняя пневмония. Но, узнав, что у ребёнка открытый артериальный проток сердца, в госпитализации отказали. Причина — если что, у них нет реанимационного отделения. Так Кристина с Викой оказались в детской областной клинической инфекционной больнице.
«Нас там встретили очень грубо, — вспоминает Кристина. — Когда я показала врачу снимки, он их, едва просмотрев, бросил: „Снимки сделаны неправильно. Вам здесь не место. Мамаша, пишите отказ“. Я пыталась что-то возразить, но в ответ получила: „Ты что тут — самая умная?“»
Но Кристина не стала писать отказ. Другая врач сказала, что просто так у маленьких детей одышки не бывает, и уговорила остаться в больнице. Неделю Вике кололи антибиотики, а спустя время выписали домой, сказав, что девочка здорова, хотя одышка по-прежнему сохранялась.
«Ребёнку нужен кислород»
В начале апреля Кристина вместе с дочкой поехала на плановый приём в волгоградский кардиоцентр. Детские кардиологи не видели ничего страшного в открытом артериальном протоке и говорили, что к полугоду он может закрыться самостоятельно. Но всё же госпитализировали ребенка. Через несколько дней Вика стала кашлять. Снова сделали рентген. Обструктивный бронхит. Диагноз «пневмония» под вопросом.
«Нас опять отправили в ту же больницу, — вспоминает Кристина. — Встретил нас тот же врач. Он снова обвинил меня в том, что рентген сделан неправильно, не в тех проекциях, сказав дословно: „Ребёнок розовый, в данный момент дышит сам, в реанимации не нуждается!“ Нас отправили обратно в инфекционное отделение, где даже нет кислорода в баллонах».
Положили Кристину и Вику в общую палату, где находились ещё двое больных детей. На все уговоры — перевести в отдельный бокс, назначить современные виды обследования и лечения — врачи отвечали: «Ничего не нужно. У нас самое лучшее оборудование и препараты».
Девочке делали ингаляции, от которых она задыхалась. Открывали настежь окно, чтобы проветрить палату, мотивируя тем, что «ребёнку нужен кислород».
«Дочке делали насильно ингаляции, но ей становилось только хуже. А после и вовсе всё пошло как в фильме ужасов, — вспоминает Кристина Черкашина. — Заведующая отделением взяла у меня дочку и встала напротив открытого окна. Говорила, что больше ничем не могут помочь. Только так ребёнок получает кислород, а у них нет ничего другого. Врачи не делали ничего! Ни отсоса слизи, ни других действий, которые могли бы помочь малышке. Прошло какое-то время, пока врач Анна Александровна отправилась договариваться с реанимацией со словами: „Это вам не кукла!“»
«Калечный ребёнок»
В итоге Вику положили в палату интенсивной терапии, выдали список необходимых вещей, которые нужно приобрести и принести в отделение. Среди них — моющее средство для посуды, сантехники и стёкол, туалетная бумага и клеящий карандаш.
Но было уже поздно. Время упустили. У девочки открылось желудочное кровотечение. Родителей в реанимацию не пускали. Разрешили зайти только священнику, который успел крестить девочку 16 апреля. Через день ребенка не стало. Отчаявшиеся родители пытались забрать хотя бы крестик, когда услышали в спину страшные слова: «У вас был „калечный“ ребёнок. Не мы его такого больного родили».
Кристина признаётся, что они с супругом едва сдержались, чтобы не ответить на такие обвинения. «Такие слова не то что доктор, обычный человек не должен говорить», — уверена Кристина.
Каждый день она приходит на кладбище к своей дочери. Приносит новые игрушки и цветы. Некоторые медведи и куклы пропали. Видимо, кому-то приглянулись новые вещи на детской могиле.
«Всё, чего я хочу, — это чтобы они больше никогда не работали в медицине. Пусть живут себе, радуются жизни, видят белый свет, но чтобы к лечению детей, да и вообще людей, не имели никакого отношения. Разве только полы в больнице мыли, — говорит Кристина. — Врач-реаниматолог лично мне клялся богом, прощения просил, за то, что дочке без согласия делали переливание крови. Обещал, что всё будет хорошо, только не надо заявлять никуда в полицию. А в итоге мы теперь приходим сюда».
Сегодня в отношении медиков возбуждено уголовное дело по ст. 109 УК РФ («Причинение смерти по неосторожности»). Расследованием занимается Следственный комитет Волгограда. Интересы семьи Черкашиных представляет адвокат, который ведёт дело Арама Мачкаляна: его жена и новорождённый сын умерли в роддоме Волгоградской области. Подробнее>>
«Женя увядает». Как новороссийский пациент стал заложником больницы 
Смерть при родах. Для врачей это просто случай... 
Зита ушла с улыбкой. Почему умерла одна из разделённых сиамских близнецов 
Расстрелянное детство: история школьника Владика, пострадавшего в Горловке 
