В этот день журналисты «АиФ» вспоминают Беслан, каким он запомнился им.
Индира Кодзасова, заместитель редактора отдела спецпроектов:
— Я уже давно не смотрю фильмы ужасов, не катаюсь на аттракционах типа американских горок, не участвую в дискуссиях о кровопролитных войнах. Теперь меня удивляет — как раньше меня это увлекало?
Просто однажды я побывала в неприметном скромном доме в с. Хумалаг, что недалеко от Беслана. Ничего в этом доме не происходило. Тишина была гробовой, страшной, сводящей с ума. Меня встретила сестра Залины Цогоевой. Она почти неслышным шагом повела меня в комнату, где стояли кровать, шкаф, стол и стулья. И везде были фото и игрушки. Залина и четверо её детей погибли при захвате школы в Беслане. Сестра рассказывала, как Залина трудно жила, какими тихими и скромными были её дети. Старшей Джульетте было 14 лет, младшему Аслану — 8. За несколько месяцев до этого Аслан сильно заболел. Оказалось — менингит. Температура достигала 42 градусов. «Слава Богу, „скорая“ его откачала», — почему-то радуется сестра.
А у меня в мозгу другая мысль: если бы он тогда не выжил, то, может, Залина была бы в трауре и не позволила бы детям пойти в школу в торжественный день. И, может быть, тогда... Но тут же в ужасе отматываю эту плёнку «если бы» назад. Ещё вспоминаю, что в кошмар попали семьи двух родных братьев Залины — всего 9 человек. И все ВЫЖИЛИ! И опять думаю, как это несправедливо. И опять в ужасе отматываю плёнку назад...
Я почти ничего не помню из того, что рассказывала сестра погибшей: ни историю её замужества и развода, ни про то, как Залина снимала квартиру в Беслане и работала няней, ни то, как она вынесла из спортзала грудного младенца, своего подопечного, и вошла в ад снова: ведь там её дети. Всё это потом урывками мне рассказывали разные люди. Я смотрела только на прописи в тетрадках, мягкие игрушки, машинки и общую фотографию мамы с детьми. И думала о том, как дети в это играли, как нарядились для фотографирования, как мама гордилась детьми... И как ей было тяжело их поднимать.
Неизвестно, сколько часов я там провела. Сестра всё говорила и говорила, изредка в коридоре мелькали тени других членов семьи. Они были именно тени, не люди. А потом я вышла во двор. Спиной ко мне сидел папа Залины. Сгорбленный старик в тёмной тужурке раскачивался на низком табурете, беспрерывно брал с земли початки кукурузы, счищал с них зёрна и бормотал: «Почему не я? Почему не я? Почему не я?» «Уже месяц вот так, — заметила сестра, — ничего не можем сделать». Это было 10 лет назад, через месяц после трагедии. Я не смогла за эти 10 лет ни разу об этом написать. Даже в списке погибших я никогда не доходила до буквы «Ц», где обозначены мама и её четверо детей:
- Цогоев Алан Казбекович 1993
- Цогоев Аслан Казбекович 1996
- Цогоев Виктор Казбекович 1991
- Цогоева Джульетта Казбековна 1990
- Цогоева-Цгоева Залина Муссаевна 1963
Эту спину и эти вздрагивающие плечи мне не забыть никогда.
Теракт в Беслане: хроника событий>>
Владимир Сварцевич, фотограф, руководитель фотоцентра «АиФ»:
— Первый материал «АиФ» о событиях в Беслане — статью «Дяденьки, убейте их, они — сволочи» мы писали в самолёте, летящем из Владикавказа в Москву. И до сих пор я помню тот хмурый сентябрьский день, когда самолёт приземлился и материал был отправлен в газету.
Я прошёл фотографом множество войн, видел самые страшные события, но не припомню ничего страшнее, чем взрыв этой школы, до сих пор стоящий у меня перед глазами — как будто кадры замедленной съёмки: вот ещё от крыльца школы относят трупы заложников, и я лежу в 20 метрах от входа, в траве и пыли. Как вдруг резко поднимается серое облако, и черепичная крыша спортзала взлетает в воздух. Землю вокруг тряхнуло. Поднялась стрельба.
Но самое страшное — дети. Дети выбегали из школы. Перед моими глазами до сих пор стоит мальчик: ему было лет 12, он выбежал из школы в потрёпанном, но всё ещё нарядном костюме — чёрные брюки, белая рубашка, галстук. И, пока он бежал, на белой рубашке одно за другим появлялись красные пятна — от очереди автомата. Но ещё до первой пули он успел закричать, протянув к нам руки: «Дяденьки, стреляйте в них, они — сволочи!».
Вечный урок. Памятники жертвам трагедии в Беслане
Вечный урок. Памятники жертвам трагедии в Беслане
Маргарита Широкова, руководитель благотворительного фонда «АиФ. Доброе сердце»:
— ...Мой первый Беслан — осень 2004, когда мы с коллегами разносили по домам пострадавших конверты с деньгами — от читателей «АиФ». Утром одевались, стучали в двери, говорили: «Мы — посланники», и люди брали наши конверты — с оговорками: «От правительства — не возьмём, от читателей газеты — да» — и показывали комнаты погибших детей, где, по осетинскому обычаю, на кровати была в рост разложена одежда умершего ребёнка: штанишки, шапочка, тапочки — всё от головы до пяточек...
Так было днём. А вечером — вечером в гостинице Владимир Сварцевич, прошедший фотокорром все горячие точки, матёрый человечище, видавший, казалось, всё, ставил перед нами, тремя женщинами, бутылку водки и разливал по стопкам: «Пейте». Мы отказывались. Но он поил. Потому что иначе пережить этот вечер было нельзя, нельзя было набраться сил идти назавтра и снова стучать в двери, и видеть эти шапочки, потому что нужно было помянуть... Мы ходили по разрушенной школе — и видели брызги крови на потолке. Мы входили в дома русских учительниц — и видели, как скромно они живут: как будто дома — только ночевали, а вся душа их была там — в школе. Мы ходили — и пили водку по вечерам. «Пейте, девочки», — утешал Сварцевич.
Второй раз я поехала в Беслан через год. Всё это время искала, думала — чем помочь. Деньги уже собраны... Остались дети. Живые, но видевшие ад. Хотелось подставить им плечо, подарить веру в будущее, сказать, что не все люди — убийцы. И «Доброе сердце» придумало проект «Аифовский класс» для новой бесланской школы: мы хотели через эстетическое ощущение красоты поделиться с ребятами чувством уверенности в завтрашнем дне, радостью и спокойствием, внутренней гармонией. Такой класс был создан руками читателей «Аргументов и Фактов», и вот уже 9 лет в нём учатся дети, а я тешу себя надеждой, что им хоть капельку легче от той красоты, что их окружает.
Я была в Беслане ещё не один раз. И каждый раз меня не покидало ощущение, что такую рану залечить невозможно — не только тем, кто потерял близких в школе номер 1, но и всем, кто хоть как-то соприкоснулся с этой бедой. В Беслане боль накрывает тебя с головой, и невозможно думать ни о чём другом. Сколько будут жить люди, столько жива будет эта тяжесть потери в душе. Потерянных детей ничем не заменить. Нет, нет, нет — время не лечит. И человек остаётся человеком только до тех пор, пока умеет помнить. Ведь что сейчас случилось на Украине? Люди просто забыли. Забыли 1941 год, забыли войну наших дедов... Но мы — мы должны помнить. Ради тех детей, которые живы. Мы должны беречь мир. Так завещал Беслан.
