Иосиф Сталин - одним из величайших умов русской нации. Вдова Серафима нашла другие слова: «Господи, прости его! Он был хоть и безбожник, но хороший человек». Звали его Иваном Павловым.
Если бы в мире учёных были свои святцы, то самых видных персонажей там изображали бы с полагающимися атрибутами. Скажем, Ньютона - с яблоком. А Павлова - разумеется, с собакой. И, скорее всего, не с простой, а с продырявленной - одно отверстие в пищеводе, другое в желудке. Из первого наружу вываливается кусок мяса, из второго капает желудочный сок. Собственно, это и есть грубое изображение главного опыта русского учёного. Оно показывает, что пищеварение контролируется высшей нервной деятельностью - еда до желудка ещё не дошла, а переваривание уже началось, поскольку глаза, мозг и обоняние дали соответствующий сигнал.
Пророк в Отечестве
Именно за этот опыт, а не за создание учения об условных рефлексах Иван Петрович получил в 1904 г. Нобелевскую премию. Яркая иллюстрация утверждения, что не место красит человека, а человек место. До работ Павлова физиология была для медицины чем-то вроде нелюбимого ребёнка, а физиологию пищеварения прямо называли самым отсталым направлением в науке.
Но вот появляется русский физиолог. И основатель самой престижной премии планеты Альфред Нобель, впечатлённый и достижениями Павлова, и личным с ним знакомством, вводит специальную номинацию. Не просто «по медицине», а по «физиологии и медицине», поставив сферу интересов Павлова на первое место. Как ни странно, но кандидатура Павлова на соискание Нобелевки выдвигалась и до, и после 1904 г., иногда более чем десятью учёными в год. Всего - 62 раза. Абсолютный рекорд!
Впрочем, победные фанфары касаются лишь международного признания. На родине у Павлова дела обстояли куда печальнее. Так, в качестве одного из главных мест его работы называют Военно-медицинскую академию. И почему-то забывают сказать, что в звании ординарного профессора академии его не утверждали почти 8 лет. Что, получив это звание, он имел право на бесплатную казённую квартиру, однако стал единственным профессором, которому её так и не дали. Доходило до прямых издевательств - как-то раз ему отказали в покупке необходимого оборудования для лаборатории. И потом со смехом обсуждали, как учёному пришлось паять термостат из консервных жестянок и греть его на керосиновой лампе, принесённой из дома.
А он паял и грел. И не жаловался на то, что в лаборатории Академии наук у него был всего лишь один сотрудник. Которому профессор «за неимением казённых фондов» был вынужден платить из своего кармана. С деньгами, особенно в студенческую пору, было туго. Он подрабатывал частными уроками, а основной едой частенько бывал сдобренный горчицей хлеб - в студенческой столовой его давали бесплатно. В прессе же тем временем периодически вспыхивали кампании на тему: «Опыты Павлова над несчастными животными безнравственны и греховны!»
Но он никогда не выглядел забитым и затюканным. Это был непримиримый боец с потрясающим чувством собственного достоинства. Вот воспоминания его ученика, физиолога Николая Рожанского: «Если он был убеждён в своей правоте, то всякое возражение считал недомыслием. В своих нападках он использовал весь арсенал - логику, насмешку, сарказм, презрение - всё что угодно, лишь бы разбить противника». Сделок с совестью Павлов не признавал: «Я был, есть и останусь русским человеком, сыном Родины. Её жизнью прежде всего интересуюсь, её интересами живу, её достоинством укрепляю своё достоинство».
Честь - это главное
К тому, что не укладывалось в эту формулу, Павлов был беспощаден. Невзирая на лица и политический режим. Вот его тирада от 1905 г.: «На троне сидит вырожденец. Только революция может спасти Россию. Правительство, которое довело страну до такого позора, должно быть свергнуто». Вот реакция на то, что Александр Керенский возглавил в 1917 г. Временное правительство: «О, паршивый адвокатишка! Такая сопля во главе государства - он же загубит всё!» А вот публичное выступление в Первом ленинградском мединституте, декабрь 1929 г.: «Введён в Устав Академии наук параграф, что вся работа должна вестись на платформе учения Маркса и Энгельса. Что это, как не насилие над научной мыслью? Чем это отличается от средневековой инквизиции?»
Павлов обладал впечатляющей жизненной силой. Меньше чем за год до смерти, в июне 1935 г., он присутствовал в Лондоне на II Международном неврологическом конгрессе. Британская пресса была ошарашена: «Как в России умудряются сохранять таких людей? Ему 86 лет, но ведь это не человек, а концентрированная умственная энергия!»
«До 75 лет я не знал, что такое быть утомлённым, - признавался 80-летний Павлов. - Даже сейчас я делаю гимнастику - по 30 минут ежедневно. Что за богатое самоощущение и настроение получаются после гимнастики!»
В 60 лет он всюду ходил пешком. «Иван Петрович ходил так быстро, что обгонял извозчиков», - признавалась его жена. Чуть ранее он организовал забавное, но вполне солидное «Общество врачей - любителей физических упражнений и велосипедной езды». Разумеется, сам же и стал его председателем и распределял внутри него звания. «Столп» - для матёрых спортсменов, чуть похуже - «подпорка», и далее по нисходящей, вплоть до «затычки», «щепки» и «хлама».
Весёлый и жизнерадостный, он и смерть принял достойно. Вскрытие показало, что сосуды могучего мозга Ивана Петровича Павлова не были задеты склерозом.
