У Александра Иванова три высших образования, десять лет службы в ОМОН, восемь боевых командировок в обеих чеченских кампаниях, участие в СВО в числе добровольцев «Ахмата» и три ранения.
Честный рассказ человека, видевшего ад своими глазами — в нашем материале.
Отказался принимать присягу на украинском языке
«Мой отец военный, мы жили в разных городах СССР, — вспоминает Александр. — Я закончил после 8 класса Уссурийское суворовское училище, после него поступил в Луганское, тогда — Ворошиловградское летное военное училище. В 1991 году Украина отделяется от России. Ночью к нам приезжают бандеровцы, всех курсантов выставляют на плацу в нижнем белье и заставляют принимать присягу на украинском языке. Нас человек 15-20 отказалось. Всех в «воронок» — и в Киев на гауптвахту. Потом меня в числе других курсантов перевели в Челябинск, и в итоге я закончил ЧВВАКУШ — Челябинское высшее военное авиационное командное училище штурманов».
Иванов вспоминает: это была середина 90-х. За полгода до выпуска курсантов построили и сказали: служить негде, на армию денег нет, никто вас не ждет, ищите себе места работы самостоятельно. В декабре 1995 года молодого выпускника приняли в ОМОН.
Потом были Карачаево-Черкесия, Дагестан и шесть командировок в Чечню. Александр вспоминает страшные события июля 2000 года. В чеченском Аргуне из-за взрыва террористами автомобиля «Урал» погибли 25 сотрудников южноуральского МВД. Еще 80 были ранены. Он тоже в это время находился в Чечне, где получил первое ранение, был совсем рядом с местом теракта.
Иванов особо об этом не распространяется. Кажется, мы живем в параллельных реальностях. Он перечисляет сухие факты — занимался рукопашным боем, воевал, получил ранение, хоронил товарищей... Для нас это — картины ада на Земле.
Между командировками Иванов закончил еще два челябинских вуза — институт физкультуры и агроакадемию. Но, смеётся, земледельца из него не получилось.
Первый раз в Донецк — в 2014 году.
«В 2014 году я пошел добровольцем в Донецк, — рассказывает он. — Тогда это еще так широко не освещалось, но меня даже по Первому каналу показывали. Мы брали донецкий аэропорт, он тогда был под укропами. Это самый ближний рубеж к Донецку. Уже тогда бомбили, мы там месяц пробыли. Кстати, много наших ребят там, в Донецке, остались, в Челябинск не вернулись, женились, сейчас у них там семьи. Воюют в армиях ДНР и ЛНР».
Когда Иванов вышел на пенсию по выслуге, работал на гражданке: начальником службы безопасности. Сопровождал грузы, охранял. Но всё не то: его тянуло на службу. По стопам отца пошли и оба его сына, сейчас они курсанты военных вузов.
Александр принял жесткое решение попасть на спецоперацию. Решил: его знания, опыт и умения обязательно пригодятся в деле, которое он знает лучше других. «Я больше ничего не умею», — честно признается он.
Снова в Чечню
Иванов прилетел в Грозный, в администрации города встретился с представителем Минобороны республики. В «Ахмат» попадают именно так. Потом был российский центр подготовки спецназа в Гудермесе. Александр пробыл там семь дней. Проходили построения, стрельбы, жили в палатках. Всем выдали отличную экипировку. Среди добровольцев большинство русских, чеченцев вопреки ожиданиям меньше. Перед отправкой в зону СВО свозили в храм — православных — и в мечеть — мусульман. Никаких справок о здоровье не требуется. Нужен паспорт и военный билет. Все проверяют по базе, не скрыл ли доброволец какие-то факты. Кричалку «Ахмат — сила!» тоже репетировали: среди чеченских бойцов моральный дух играет огромную роль.
Александр попросил свозить его в Аргун, на место трагедии 2000 года. Говорит, сейчас там обелиск, за двадцать лет все сильно изменилось...
