Светлану Акимченкову задержали в Мариуполе, едва ей исполнилось 19 лет. СБУ обвинила девушку в убийствах, сепаратизме, терроризме. В итоге без приговора суда её продержали в тюрьме почти 3 года, пока в конце декабря не обменяли на находившихся в плену у ДНР украинских военных. Света рассказала АиФ.ru о том, за что в сегодняшней Украине можно попасть за решетку и в каких условиях содержат «политических» заключенных.
Светлана родилась в селе Стародубовка Донецкой области. В раннем детстве вместе с семьей переехала в Мариуполь. Окончив школу, поступила в Донецкий лицей связи, училась на оператора почтовой связи-телеграфиста. В январе 2015 года в разгар боевых действий всех студентов отправили из Донецка по местам прописки. Света вернулась в Мариуполь, где сняла домик за 4,5 тысячи гривен. Денег на аренду не хватало, ей помогал донецкий друг Алексей.
— Однажды в феврале Лёша попросил меня помочь его товарищу поселиться в Мариуполе в гостиницу. Я предложила пустить его пожить в свободной комнате. Через несколько дней приехал Николай. Я его впервые тогда увидела. Молодой аккуратный парень. Худенький, небольшого роста, одет в гражданское. Я подозревала, что он может быть как-то связан с ДНР, но никаких подробностей не знала. Даже толком не разговаривала с ним. Отдала запасной комплект ключей и объяснила, какой транспорт ходит неподалёку. Дней десять он оставался в доме, но собирался уже скоро уехать. Я приезжала туда раз в три-четыре дня. А жила либо у мамы, либо у друзей.
В 9 утра 27 марта я выходила из подъезда дома, где ночевала у знакомых. На улице меня схватил за руку незнакомый молодой человек. Не представляясь, он махнул перед глазами каким-то удостоверением и грубо начал требовать мой телефон и паспорт. Положив в карман мои документы, вместе с другим подельником он силой запихнул меня в чёрную иномарку. В машине уже находилось двое людей. Еще двое сели по бокам. Оказалось, что задерживать меня приехала целая армия: неподалеку стояли машины с эмблемами СБУ и «Сокола» (спецназ украинской полиции). По дороге ничего не объясняли. Только называли меня подельницей террористов и обвиняли в убийствах разных людей.
Допрашивали только матом
Сначала привезли в здание УБОПа. Отвели в комнату без окон со столом и тремя стульями. Кроме меня там находилось еще человек шесть-семь тех, кто допрашивал. Начали прессовать. Обвиняли в причастности к взрыву моста и перестрелке на посту ДПС, случившейся 23 февраля. Тогда был застрелен полицейский и еще несколько было ранено. Так я узнала о том, что проживавший у меня Николай Гриненко участвовал в тех событиях, а его напарник при этом погиб. Как и о том, что дом, который я арендовала, силовики взяли штурмом. Николай успел застрелиться. По словам одного из эсбэушников, им не хватило пятнадцати секунд, чтобы взять его живым. Потом я несколько раз думала, что Коля поступил правильно. Не факт, что его не запытали бы до смерти.
Украинские СМИ сообщали, что спецподразделение «Сокол» и подразделения Национальной гвардии Украины 27 марта 2015 года проводили в Ильичевском районе Мариуполя задержание опасного преступника Николая Гриненко, который 23 февраля 2015 года при задержании убил сотрудника спецподразделения «Сокол» и ранил двоих бойцов. Со ссылкой на начальника милиции Донецкой области Вячеслава Аброськина журналисты сообщали, что, когда Николай понял, что дом окружен, он покончил жизнь самоубийством. По словам Аброськина, милиция области объявляла премию 100 тысяч гривен за информацию, которая поможет поймать этого преступника. «Мы не получили от местных жителей ни одного такого сообщения, поэтому деньги остаются в нашем премиальном фонде», — сообщил начальник МВД.
