Сегодня в Екатеринбурге простились с погибшим в зоне СВО военкором РИА Новости Ростиславом Журавлевым. Церемония прошла в Доме офицеров — журналиста похоронили с воинскими почестями, как настоящего солдата, павшего на поле боя. Наш коллега Андрей Гусельников из Екатеринбурга еще при жизни Ростислава, которого называл Ростиком, взял у него интервью, которое aif.ru публикует сегодня.
От автора. Мы с Ростиком были знакомы девять лет. Он «благословил» меня на военкорство: осенью 2014-го я сменил его в должности собкора Ура.ру в Донбассе, и именно он дал мне первые полезные советы, как работать «за ленточкой». В 2022-м ситуация повторилась: я приехал в Донецк в марте, а он был в ДНР с самого начала СВО и помогал мне «освоиться».
Вечером 14 марта (день, когда по центру Донецка ударила «Точка У») мы встретились в отеле «Централь», и я записал небольшое интервью с ним. Но оно тогда не вышло: начался Мариуполь, материалов для съемок было так много, что мы не успевали спать. Я отодвинул его в долгий ящик, но потом потерял файлы. Уже после смерти Ростика, разгребая архивы в поисках его фото, я нашел это интервью. Пусть оно выйдет в память о нашем погибшем товарище-военкоре.
— Ростислав, ты когда приехал в Донецк?
— 23 февраля. С тех пор здесь.
— Не меняешься ни с кем? Многие журналисты, съемочные бригады «ротируются» — пожили две недели — на отдых...
— Зачем? Перестроиться на другой образ жизни, привыкнуть к нему, а потом уехать? Здесь же полностью перестраивается психика, организм, ты привыкаешь есть не вовремя, у тебя завтрак может быть вечером. Приедешь туда — а там люди, не знавшие войны. Я вообще не представляю, что сейчас в России творится.
— Не боишься, что затянет? В 2014-м она затянула тебя настолько, что ты ушел воевать...
— Пусть это останется, как миф.
— Теперь твоя война — как журналиста?
— Роль информационной войны сильно возросла. Я просто хочу исполнить возложенные на меня профессиональные обязанности. Первым делом самолеты, женщины — потом. Надо завершить начатое.
— В чем разница между 2014-15-м годом и сейчас?
— Здесь сейчас работает армия. Это военная машина, это система — планомерная, четкая — не как было раньше. Да, 2014 год — это было очень романтично, время было такое духоподъемное. Да, махновщина была, анархия. А здесь есть цель, задачи, идет военная машина, все четко понимают: что мы делаем, как мы делаем, чем все это закончится. Идет работа на поставленные цели. А тогда же, в 2014-м, не было никакой определенности! Никто ничего не знал. Когда все начиналось, несколько раз перекраивали, взламывали матрицу постсоветского пространства. Сейчас идет завершение.
— Помню, что ты сам военкоришь с 2014-го, но удалось где-то поучиться военкорству?
— Я проходил курсы экстремальной журналистики «Бастион» — там надо через бревно перепрыгнуть, еще какую-то фигню сделать. Была тактическая медицина — вот это классно, это полезно. Но там, на этих курсах, не учат, как договариваться с людьми, как добыть сим-карту, как найти себе жилье, как скорешиться с вояками, чтобы тебя взяли куда-то. Как достать то, что нельзя достать в условиях дефицита. На самом деле эти вопросы быта, например починки автомобиля, да банально — поиска одеяла, они крайне важны.
Военкорство, то, чем мы занимаемся, это на 50% решение вот этих, казалось бы, второстепенных вопросов. А через бревно перелезть... Может быть, для начала и надо. Но я за то, чтобы военкоров готовили сами профессиональные военкоры. Причем мир меняется — опыт надо нарабатывать и постоянно совершенствовать. Все, что можно было исполнять в 2014 году, здесь, спустя восемь лет, уже не работает.
Плюс у нас в стране нет четкого понимания информационной войны. Я считаю, что от тактики «пулов» надо отходить — это прошлый век, когда все картинки по 10 раз пересогласовываются. Зачем? Мы, профессиональные военкоры, понимаем, что можно показывать, а чего нельзя, мы прекрасно знаем все правила игры. Потому что иначе как? Мы что, бойцов подставим? Выдадим их позицию? Нет, конечно. Мы знаем, через сколько что выдавать.
— Может, действительно приглашать на журфаки Пегова, Стешина, Журавлева?
— Да не только — военкоров же много!
