К рассмотрению беспрецедентного дела приступил сейчас Мосгорсуд. Бывшая няня 10-летнего мальчика намерена ограничить его мать в родительских правах, чтобы отобрать ребенка и увезти его к себе в Татарстан. От материалов дела пришли в шок даже видавшие, казалось бы, все судьи. Корреспондент aif.ru попытался разобраться в этой странной, фантасмагорической истории.
Школа-тюрьма
2 сентября, в День знаний, в окрестности станции метро «Чертановская» высыпали школьники, освободившиеся после первого учебного дня. Нарядные, одетые в парадную форму, они заполонили заведения фастфуда, с веселым гомоном жуя гамбургеры и мороженое, расселись по лавочкам в сквере, смеясь, делились впечатлениями от летних каникул.
Среди этих радостных, празднично настроенных ребятишек были ученики всех близлежащих школ. Кроме одной — частной школы-интерната, расположенной на первом этаже многоэтажного жилого дома по Варшавскому шоссе. Именно здесь уже четыре года содержится 10-летний Максим З. (имя изменено). Его поместила сюда мама практически сразу после того, как забрала сынишку у няни Татьяны Калентьевой, воспитывавшей Максима с рождения и до его семи лет на своей родине в Набережных Челнах. Что же это за учебное заведение и чем жизнь в нем лучше, чем жизнь обычных ребят, воспитывающихся в семьях?
Корреспонденту aif.ru пришлось обойти этот дом трижды, прежде чем он увидел неприметную дверь школы, теряющуюся на фоне ярких баннеров соседнего с ней магазина оконных конструкций. Школа занимает небольшую площадь — пять окон с одной стороны дома и пять окон с другой. Окна забраны крепкими решетками. Лязгнула замком железная дверь, и оттуда вышли две женщины с цветами в руках. Я представляюсь им родительницей, которой предстоит долгая заграничная командировка, и нужно срочно сдать сына в какой-то интернат. И интересуюсь — а где же гуляют ученики, проживающие тут круглосуточно, 7 дней в неделю?
«Вон, видите детскую площадку? — махнули руками сотрудницы школы. — Там воспитанники и гуляют. Раз в день. Ну... если очень жарко, бывает, что и два раза в день».
Эта детская площадка выглядела весьма убогой по сравнению с обычными московскими. Двое качелей, песочница и два сооружения с сиденьями на пружинах для малышей самого младшего возраста. И все. Площадка располагалась прямо на краю Варшавского шоссе, по которому с ревом мчался автомобильный поток. Сотрудницы школы меня заверили, что безопасность воспитанников обеспечена на уровне, гулять они выходят под строгим контролем педагогов, шаг влево, шаг вправо, так сказать, карается...
«Это очень хорошая школа, — с тоской в глазах говорит мне молодой парень, вынужденный отдать дочку в интернат, потому что недавно потерял жену, а работа, связанная с командировками, не позволяет воспитывать ребенка. — Экскурсии? Театры, музеи? Походы в кафе? Нет, такого тут нет».
«То есть воспитанники сидят там в четырех стенах и, получается, кроме этой жалкой детской площадки ничего не видят, — уточняю я и сочувственно спрашиваю отца-одиночку. — Дочка не скучает по дому?»
«Скучает конечно, и по дому, и по мне, но потом просится обратно в школу. Дома так пусто и холодно без мамы», — проговорил мужчина и отвернулся, пытаясь скрыть набежавшие на глаза слезы.
Максима мне увидеть не удалось — внутрь меня не пустили, не сделали исключение даже для потенциальной клиентки, желающей осмотреть помещение школы. Я ушла с тяжким ощущением, вспоминая праздничных учеников, гуляющих по скверу, жующих гамбургеры в кафе, обсуждающих, на какой фильм они пойдут вечером. Те, запертые в интернате дети, ничего этого не видят, у них свободы гораздо меньше, чем у юных преступников в воспитательных колониях.
«Не ее сын»
«Конечно, это тюрьма, я не представляю, как мучается там Максим, — соглашается со мной Татьяна Калентьева. — Для суда предоставили его характеристику из школы. Судя по ней, когда-то умненький, радостный, добродушный мой мальчик превратился там в несчастного, постоянно плачущего угрюмого драчуна, который ни с кем не дружит и не хочет учиться».
Мы сидим на лавочке во дворе Московского городского суда. Рядом с нами — скульптура, изображающая двух сцепившихся в бое рогами быков. И подпись: «Правда — побеждает».
«Правда ведь на моей стороне, — полувопросительно-полуутвердительно говорит Татьяна. — Я верю, что добьюсь победы и мой Максимка вернется ко мне».