«Специальный батальон "Ахмат" — это не добровольцы "Ахмат" , — объясняет он. — Правительственные войска, бывший батальон "Восток-Запад" при президенте Чечни Кадырове имеют совсем другую экипировку, технику и оружие. С ними тоже встречались, два часа они с нами разговаривали перед отправкой».
По словам Иванова, подготовка может длиться от нескольких дней до двух недель. Нужно набрать 200 добровольцев — именно столько человек в экипировке входит в ИЛ-76. Как только собирается 200 солдат — их отправляют на СВО. Александр пробыл в палаточном лагере неделю. Его определили в 16544-ю часть.
Бывалый солдат советует сейчас добровольцам не тащить на себе полдома добра. Пригодится только бельё и носки, всё остальное выдают от и до.
СВО
«Приземлились на военном аэродроме под Ростовом. Ночью увезли в Лисичанск. Мы сменяли людей, которые полетели домой, — рассказывает Иванов. — Когда узнали, что я бывший ОМОНовец, назначили командиром группы штурмового отделения. Подо мной были 24 человека. Люди разные, кто-то даже в армии не служил. Возраст — от 23 до 54 лет».
Разместили прибывших в нескольких местах. Есть общая база, где оставляют вещи. С собой берут продукты и воду на несколько дней. В боях проводят несколько суток, приходилось даже семь. Потом возвращаются на базу, отсыпаются, стирают вещи, моются, отдыхают — и назад. Воды нет, она привозная, электричества нет, работает генератор. Летом была невозможная духота, вода на вес золота, а вот еду даже иногда оставляли в окопах — она не лезла из-за 35-градусной жары. По словам Александра, с питанием проблем нет вообще. На передовой, конечно, горячего нет, здесь приходится перекусывать тем, что с собой.
«Сначала были Рубежное, Попасная. Потом пошли на Соледар. Мы заняли первый, второй, третий рубеж, — рассказывает он. — Шли с двух сторон по лесопосадкам. Вошли уже даже в промзону Соледара».
Перемещаться приходилось только ночью: в светлое время опасно. Там чистое поле, по бокам лесопосадки. В начале пятого утра рассветает, все укрываются в окопах и ждут сумерки. В основном передвигаются ползком, часами, целые ночи напролет, потому что идти или бежать опасно. Свист пуль и грохот снарядов вокруг не прекращаются. Когда брали рубежи, в окопах, оставленных солдатами ВСУ и наёмниками, находили огромное количество оружия противника, воду, продовольствие. Воды в очень жаркий август не хватало: сколько ни возьмёшь с собой, всё равно мало, дотащить на себе недельный запас нереально. Поэтому брали и брошенную сбежавшим противником. Правда, нужно быть внимательным, враг, отступая, часто минирует окопы.
«Меня разведчики научили, как проверять, испорченная вода или пригодная, — рассказывает Иванов. — Нужно очистить луковицу, взять из середины перо, снять плёнку, а потом подержать в воде. Если цвет остался белым, смело можно употреблять. Если изменился, не пить: там яд или она просто испорченная».
Довелось брать пленных — поляка и болгарина. Оба наемники, но сносно говорили на ломаном русском.
Совсем другие бои
«Разница между войной в Чечне и СВО — огромная, — рассуждает Александр. — В первом случае "Тюльпан", "Акация" были редкостью, бои шли в городах, в зданиях, это стрелковые бои, война спецназов. Сейчас земля на три метра сотрясается, совсем другое вооружение. Город — это город, там есть подвалы. В городах воевать легче, в чистом поле ты пустой. Сейчас разлет осколков той же 155-миллиметровой гаубицы, получившей прозвище "три топора", метров 50...».
Первыми идут штурмовые подразделения. То есть это штурмовики — и «Ахмата», и «Вагнера», и морской пехоты. Быть «на передке» — самое сложное, опасное. Потому, не скрывает Александр, и денежное довольствие у этих военнослужащих самое большое — 8 тысяч рублей в сутки.