— Кто — самые яркие, крутые?
— Высшая лига — это, конечно, Пегов, Поддубный, Сладков, Коц. Эти люди — «законодатели мод», задают планку. Но сейчас пришла новая волна военкоров, появляется много интересных людей. И это хорошо: профессиональные военкоры нужны, чтобы не посылать все время одних и тех же. Если раньше «горячие точки» были эпизодически, то сейчас такое время.
— Твой прогноз, сколько еще продлится спецоперация?
— Кто его знает! По сравнению с 2014 годом здесь масштабы другие. Но, главное, здесь все идет планомерно. Никто же не говорил, что будет блицкриг. Все сложно. Но кто и когда в мире проводил такие операции? Со времен Второй мировой войны такого масштаба не было. Сколько надо, столько и продлится.
— А сколько времени потребуется, чтобы у украинцев мозги очистились?
— Мне кажется, нужно поколение. Они воспитали поколение нацистов — нам нужно еще поколение, чтобы денацификацию провести. Это учебники истории, школьные программы — огромная задача, но по-другому не получится.
— Из последних поездок в сторону линии фронта что больше всего удивило, зацепило?
— Панорама горящего Мариуполя (жуткое зрелище). Возвращение Волновахи, люди, вылезающие из подвалов на улицу, — весь этот апокалипсис.
И контраст. Когда мы перешли линию разграничения и наши войска начали гнать ВСУ с нацбатами, мы заходили в абсолютно целые села. Вот село в ДНР и вот село в 10 км, на территории бывшей уже Украины. Тут все разбомблено, а там полностью целые дома! Люди не знали войны! А тут у них неделька войны, потом ВСУ отогнали дальше, а люди в шоке: ой, у нас газ не работает, еще что-то... Блин, ваших соседей восемь лет бомбили, в селе в 10 км от вас камня на камне не осталось.
Вот это вот поражает. И стойкость донецких людей: обстрел — да, страшно, но люди не ховаются, они привыкшие. Обстреляют Донецк, а трамваи, троллейбусы как ходили, так и ходят, люди живут себе. Нам не верили, когда мы говорили о том, что люди восемь лет под обстрелами живут.
— Ну а как? Ты же сам говоришь, что задача перепрошивки мозгов — самая сложная...
— Наши НКВД-шники рассказывали: когда в 40-50-е года бандеровцев доставали из их нор, как их завербовали? Везли в большой город, в Киев. Показывали: смотри, здесь ходит транспорт, тут мороженое продают, тут театр, фонтан. Они были в шоке — не верили, думали, что вся их Украина и весь мир — это хутор с поросятами и лес. Они не представляли себе, что такое Советский Союз, как живут в нем люди.
То же самое и здесь. У кого-то из наших военкоров был сюжет: селюка из Западной Украины отводят в ресторан в центре Донецка, и он первый раз в жизни видит суши. Надо показать им, что есть нормальный мир. Не этот ублюдочный, нацистский, жовто-блакитный, который они создали, а то, как мы живем. Просто показать, что есть другая, нормальная жизнь — без оголтелого украинства, нацизма, отрицания всего русского. В котором они могут получить настоящую независимость и суверенитет.
Они просто не знают, что этот мир существует. Не венская опера с вафлями — максимум, что они могут в Европе, это у поляков унитазы чистить и клубнику собирать. В капиталистической системе кому нужна их пшеница? Никому — это конкуренция! А вот унитазы чистить и клубнику собирать гастарбайтерами — это пожалуйста! Но это все, что им уготовано.
— Как ты сейчас относишься к либералам, кричащим «нет войне?»
— Вся либеральная общественность России может пойти на три буквы. Если до 24 февраля она имела хоть какой-то вес, то в нынешних условиях, когда в 500 метрах от нас под кассетными боеприпасами «Точки У» людей пополам разрывает, чтобы еще кто-то что-то вякал? Когда наша армия воюет?
Я понимаю пацифистские чувства, понимаю религиозные чувства. Ладно, если бы либеральные идеи были нормальными: «Пацаны-славяне, остановите войну — не стреляйте друг в друга». Но когда они начинают топить за чужую армию, которая стреляет по нашей армии, — никаких разговоров быть не может. Мы видим прямую поддержку чужой армии. Это предательство, прямое предательство.
Единственное, что сейчас надо, — поддержать нашу армию. Как говорится, у России союзников-то — армия да флот. Это же не просто так сказано, это так и есть.
