Когда чёрный хлеб сладок. Три войны старейшей жительницы Донецка

«Город жив!»

Недавно старейшей жительнице Донецка выделили новое жилище. В 102 года баба Аня въехала в городскую квартиру. Хотя новоселье получилось с долей горечи - её старый дом, в котором она жила вместе с дочкой и зятем, был стёрт с лица земли в 2014 г. Он стоял всего в километре от печально извест­ного Донецкого аэро­порта, где тогда шли самые ожесточённые бои. 

«Тётя, уходите отсюда! Здесь будет пустое место», - говорили донецкие ополченцы дочке бабы Ани Нине Ивановне. «Дом ходуном ходил от артиллерийских обстрелов, - вспоминает Нина Ивановна. - В июне уже не было ни газа, ни воды, ни электричества. Начались перебои со связью. Мобильный оператор - украинский. Набрала их справочную, у меня спросили: «Где вы находитесь?» Отвечаю: «В Донецке». Чувствую, на том конце провода оператора оторопь взяла. Наконец девушка ответила: «Так ведь Донецк разбомбили...» А я ей: «Нет! Город жив!» 

Мы так и жили на линии огня, потому что некуда нам было больше податься. К тому же оставалась надежда, что весь этот ужас должен вот-вот прекратиться. Муж раздобыл печку-буржуйку, на которой мы готовили пищу. К счастью, успели запастись едой, перетащили всё в погреб. У нас за забором располагалась позиция ополченцев. Однажды парни признались: «Так надоели консервы. Вот бы картошечки!» Так я им между обстрелами картошку варила. К сентябрю нас в округе всего 4 семьи осталось. А потом ночью в наш двор мощный снаряд попал. Одна стена дома целиком разрушилась. Маму - бабу Аню - спасло то, что мы её кровать от окна шкафом отгородили, по­этому в неё осколки не попали. А мужа ударила оконная рама, которая от взрыва вылетела. 

Мы поняли: надо уходить. С собой взяли только документы и деньги. В центре Донецка удалось снять квартиру. А когда вернулись за вещами, увидели пепелище. Дом, в который за полвека было вложено столько сил и средств, превратился в обуглившиеся развалины...»

Статья по теме

Сход-развал. Грустная история одного дома в ДНР

Начать всё с нуля

В огне сгорели и дорогие сердцу Анны Михайловны фотографии, поэтому о пожаре ей сказали не сразу. Старейшей жительнице Донецка уже приходилось в одночасье лишаться всего. Она родилась на правом берегу Днепра, в Черкасской области, где её отец служил священником. Мама Анны Михайловны преподавала в гимназии и пела на клиросе в храме. В 20-е годы во время гонений на верующих и священнослужителей семью лишили крыши над головой. Отца Анны Михайловны отправили в ссылку в Среднюю Азию, где он вскоре умер. Её саму со старшим братом Лёней и мамой от ссылки спасло заступничество людей, которым когда-то помог её отец. Но им всё равно пришлось покинуть Черкасскую область. Жизнь с нуля начали в Донецкой области, в местечке Щебёнка. Брат Лёня в 12 лет стал приносить в дом первые заработанные копейки. Во время Великой Отечественной войны Лёня ушёл на фронт, где был ранен, захвачен в плен и помещён в концлагерь. А после того как пленников лагеря освободили советские войска, Лёню отправили не домой к матери и сестре, а на Колыму. К бывшим военнопленным тогда часто применялась ­58-я статья - измена Родине. Почти 10 лет, вплоть до смерти Сталина, родные ничего не знали о судьбе Леонида. А потом получили письмо: жив! Его спас земляк, работник лагерной больницы. Он не позволил отправить полуживого Леонида в морг и сам выходил тяжёлого пациента. «Возвращение дяди из лагеря было огромным событием. Его реабилитировали,  - рассказывает Нина Ивановна. - В отличие от старшей сестры Вали, появившейся на свет до войны, я, рождённая в 1945 г., и мой брат Юра 1941 года рождения дядю Лёню  увидели впервые. На нас, детишек, мама надышаться не могла - ведь трёх старших деток она похоронила. Замуж мама вышла совсем молоденькой, в 16 лет. Отец работал на коксохимическом заводе, что недалеко от Щебёнки. Сначала родилась Галя, потом  близнецы Оля и Коля. Первой умерла Галя, ей было 4 годика. Мама скупо вспоминала то время. Рассказывала лишь, с каким трудом удалось добыть детские гробики. Выменяли их на последние продукты. После начала войны отцу дали бронь, он был нужен на производстве. Два года родители провели в оккупации». 

Любимый анекдот Никулина

«Старшего брата и сестры уже нет в живых. Валя умерла в 2015 г. в Щебёнке. Это территория ДНР, но мы с мамой не смогли поехать на её похороны (плачет). Донецк тогда постоянно обстреливали».

В Щебёнке у семьи остался скромный дом с печкой. «Мама вплоть до своего 95-­летия жила там, сама справлялась с хозяйст­вом. И только в 2010 г. к нам в Донецк переехала». Когда через год после начала военных дейст­вий Анна Михайловна праздновала 100-летний юбилей, весть о долгожительнице дошла до главы Донецка. К имениннице пришла официальная делегация. Пообещали выделить жилплощадь.  

Статья по теме

Минное поле доктора Пасечной. Вековая история военного хирурга

«Но выполнение обещания затянулось, - рассказывает Нина Ивановна. - Я понимала, что решить во­прос может только прямое указание Захарченко (глава ДНР. - Ред.). Помог случай. Этой весной вышла я из дома по делам. А у нас рядом кафе, мне их мороженое нравится. Думаю, побалую-ка себя. Подхожу, вижу: у входа два человека в камуфляже с автоматами. Внутри кафе - ещё три. Один - военный со свежей раной на лице. Решила я ему настроение поднять. Рассказала любимый анекдот Никулина: «Пьяный диспетчер направил по одной узкоколейке навстречу друг другу ж/д составы. Но они не встретились… Потому что не судьба».  И тут навстречу мне идёт Александр Захарченко, в руках у него поднос с едой. В общем, я ему всё рассказала, и он дал указание выделить нам квартиру. 

Мама, когда мы из разрушенного дома сбегали, была ещё на ногах. Но теперь квартиру не покидает. Из-за катаракты почти не видит. Хорошо, что слышит и разговаривает. Живём на наши три пенсии - мамину, мужа и мою, которые ДНР нам платит. Сын, который уже четверть века в Москве, помогает. Хотел нас в начале войны забрать. Внучки звонили: «Вас же там убьют!» Но мама сказала: «Никуда из родных мест не уеду». Слава Богу, теперь уже сколько времени нет сильных обстрелов. Мама не нарадуется. Говорит: за 100 лет я пережила три войны  и точно знаю - нет ничего лучше мира в душе и на земле. Тогда даже чёрствый чёрный хлеб сладким кажется».