Она рассказывает про свою жизнь. Родилась и выросла в Татарстане, работала сначала фельдшером в районной больнице, потом воспитателем-медсестрой в детсаду, потом перешла на службу в детскую комнату милиции, затем стала следователем. Вышла на пенсию в звании майора юстиции. К тому времени она развелась с мужем, двое сыновей уже выросли. Татьяна решила махнуть в Москву на заработки. Через бэбиситтерское агентство заполнила анкету, которую в 2013 году и увидела москвичка Ирина З. (имя изменено). Она взяла Татьяну няней для своего новорожденного сына Максима. Малышу тогда было всего 10 дней.
«Мы заключили контракт на полгода, — вспоминает Калентьева. — Ира меня поселила с Максимкой в своей квартире на Ленинградском шоссе. А сама жила с мужем в другом месте. Я жила вдвоем ребенком две недели, потом на две недели уезжала к себе в Набережные Челны, и в этом время с Максимом жили другие няни. Ира приезжала раз в три дня, привозила памперсы и все необходимое. То есть малыш с родителями не жил. Меня эта ситуация удивляла».
Еще больше Татьяна удивилась, когда узнала, что у ее подопечного есть сестра-близнец. И вот эта девочка жила вместе с родителями. По словам бывшей няни, Ирина ей призналась, что сама детей не рожала, они с мужем воспользовались услугами суррогатной матери. Она хотела девочку, но родились двойняшки. И мальчик ей совершенно не нужен, тем более что он, наверное, не ее сын, а суррогатной мамы. Она хотела отказаться от него в роддоме, но там якобы сказали, что если уж отказываться, то от обоих малышей сразу.
А по истечении полугодового контракта Ирина попросила няню его продлить уже бессрочно, но с условием, что та увезет малыша к себе в Набережные Челны. Татьяна хотела остаться в Москве, но ее нанимательница пугала, что другие няни жестоко обращались с Максимкой, да и за это время женщина уже привыкла к малышу и успела его полюбить. Она согласилась.
Семь лет разлуки
По словам Калентьевой, Ирина все время говорила, что скоро заберет мальчика к себе, но это «скоро» затянулось на семь лет. В течение этого времени Ирина оформляла на Татьяну доверенности на ребенка, это был единственный документ у Калентьевой, помимо копии свидетельства о рождении Максима. В которое почему-то не был вписан Ирин муж — Роберт, француз по национальности. Поэтому Татьяна не могла лечить малыша в государственных поликлиниках и водить его в детский сад. Приходилось пользоваться услугами частных заведений. Ирина все эти годы своего сына ни разу не навестила. За услуги по воспитанию Максима няне, по ее словам, платили 35 тысяч рублей и еще около 5 тысяч перечисляли на его содержание.
«А в 2020 году она велела мне привезти ребенка в Москву, его нужно было отдавать в школу, — вспоминает Калентьева. — Я пошла в наш городской отдел опеки и попечительства посоветоваться об оформлении опеки над Максимом. Они услышали мою историю и пришли в ужас».
А дальше началась какая-то чехарда. Отдел опеки и попечительства Набережных Челнов направил иск в Головинский суд Москвы о лишении Ирины родительских прав.
«За период нахождения Максима у Татьяны Григорьевны Калентьевой его мать Ирина З. ни разу не навестила ребенка, не принимала участие в его жизни и воспитании, — говорится в тексте искового заявления, подписанного начальником отдела Эльвирой Валиевой (документ есть в распоряжении редакции). — Несовершеннолетний за столь длительный период проживания с вышеуказанной гражданкой сильно привязался к ней, считает ее своей матерью. Прошу лишить Ирину З. родительских прав на Максима З. и передать его для дальнейшего жизнеустройства в отдел опеки и попечительства при исполнительном комитете г. Набережные Челны».
В ответ на это исковое заявление Валиевой пришел ответ из Москвы о том, что в квартире З. была проведена проверка (документ есть в распоряжении редакции).
«В ходе нее установлено, что З. проживает вместе с малолетней дочерью, — говорится в тексте документа. — Сестра малолетнего Максима З. своего брата не знает и не видела, в паспорте матери сведения о сыне отсутствуют. Принимая во внимание отсутствие привязанности ребенка к матери, отсутствие между ними родительско-детских отношений, совместного проживания матери с ребенком, просим временно устроить Максима З. в семью до вынесения судом решения».
А Ирина в ответ подала заявление в полицию о похищении ее ребенка. Якобы няня увезла Максима в Набережные Челны и все эти годы отказывалась возвращать. Челнинские чиновники заставили няню отвезти ребенка в Москву. Она со слезами вспоминает, как столичные полицейские отдирали от нее плачущего Максима. И потом передали мальчика его юридической матери, которая практически сразу поместила ребенка в интернат. А отдел опеки и попечительства суд о лишении Ирины родительских прав проиграл — в иске отказали, слишком поздно он был подан, к тому времени юридически Максим уже не относился к Набережным Челнам.
