Называвший себя царём мятежный казак Пугачёв не просто рвался к власти. Была у него и политическая система. И, как ни странно, это народовластие, пусть и в очень странной для демократии форме.
Передо мной первое, ещё берлинское издание 1924 года книги Михаила Первухина «Пугачёв-Победитель». Внеся лишь одну деталь в реальную историю (допустив, что Екатерина II и наследник престола гибнут во время бури, принимая морской парад), автор доказывает, что при таком повороте событий Пугачёв смог бы без особого труда уничтожить Российскую империю. Настолько много к тому моменту в России накопилось проблем, а не привыкшая к самостоятельным действиям тогдашняя элита, была не способна к сопротивлению. Собственно, эта книга и заставила задуматься над тем, а чего же хотел Пугачёв? И так ли уж сильно, если говорить юридическим языком, его намерения отличались от действий многих наших коронованных особ?
Полистаем дореволюционный словарь Брокгауза-Ефрона: «Бунт — уголовно-правовой термин, обозначающий вообще насильственное посягательство на власть и существующий порядок правления». Закон от 4 июня 1874 года добавляет, что это «умысел ниспровергнуть правительство» или умысел «переменить образ правления».
А теперь вспомним, к примеру, перевороты, организованные Елизаветой Петровной и Екатериной II. Обе дамы на официальную власть в государстве «посягали», да еще и «насильственно». А Александр I в обстановке конспирации готовился дать стране Конституцию. Правда, так и не решился. Однако то, что «умышлял переменить образ правления», факт исторический. При этом ни одному тогдашнему юристу и в голову не пришло бы обвинять эту славную троицу в бунте. Только Василий Ключевский в своих личных дневниках, то есть не для печати, осмелился назвать двух императриц «воровками власти». А вот Пугачёва казнили.
Был ли он бунтарем? Разумеется. Куда денешь жутковатые «детали» пугачёвщины? Не понятно другое, почему у нас не вспоминают о том, что и он хотел на свой лад «обустроить Россию».
Это правда, что на начальном этапе восстания перед заговорщиками стояла скромная задача: удрать с награбленным в Турцию. Однако по мере накопления сил в его голове начала маячить и другая география — а не двинуть ли на Москву, и другая задача — как раз «переменить в России образ правления».
Переменить на что? Читаем дореволюционную Большую Энциклопедию: «Обращая всех в казаков, он (Пугачёв) хотел ввести в России казацкие порядки. Всех жителей обстригали в кружок и уводили за войском, оставляя на месте стариков. У них тоже являлись избранные ими старшины и атаманы. Сам Пугачёв был между своими лишь избранным атаманом, вполне зависящим от громады». (Т.е. от казачьей массы).
На это обстоятельство стоит обратить особое внимание. Взятый на себя Пугачёвым титул Петра III являлся лишь дымовой завесой для самых широких масс населения. Учитывая нашу вековечную любовь к царю-батюшке. Однако само ядро заговорщиков не собиралось ни выстраивать новую монархическую систему, ни терпеть Емельку Пугача как самодержца.
Конечно, Пугачёв, как любой умный агитатор, говорил то, что устраивало слушателей. В самом начале войны при занятии Илецкого городка, добросовестно играя роль царя и еще надеясь перетянуть на свою сторону часть боярского и дворянского сословия, он обещал: «У бояр села и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами». Исконных казаков он жаловал не только рекой Яиком со всеми угодьями и богатствами, но и тем, в чём казаки нуждались больше всего: хлебом, порохом, свинцом, деньгами, «старой верой» и казацкими вольностями. Калмыкам, башкирам и казахам он обещал все их земли и угодья, государево жалованье и вечную вольность. Тогда же он обещал передать боярскую и дворянскую собственность крестьянам. Все это и обеспечивало ему столь массовую поддержку.
Но это все слова «агитатора, горлана-главаря», а на деле Пугачёв действовал по своему плану. Вместо жалованья дворянство получило от «Петра III» виселицу. Логику диктовала сама драка. Не говоря уже о том, что ни боярское, ни дворянское сословие в государство, придуманное Емельяном Пугачёвым, просто не вписывались. Примерно так же, как позже не вписывалась в пролетарское государство буржуазия.
Война объявлялась всем существующим властям, помещикам и «прикащикам». Кстати, не надо путать часто упоминаемого в пугачевских бумагах «прикащика» с более поздним понятием приказчика. «Прикащик» сидел не в скобяной или бакалейной лавке, а был в те времена и управляющим имением, и судьей, и сборщиком налогов, то есть, выполнял любые поручения боярина, дворянина или вообще власти. При этом славился в народе беспардонным воровством. Отсюда и ненависть пугачёвцев, поставивших его в один ряд с другими своими кровными врагами.
Передавая крестьянам помещичью собственность, а, заодно жалуя их долгожданной бородой — к Пугачёву стекалось немало староверов, насильно обритых властью — предводитель бунта и в обычной русской деревне вводил казацкие порядки, проводил выборы атаманов. Пусть и в самом сыром виде, но в его голове действительно крутилась мысль о создании на Руси казачьей демократии. Необычность казачьего уклада и его отличие от западной модели, принятой нашими либералами за некий эталон, вовсе не означают, что это не демократия. Это означает лишь то, что это иная форма народовластия.
Понятно, что сама по себе идея перенести на огромную и разнообразную Россию достаточно узкий опыт казачьей демократии, являлась нереализуемой. Это во многом и объясняет те противоречия, что обнаруживаются в пугачевских манифестах. Каждый из них не столько политический документ, сколько народная сказка, или, еще точнее, коряво сформулированная мечта о счастливом будущем.
И все же, если суммировать отрывочные идеи, которыми переполнены эти документы, то получается примерно такая картина. Будущее государство по Пугачёву, это казацкое государство, где не будет ни налогов, ни рекрутчины. Вопрос, где найти деньги, необходимые государству, при таком подходе, разумеется, повисал в воздухе. Сам Пугачёв полагал, что «казна сама собой довольствоваться может». Здесь сказалась тогдашняя казачья психология: кончились деньги, сходи за границу к соседу «на огонёк» — пусть попробует не дать!
Государственная монополия на торговлю солью — по тем временам это был один из самых болезненных вопросов — отменялась. Каждый был волен заниматься соляным бизнесом. По Пугачёву, все граждане этого будущего государства должны были быть вольными: «малые и большие», «рядовые и чиновные», «вся чернь бедная», «как россияне, так и иноверцы»: «мухаметанцы и калмыки, киргизцы и башкиры, татары и мишари, черемисы и поселенные на Волге саксоны». «Мишари» — это татары в Мордовии, а «саксоны» — это о немецких и других иностранных колонистах. У всех должна быть в будущем, как обещал Пугачёв, «спокойная в свете жизнь», без какого бы то ни было «отягощения, общий покой».
В пугачёвском восстании 1773-1775 гг. участвовали сотни тысяч человек. Охваченная войной территория простиралась от Воронежско-Тамбовского края на западе до Тюмени на востоке, от Каспия на юге до Перми на севере. Пугачёвский бунт принёс с собой потоки крови. В этих кровавых потоках искупался сначала помещик, а потом взбунтовавшийся раб, настигнутый другими помещиками.
Насилие царило на Руси до пугачевского бунта, правило бал во время бунта, и снова воцарилось во всей своей красе после бунта. Между тем, движущей силой этой русской жакерии была, как видим, всего лишь наивная мечта. Чистая и простая: жить по-человечески. Или, как говорил Пугачёв: «Общий покой».
Бессмыслицы я в этом не вижу. А вот утопию — да, конечно.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
