На линии огня. Как живут люди на «Дороге смерти» в Донбассе

Последние полтора километра улицы Петровского поселка шахты Трудовская, расположенного недалеко от Донецка, прозвали «Дорогой смерти». Отрезок простреливается с трех сторон, и даже днем там безлюдно. Люди проходят этот участок, прижимаясь к заборам и прячась за деревья, а одиночные машины, едущие с украинского КПП Марьинка, стараются побыстрее проскочить это место.

Стены и заборы прилегающих домов изрешечены осколками, а дорожное покрытие изрыто следами разорвавшихся мин. На дороге в глаза сразу бросаются свежие заплатки —эта трасса связывает блокадный Донецк с территорией Украины, поэтому ремонтники, порой рискуя жизнью, устраняют свежие следы очередного «перемирия». Так, совсем недавно здесь снайпер ВСУ расстрелял автомобиль с ополченцами.

Стрельба на потеху

Украинские снайперы вообще любители пострелять, и не только по военным целям. Недавно местной бабушке, которая полола огород, попали прямо в тяпку. «Видно, шутник попался, — рассказывает бабушка Оля с улыбкой об этом случае. — Ручку мне на тяпке перебил, хорошо, что не в голову еще».

Старушка отделалась испугом, но не всем так везло. Два года назад здесь в считанные секунды от пуль снайпера на крыльце собственного дома погибли мама с дочкой. Одной пуля попала в голову, другой в сердце — работа профессионала.

«Деда тут недалеко во дворе застрелили в сердце. А было по мужикам вообще в промежность стреляли. Военные говорят, что это бабы приехали из Литвы сюда как на Сафари, получить удовольствие и заработать денег, — рассказывает местный пенсионер Владимир. — На улице Зеленый гай женщину застрелили. Ее похоронили, люди стали с похорон расходиться по домам, тогда снайпер убил еще двоих. Сейчас, правда, они поменьше досаждают, так как кругом зелень, поэтому видимость плохая. Там террикон, на нем постоянно сидят снайперы, и осенью-зимой наш поселок у них как на ладони».

Владимир с женой и четырьмя внуками живет в ста пятидесяти метрах от «дороги смерти». В его дом дважды прилетали снаряды, первый раз повредив крышу, во второй пробив стену. Семья в это время вся собралась в дальней от направления обстрела комнате, что, возможно, спасло им жизни.

Его улица, как, впрочем, и все остальные в поселке, представляет вереницу мрачных изрешеченных, а порой и обуглившихся серых стен. Окна либо заколочены фанерой и досками, либо затянуты целлофаном, стекол практически нет. Дыры в стенах заделаны подручными материалами, и только покосившиеся и искореженные конструкции спутниковых антенн напоминают местами о былой жизни.

За три года люди привыкли к обстрелам и разбираются в видах боеприпасов не хуже военных экспертов. Самым большим потрясением для Владимира был прилет снаряда «Урагана» (РСЗО 9К57 «Ураган» — советская реактивная система залпового огня калибра 220 мм — прим. ред.) на их улицу. Тогда от взрыва снесло крыши одиннадцати домов. По его словам, такого ужаса он никогда не переживал. Их дом тогда тоже пострадал, семья в итоге жила некоторое время в бомбоубежище на территории шахты Трудовская. Своими силами немного подлатали дом и вернулись.

От родственников, живущих на подконтрольной Киеву территории, Владимир узнает о ротации украинских войск. За три года он изучил повадки украинских военных, занимающих сопредельные позиции. Говорит, что если заходят войска ВСУ, то будет более-менее тихо. Эти обстреливают в основном из стрелкового оружия, в основном в вечернее время и ночью, поэтому днем можно спокойно заниматься делами. А когда позиции занимают нацбаты, то жди беды. Эти — непредсказуемые, стреляют, используя весь арсенал вооружения, не считаясь с временем суток, как шутят местные — «тренируются».

Владимир уверен, что затянувшееся противостояние лишено военного смысла и носит сугубо коммерческий характер, где разменной монетой являются человеческие жизни, и предлагает свое решение проблемы: подразделениям ВСУ объединиться с армией ДНР, разгромить националистические батальоны и поменять правительство в Киеве.

По данным Минобороны ДНР, похожие настроения сейчас бытуют и в украинской армии. Люди устали от войны, и все чаще среди солдат ходят разговоры «Пойдем на Киев, а с „сепарами“ мы как-нибудь договоримся».