«Приведите ребенка в суд!»
Татьяна решила бороться за ребенка, которого считает своим. Она подала иск, в котором просила разрешить ей иногда видеться с Максимкой. Головинский суд отказал — мол, есть мать, которая против этого общения, а Калентьева — никто. За Татьяну боролась уполномоченный по правам ребенка Республики Татарстан Ирина Волынец, но ее веса в данной истории недоставало. Были апелляции, кассации, возвращение дела на новые рассмотрения. Но итог один — бывшей няне так и не удалось увидеть Максима хоть одним глазком. На суд его не привозили, да и сама Ирина на заседаниях ни разу не появилась, предпочитая действовать через своего адвоката.
2 сентября состоялось рассмотрение дела апелляционной инстанцией Мосгорсуда. Видно, было, что сначала все три судьи, составляющие коллегию, сильно удивились притязаниям Калентьевой на совершенно чужого ей юридически ребенка при наличии у него какой-никакой, но родной матери. Однако ситуация их явно заинтриговала.
«Очень бы хотелось узнать мнение самого ребенка, — заявила председатель суда. — В течение всех предыдущих судов его мнением никто не интересовался. Все родители приводят детей в суд. Мы можем опросить мальчика?»
«Нет, — смущенно ответил представитель Ирины З. — Мать категорически против этого».
«А почему мать сама ни разу в суд не пришла?» — поинтересовались судьи.
«Она боится общения с Калентьевой», — ответил адвокат.
«Почему она отдала своего ребенка в интернат?» — продолжали его закидывать вопросами судьи.
«Потому что сначала мальчика отдали в обычную школу, но Калентьева предприняла попытку его преследовать, — пояснил юрист. — Поэтому мальчика и поместили в закрытое учреждение. Чтобы его бывшая няня не достала».
«Знаете, я не представляю, как можно семь лет не видеть своего ребенка, которого якобы похитили, и сразу после обретения отдать его в интернат, — севшим от волнения голосом заявила одна из судей. — Если мать состоятельная, она могла бы решить вопрос с безопасностью сына, не прибегая к таким жестоким мерам».
В итоге было вынесено решение, что Максима привезут в суд и опросят. Иначе истину установить будет невозможно.
«В нормах материального права есть понятие “значимого взрослого”, — объясняет адвокат бывшей няни Светлана Заневская. — Но это понятие из Семейного кодекса РФ, и речь там идет о родственниках. Но, несмотря на то, что Татьяна Калентьева не является родственником, кассационная инстанция при первом рассмотрении дела указала в определении, что необходимо установить через психолого-педагогическую экспертизу является ли Калентьева значимым взрослым для Максима. И в случае удовлетворительного ответа суд может удовлетворить просьбу Татьяны об общении с ребенком».
«Глаза светились любовью»
После суда корреспондент aif.ru отправился в тот дом на Ленинградском шоссе, где в 2013 году Татьяна Калентьева прожила полгода с новорожденным Максимом. Удивительно, но соседи хорошо помнят и ее, и Ирину. Но вот делиться воспоминаниями наотрез отказываются.
«Мы ничего не будем говорить, — заявили они. — Вы знаете, кто такая Ира? С кем она связана? А мы еще здесь жить хотим».
Сама Ирина З. в этой квартире не появляется уже давно, сейчас в ней живет арендатор — симпатичная женщина, пояснившая, что не имеет представления об истории с няней и ребенком.
Но жительница соседнего подъезда по имени Татьяна Ирину не знала, бояться ей было нечего, а вот Калентьеву она помнит до сих пор.
«Я часто видела, как эта няня гуляла с коляской, где сидел малыш, — рассказала жительница дома. — Она возила его в парк. Она ухаживала за этим малышом, как за родным. Ее глаза светились любовью, когда она на него смотрела. Я тогда так удивлялась — бывают же такие няни. Вы говорите, что она семь лет с ним прожила? Немудрено, что за эти годы мальчик точно уж стал ей как сын».
Татьяна Калентьева настроена идти до конца в борьбе за мальчика, которого считает родным. Она вспоминает, как Максим, когда его отдирали от нее полицейские, с плачем просил: «Мама, борись за меня». Говорит, что как же теперь отступать? Если Татьяне удастся через суд добиться общения с ребенком, она планирует впоследствии добиться и ограничения Ирины в родительских правах. И потом официально взять Максима под опеку.
