Преподаватель вуза или учёный из академического института в зоне СВО — редкость. Программист, заместитель начальника отдела Национального исследовательского ядерного университета «МИФИ» Антон Трутце пошёл на фронт добровольцем с позывным Доцент в 2022 году.
В беседе с aif.ru он рассказал, как это было, и проанализировал изменения в ведении боевых действий, с точки зрения науки.
«Теперь взгляд от земли не отрывается»
Дмитрий Писаренко, aif.ru: Как вы попали на СВО?
Антон Трутце: Я с 2014 года поддерживал Донбасс, старался материально помогать через различные организации. В апреле 2022-го сходил в военкомат, но там мне сказали, что резервисты не нужны. А я офицер запаса, за спиной — военная кафедра в МИФИ.
Тогда поискал в интернете варианты, как пойти добровольцем, и нашёл предложение от отряда БАРС-13. 25 апреля принял решение ехать, 29-го был в Ростове, а 12 мая мы уже заходили «за ленту». Это был обычный стрелковый батальон: стрелковые роты, миномётная батарея, подразделения обеспечения — взвод связи, повара, водители...
— Чем именно вы занимались?
— Когда я ехал туда, был готов выполнять любые задачи. Но так получилось, что меня как технически грамотного специалиста назначили на должность связиста. Потом стал начальником связи отряда.
Заниматься приходилось разным — копать, провода тянуть, сутками на радиостанции дежурить. По большей части тянул и чинил проводную связь под обстрелом. Мотаешься на «буханке» по лесу, чинишь постоянно обрывы, а лес заминирован, и на него периодически падают снаряды и мины. У нас были подрывы в основном на растяжках, а потом противник начал использовать «лепестки» — маленькие фугасные мины. Ими стреляли прямо по населённым пунктам, и среди мирных жителей было много подрывов, потому что в траве их не видно. Просто ногу отрывает, и всё. Местные лопатами эти «лепестки» собирали и сваливали куда-нибудь.
Когда я в Москву вернулся, стал ходить, постоянно глядя под ноги. И сейчас, когда с собакой гуляю и захожу на газон, взгляд от земли практически не отрывается.
«Нет никого ближе боевого товарища»
— Как отнеслись в университете к тому, что вы уехали на СВО?
— Нормально. У меня контракт был на три месяца. Впереди было лето, я подсобрал отложенный отпуск, который у меня был, и написал заявление «за свой счёт». Коллеги и начальство полностью приняли и поддержали моё решение.
В БАРСе тоже коллектив подобрался хороший, отношения были прекрасные. Замечательный командир, начальник штаба, зам по работе с личным составом. Люди все были с разными биографиями и с разных концов страны. Были русские, украинцы, азербайджанцы, евреи, грузины... Люди разных религий и политических взглядов. Тут надо понимать специфику: когда ты находишься на войне, у тебя нет никого ближе боевого товарища. Потому что именно он, если что случится, будет тебя вытаскивать.
— Вузовских преподавателей, учёных из академических институтов доводилось там встречать? Считается, что в этой среде высок процент людей либеральных взглядов...
— Я с таким мнением не согласен. Знаю не одного человека из высшей школы, кто пошёл воевать. У меня был позывной Доцент, хотя я доцентом не являюсь. Между тем у нас в подразделении был реальный доцент. Были вузовские преподаватели. Да и из МИФИ, где я работаю, некоторые по частичной мобилизации отправились на СВО. Так что обобщать я бы не стал.
Ещё когда я учился на военной кафедре, у нас были офицеры с опытом Афганистана. И мне реально пригодились их советы. Они рассказывали, насколько важно на войне всё планировать, брать на себя ответственность. Что имеется в виду? Когда городской человек в обычной жизни сталкивается с какой-то опасностью или неприятной ситуацией, он чаще всего начинает искать, кто бы мог эту проблему решить. Звонить в службу спасения, полицию и т. п.
А на войне ты всё делаешь сам. От тебя самого зависят твое здоровье, самочувствие и, в конце концов, жизнь. Если ты сам что-то не организовал (простой пример — не сделал себе надёжное укрытие), пенять будешь только на себя. Это важное правило — не перекладывать на других ответственность, а всё делать самому. Такого в нашем обществе в целом не хватает.
— По истечении контракта вы вернулись к работе? Было желание продлить его или поехать второй раз?
— Я планировал поехать в 2023 году, но минимальные сроки контрактов увеличили до шести месяцев. В таком случае пришлось бы бросить работу. Да и мне не 30 лет уже, а 45 — здоровье сказывается. Уйти на полгода, признаюсь, было бы тяжело.
В общем, я вернулся в МИФИ, вытряс из ушей «воду» от микроконтузий и приступил к своим обязанностям — работе с компьютерами и студентами. Но если придёт повестка, то, конечно, сразу откликнусь. И сейчас помогаю фронту, как могу.