Запомнились несколько бойцов — те, кто поразил бывалого Иванова своими отвагой и мужеством. «Один армянин, маленький, щупленький, за 50 лет... "Кто будет пулеметчиком?" "Я", — кричит. Вот он давал шороху! Таскал этот пулемет, да еще от второго номера (помощника — прим. автора) отказался! Обвешался лентами, бегает по полю, как сайгак! Я им просто любовался! Красавчик! Ещё был чеченец, уже третий раз в зону СВО добровольцем приехал».
«Керенские»
Александр рассказывает, что те редкие случаи, что описывают в СМИ — переодевание в женские одежды боевиков — на самом деле совсем не редкие. То и дело по рациям передавалось: «Опять "Керенского" поймали». «Наносят толстый слой грима, обувь надевают женскую на низком каблуке и пытаются выбраться в дамских нарядах, — рассказывает он. — Я одному говорю, ты бы хоть побрился. А то борода выросла, а все за бабу сойти хочешь». Это остатки от разгромленных или бежавших ВСУшников и наемников. Им кажется, что женщин не проверяют, не просят документы, и потому легче удрать. Хотя бывало, что и местные просились пройти через территорию базы. Кому-то, например, нужно было забрать в спешке брошенные из-за обстрелов документы. Каждого человека тщательно проверяют. Встречались и стукачи из местных, кто-то сдавал за идею, другой за деньги, третий — под угрозой.
По словам Иванова, мобильные телефоны — настоящее зло в зоне СВО. Он настоял, чтобы его группа не брала их в окопы вообще. Ведь включать смартфон или айфон категорически нельзя. А простая трубка-«звонилка» там просто не нужна: связи нет.
Иванов не скрывает: есть те, кто до попадания на линию соприкосновения не представлял, как оно есть на самом деле. Молодые, не служившие, порой думали, что это что-то вроде компьютерной игры. Из их числа появились так называемые «пятисотые» — те, кто боится. Сначала они пытались найти причину отказаться от участия в штурме: то простыл, то ухо болит. Потом честно говорили: идти в наступление боюсь до смерти. Александр их не осуждает. От грохота, напряжения, страха и бесконечных взрывов вокруг можно свихнуться. Эти люди остаются на хозяйственных нуждах, готовят еду, моют, стирают. Он говорит, хорошо, что честно признались. Потому что сбежать на передовой хуже, чем просто не пойти на штурм.
Снова в бой
«12 августа утром меня ранило в руку — порвало сухожилие сустава. Мы вытащили раненых, вернулись в окопы на свой рубеж. Вечером ранило второй раз, в грудь. Тут я уже «потек». Но выходил оттуда сам. Потом отвезли в Лисичанск, затем в Северодонецк, оттуда в Ростов. Рассеивали — тяжелых в Волгоград, Москву, Питер. Нас, легких, в Камышин. Там в госпитале я пролежал две недели», — рассказывает Александр.
Иванов вспоминает, с каким трепетом и душой относились к раненым в госпиталях медсестры, сестры милосердия и санитарки. Приносили из дома пирожки, угощали соком. Старались помочь не только делом, но и добрыми словами.
В Челябинск он вернулся по бесплатному билету. Операцию на руке сделали в специализированном отделении ГКБ № 5. Кисть снова сгибается, пальцы шевелятся. И Иванов вновь засобирался на фронт.
Пока Иванов не может получить деньги за СВО. Несколько месяцев длится его переписка с воинской частью, госпиталями, «Ахматом»... Из-за бюрократических проволочек челябинцу не выплатили пока ни копейки за участие в боевых действиях. То нет одной бумаги, то другой... Александр намерен обратиться в суд: почему ему не отдают гарантированные средства?
Сейчас челябинец оформляет документы к второй отправке на спецоперацию, на этот раз — в составе ЧВК «Вагнер». Командировка назначена на начало марта. В победе российской армии Иванов не сомневается и хочет приблизить её своими силами и опытом.