Соседке Владимира Светлане Семеновне летом 2014 года в дом попал «Град» (тоже РСЗО). Снаряд пробил крышу, выбило все окна и двери. Дочка накрыла детей своим телом и получила осколок в спину. К счастью, осталась жива. После этого ее сын пошел в ополчение и до сих пор воюет.

Тогда, в 2014, их поселок три месяца оставался без света и воды, люди жили в подвалах и боялись лишний раз оттуда выйти. Казалось, что власти попросту о них забыли, но главная по кварталу настойчиво звонила властям и своего добилась — приехали ремонтники и дали свет и воду.

«Сейчас перебиваемся более-менее, но все равно бомбят не переставая. Не дают нам покоя ни грамма. В школу тоже прилетали снаряды — побили стекла. За детей боишься — отпускать или не отпускать в школу. Здесь у нас самая горячая точка в городе. Дети очень сильно боятся. Я не знаю, как мы вообще здесь выживаем», — говорит Светлана.

«Какая война, что вы нагнетаете?»

«У нас всегда все спрашивают, как мы живем? Мы к этому всему привыкли, вы понимаете, привыкли», — рассказывает Анна Николаевна. Ее дом находится в ста метрах от позиций ополчения, а жизнь невольно подвержена военному расписанию прилегающего подразделения.

Стреляют здесь постоянно, в любое время суток могут открыть огонь. Бывают дни, когда пенсионерка просто не может выйти из дома. Страх от постоянных обстрелов у нее сменился безразличием, и теперь вместо того, чтобы прятаться в погреб, как раньше, старушка кладет под язык валидол и занимается домашними делами.

Дочка Анны Николаевны с семьей живет в центре Донецка, но на все уговоры ее переехать жить к ним бабушка отвечает отказом — боится оставить без присмотра дом из-за мародеров. «Если я уезжаю к дочке в центр Донецка, то не могу там долго находиться. Там тишина и спокойствие, и многие не верят, что здесь идет война. Мне одна женщина так и сказала — какая война, что вы нагнетаете? А я говорю — поехали ко мне в дом, поживете у нас сутки, и все сами увидите. Безопасность не гарантирую», — рассказывает пенсионерка.

Улица Селидовская — последняя на «дороге смерти». В пятидесяти метрах за ней начинается лесополоса, за которой находятся позиции ВСУ, поэтому к уже привычным бедам в виде обстрелов и снайперов добавилась еще одна — украинские диверсанты.

Если посмотреть на карту, то это выступ, с трех сторон окруженный позициями украинской армии: слева Красногоровка, прямо Марьинка, справа — промзона местного совхоза, поэтому люди ждут обстрелов поминутно и с любой стороны.

«Вот смотрите, утром это уже было во дворе, — показывает местный житель Геннадий на ладони гильзы от патронов. — Нам еще повезло, наш дом по сравнению с остальными более-менее целый, в основном пострадали окна и хозпостройки». Соседи Геннадия в 2014 купили новый «Рено». Только привезли, и буквально той же ночью снаряд попал в гараж. Машина сгорела.

Переезжать Геннадий не собирается — жалко терять нажитое, оставлять добротный дом и хозяйство на поживу мародеров. Недавно у его соседки ночью из дома украли продукты, привезенные накануне волонтерами. А у женщины четверо детей. Не умереть с голоду семье помогают соседи.

Миссия ОБСЕ здесь очень редкий гость. Геннадий вспоминает, что в первый визит они не поверили, что здесь живут люди. Им сообщили, что здесь никто не живет, а на деле оказалось, что тут даже детей много. Работой европейских наблюдателей Геннадий очень недоволен. Приедут, ставят галочки в отчетах, не указывая направления, с которого был обстрел, хотя это элементарно сделать даже неспециалисту.

Геннадий уверен, что Донбасс уже никогда не сможет вернуться в состав Украины. «Сколько с Украины сейчас здесь погибло пацанов, в основном молодежь. Чьи-то отцы, братья, сыновья... Сейчас подростки, которые там взрослеют, будут озлоблены на людей Донбасса. Если раньше в основном на западной Украине к нам испытывали неприязнь, то сейчас большая часть Украины становится обозленной на Донбасс».

Выходом из ситуации Геннадий видит лишь вхождение Донбасса в состав России, иначе этот конфликт будет длиться еще долго, считает он.