Воевать по-старому стало невозможно
— Принципы ведения боевых действий в 2022-м и в 2025-м различаются кардинально. Главенствующую роль сейчас играют дроны. Пытались с научной точки зрения анализировать происходящее?
— Несмотря на то, что по профессии я программист, интересуюсь военной техникой и историей. Очевидно, мы уже запрыгнули обеими ногами в новую военную революцию. Это можно сравнить с ситуацией XVI века. Тогда появление и распространение пороха привели к радикальному изменению военного дела. Возникли регулярные армии, учебные заведения для подготовки командиров. В итоге поменялась и экономика.
Да, роль дронов сейчас колоссальная, но дело не только в них. Происходит революция, связанная с обработкой информации. Сочетание средств разведки, передачи и обработки данных позволяют радикально увеличить осведомлённость любых звеньев (вообще всех) на поле боя, от отдельного бойца до командования в штабах. Сейчас есть техническая возможность практически мгновенно доводить любую информацию до того, кому она нужна, и мы на пути к её реализации. Можно практически мгновенно получить информацию о цели, спланировать ее поражение, передать приказ нужной батарее или расчёту дроноводов.
Кроме того, дроны — это очень дешёвое и при этом высокоточное средство поражения. Сейчас fpv-дрон стоит 50 тысяч рублей. Для оружия это копейки. Для сравнения, закупочная цена 155-миллиметрового снаряда в Европе — от 4 до 8 тысяч евро. То есть 400-800 тысяч рублей! При этом снаряд неуправляемый, а дрон управляемый.
В руках подготовленного оператора дрон даёт фантастические возможности. Можно доразведать цель перед атакой, поразить её с любого ракурса или в наиболее уязвимое место. Можно координировать удары нескольких дронов и т. д.
Фактически это привело к таким изменениям, что воевать по-старому стало невозможно. Исчезла возможность массированных атак, как было, например, в Великую Отечественную войну, когда концентрированным ударом, массой артиллерии, брони и пехоты можно было пробить оборону на тактическую глубину. Сейчас этого сделать невозможно: вы даже не успеете сосредоточить силы. Они будут вскрыты разведкой противника и поражены на этапе сосредоточения.
— Уже и чёткой линии фронта, наверное, нет?
— Линия боевого соприкосновения стала эфемерным понятием, это, скорее, такая «серая» зона глубиной 20-30 километров.
— Каков же выход? Что позволит совершить прорыв?
— Ещё со времён Суворова считалось: чтобы противника победить, надо его удивить. Нужно поставить его в такие условия, чтобы у него не было возможности принимать решения, адекватные обстановке.
Есть такое понятие, как цикл Бойда. Это цикл от наблюдения обстановки до совершения действия. Чтобы достичь победы, надо сделать свои циклы более быстрыми и улучшить качество принимаемых решений. Тогда противник просто не будет успевать: к тому моменту, когда ему надо будет принять решение или совершить действие, информация устареет. Проще говоря, обстановка изменится.
Упреждение противника в этом цикле Бойда и становится первостепенной задачей. Причём на любом уровне — от командира штурмовой группы до главнокомандующего. У нас есть в этом позитивные подвижки.
Лазер против дронов
— Как бороться против дронов? Помогут средства РЭБ?
— Волшебного средства, что вот сейчас что-то такое включат, и все дроны с неба попадают, нет и не будет. Противодействовать надо комплексно, и работу эту должна вести автоматизированная система управления. Причём одновременно она должна учитывать и наши дроны, чтобы не стрелять по своим. Такая прорывная разработка даст сильное преимущество.
Если говорить о средствах самообороны — хорошие перспективы у лазерных технологий. Уже есть лазеры, способные сбивать не только беспилотник, но и, например, снаряд. У таких установок минус: они стоят очень дорого. Но есть и плюсы. Во-первых, сам выстрел обходится дёшево. Во-вторых, лазером не надо брать упреждение — свет идёт по прямой и поражает цель мгновенно.
Думаю, такое оружие придётся весьма кстати, когда будут внедряться роевые системы дронов — сотни и тысячи мелких беспилотников.
— Какие перспективы у роботов?
— Они уже используются. Поскольку любое перемещение в «серой» зоне — огромный риск, для снабжения всё чаще используются наземные робототехнические комплексы — роботележки. Такого раньше не было. Беспилотник — это, можно считать, тоже робот. Но уверен, рано или поздно (может быть, уже лет через пять) будут воевать друг с другом и наземные роботы. Наверняка для управления частично будет применяться и искусственный интеллект. Правда, решения всё равно пока предстоит принимать человеку. А что дальше будет — посмотрим.
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