Съехавшимся журналистам меня представляли как боевую подругу Гриненко. Трое суток держали в УБОПе. Не давали позвонить. Не предоставляли адвоката. На допросах разговаривали в основном матом. Один из них, посчитав, что я ему что-то не рассказала о своих передвижениях, с ходу ударил по голове. Другой при этом сочинял мое чистосердечное признание. Орали, требовали говорить правду. Я не знала, что ответить. В итоге у меня оказались еще трещины в ребрах, громадные гематомы и другие травмы. Осматривавший меня врач сказал следователю что-то такое, что меня перестали трогать физически. Отправили в изолятор временного содержания. Держали там почти две недели в одиночной камере. Обрабатывали психологически. Допрашивали, как в фильмах: с лампой, направленной в глаза. Называлось это «разговор по душам». Человек, задававший вопросы, представился генералом. Фамилий никто не называл. Давили на родственников. Угрожали, что заберут младшую сестру, которой было в тот момент 13 лет. Надевали на голову мешок, бросали в машину и катали, обещая то отдать правосекам («Правый сектор», организация, запрещенная в России, — ред.) или спецназовцам из «Альфы» СБУ, то отправить в аэропорт Донецка, где в этот момент шли очень кровопролитные бои. Требовали сдать остальных членов группы. Я не знала, что им ответить.
Сначала хотели, чтобы я призналась аж по семи статьям: от участия в террористической организации до убийств. Я отказалась. В суде многие обвинения рассыпались. Ведь я физически не могла совершить эти преступления. Просто находилась в это время в Донецке, а не в Мариуполе. В итоге остался только терроризм и незаконный оборот оружия. Государственный адвокат заявлял в суде, что в момент совершения некоторых преступлений я была несовершеннолетней. Прокурор просил дать десять лет.
В итоге в следственном изоляторе я провела 2 года и 10 месяцев. Вину не признавала... Сейчас кажется, что это все несложно рассказывать. Но когда заканчивается третий год заключения, приговора нет, а будущее совершенно неизвестно, то подкатывает жуткое отчаяние. Слезы кончились еще в первые полгода.
«Поливали водой и били электрошокером»
Я побывала в нескольких камерах. Условия были ужасные. Тараканы. Жуки. Страшно кусачие клопы. Жуткая сырость, плесень... Свидания не разрешались. Еда была такая, что я ее даже ни разу не пробовала. Ела только то, что передавали с воли. Мечтала купить себе огромную пиццу.
Хотя мой случай был еще не самый страшный! В камеру заносили женщин после допросов, часто без сознания. Они по несколько суток не могли оклематься. Лежали и мочились под себя. Одной моей знакомой руки скручивали за спиной и подвешивали в позе «ласточки» на восемь часов. Других раздевали догола, накрывали матрацем, поливали водой и били электрошокером.
Причины задержаний были часто совершенно надуманными. Со мной сидела Виктория из Волновахи, работавшая в коммерческой фирме. Сначала место, где находилась ее работа, контролировала ДНР. Потом его оккупировали ВСУ. И, хотя никакой помощи военным она не оказывала, Виктории предъявили обвинение в пособничестве сепаратистам.
«От украинского гражданства откажусь»
Накануне обменов ко мне приходили и спрашивали о согласии на участие в этой процедуре. Первый раз спрашивали еще в 2016 году. Я очень обрадовалась. Но меня не взяли. Когда в очередной раз начался такой разговор, я уже не верила. Думала, осудили бы уже скорее, отсижу и выйду... Но в шесть утра 14 декабря 2017 года меня потребовали из камеры с вещами. В девять утра началось заседание суда. Там сменили меру пресечения. Дали обняться с мамой и сестричкой. И отвели в подвал. К вечеру посадили в машину СБУ и отвезли в Светогорск. И с 14 по 27 декабря держали там в камере. До последнего не было уверенности, что обмен состоится.
В итоге нас рассадили по автобусам. Повезли. Около шести часов простояли на линии соприкосновения, потом еще три часа ждали, когда ОБСЕ сопроводит украинских военнопленных. И только потом мы отправились в Донецк.
Сейчас я пытаюсь восстановить физическую форму. Организм очень ослаб, мышцы пока плохо слушаются. Когда приведу себя в порядок, пойду на подготовительные курсы: хочу поступать в медицинский вуз. Диплом надеюсь получить российский. И работать тоже надеюсь в России. Гражданство попробую получить, от украинского, безусловно, откажусь. Кстати: сейчас суд надо мной в Мариуполе продолжается. Меня же не амнистировали. Так что я уже объявлена в розыск.
