Одна из самых известных баек советской истории, что в Ленина стреляла Фанни Каплан, основана на таком гнилом фундаменте, что даже во времена непоколебимой веры в справедливость «революционного правосудия» эта версия вызывала сомнение у самих следователей ВЧК. Уже после того, как Каплан 3 сентября 1918 года расстреляли, а тело сожгли в бочке, в ходе расследования новых дел чекисты ещё не раз пытались от подследственных получить ответы на вопросы: кто стрелял, кто такая Каплан и к какой партии она принадлежала?
Всё это можно найти в рассекреченных архивах ФСБ. На вопросы, почему фундамент дела № 2162 оказался столь слабым и почему, несмотря на сомнения, Каплан всё же расстреляли, ответить намного проще, чем выяснить, кто стрелял в Ленина на самом деле. Прежде всего, расследование велось в дикой спешке. Судите сами, покушение состоялось 30 августа, а 3 сентября подозреваемую уже расстреляли.
В какой-то мере эту спешку объясняет исторический фон. Мятеж чехословаков, восстание сторонников Савинкова в Ярославле, высадка интервентов в Архангельске, убийство Урицкого, убийство германского посла фон Мирбаха, так называемый «заговор послов» и т. д. На тот момент положение большевиков было тяжелейшим. Известно, что незадолго до убийства Мирбаха Троцкий, оценивая ситуацию, ему говорил: «Собственно, мы уже мертвы, но ещё нет никого, кто мог бы нас похоронить».
Покушение на Ленина показалось большевикам идеальным предлогом, чтобы окончательно разобраться со всеми своими противниками, в том числе и со вчерашними соратниками — эсерами. Начинались классические для всякой революции разборки между бывшими партнёрами. Кто-то должен был либо исчезнуть, либо полностью подчиниться. Уже 5 сентября большевики объявили о начале красного террора. Против всех: белого подполья, эсеров, савинковцев, анархистов и т. д.
Правда, с эсерами всё было не так просто. Эсеры были всё-таки как левые, так и правые. А вычистить политическое поле большевикам хотелось от всех. Тут и появился удобнейший персонаж — Фанни Каплан. С одной стороны, её партийная принадлежность толком была не определена, с другой, по некоторым свидетельствам, будучи на каторге, она идейно перековалась из анархиста в эсера. Впрочем, сами эсеры (что левые, что правые) Каплан за свою никогда не признавали. Что, разумеется, ничуть не мешало большевикам использовать Фанни Каплан как козырь, который подходил для обвинения против эсеров всех мастей. Её дело позже фигурировало на разных процессах. То есть Каплан искусственно приписывали то к одной политической группировке, то к другой.
Наконец, очевидные пробелы и нестыковки в деле были неизбежны, поскольку ремеслу сыщика и дознавателя в ВЧК ещё только учились. Латыш Яков Петерс, заместитель Дзержинского, который и вёл дело Каплан, был опытным революционером, однако ни работа в юности батраком, ни позже агитация среди крестьян и солдат не готовила его к работе следователя.
Так и получилось, что следствие с самого начала велось некомпетентно, торопливо, а его результаты подгонялись к требованиям политического момента.
Даже сегодня точного имени женщины, обвинённой в покушении на «вождя мирового пролетариата», мы не знаем. Из имён на выбор: Фанни, Фани или Фаня, плюс Дора и Фейга. Из отчеств: Ефимовна, Хаимовна и Файвеловна. Из фамилий: Каплан, Ройд, Ройтблат или Ройдман. Мало свидетельств и того, чем после выхода на свободу Каплан на самом деле занималась.
Ну а что же всё-таки известно? Из дореволюционных полицейских протоколов известно, например, что в декабре 1906 года на киевском Подоле в одной из гостиниц прогремел взрыв, после чего на улицу выбежали мужчина и женщина. Мужчина скрылся, а женщину задержали. При ней был обнаружен поддельный паспорт на имя Фейги Хаимовны Каплан и браунинг. Паспорт был в крови, потому что женщину в нескольких местах легко ранило. На допросах задержанная больше молчала или от всего открещивалась, что, однако, не спасло её от бессрочной каторги.
Известно, что с 1907 года Каплан (или, точнее, женщина под этой фамилией) сидела в тюрьме Нарчинской каторги в Восточной Сибири, где через пару лет неожиданно ослепла. Судя по всему, сказалась контузия, полученная при взрыве. До 1913 года её слепотой интересовались лишь сокамерницы, но позже каторжанку всё-таки перевели в Иркутск, обследовали и лечили. Позже, освобождённая февральской революцией, Каплан продолжила лечение в офтальмологической клинике Харькова. Полностью зрение не восстановилось, но по улицам она всё же передвигалась самостоятельно. Иначе говоря, стрелком она была, конечно, никудышным.
Впрочем, тот факт, что выстрел был произведён с расстояния не более метра, может толковаться как в пользу Каплан, так и против неё. Теоретически, стреляя в упор, в цель могла попасть и она. Правда, для этого полуслепую женщину кто-то должен был «вывести» на цель. Между тем следствие никаких сообщников так и не обнаружило.
Не говоря уже о сбивчивых показаниях свидетелей. А среди них были и шофёр машины Ленина, и помощник военного комиссара одной из советских дивизий некто Батулин, который и задержал Каплан. На первом допросе Батулин утверждал, что во время выстрелов Каплан находилась в 10–15 шагах от него, причём за его спиной. На втором, что она находилась рядом с машиной. Сначала Батулин говорил, что задержал Каплан прямо на заводском дворе, затем — что на улице. Неизбежно возникает подозрение, что повторные показания он давал уже под диктовку.
Наконец, все свидетели подтверждали, что стреляла женщина, однако никто так и не подтвердил, что это была именно Каплан. Все запомнили лишь руку с браунингом.
Кстати, и сам этот браунинг, из которого были произведены четыре выстрела, как подтвердило повторное следствие, проведённое в 1992–1996 годах, был подброшен. А когда его обследовали, то в нём оказалась уже полная обойма, а восьмой патрон находился в патроннике. Шансов на то, что задержанная сразу же после покушения Каплан могла оружие быстро и незаметно для окружающих перезарядить, крайне мало. Тем более что ловкостью эта женщина-инвалид, по свидетельствам тех, кто её знал, не отличалась. Наконец, в деле просто нет официально оформленного протокола произведённого у неё обыска.
Смущает и другое. Дело в том, что до покушения охраны у Ленина почти не было. И это было хорошо известно его противникам. Вот и на завод Михельсона в тот день он приехал без охраны. Между тем, учитывая факт отсутствия охраны и эсеровский опыт проведения террористических актов, у организаторов покушения не было ни малейшего резона рисковать стрелком. С начала ХХ века эсеры в подобных случаях всегда использовали не пистолет, а бомбы. А тут вдруг сделали ставку на полуслепую Каплан? Странно.
Недаром позже какие только версии ни возникали вокруг этого покушения. И фигурировали в ряде версий уже не эсеры, а сами большевики. Мол, покушение явилось результатом внутрипартийной борьбы. Впрочем, и эта версия серьёзными доказательствами не блещет.
Можно было бы, конечно, всю историю с покушением свести к действию одиночки. Тем более что в ходе одного из допросов Каплан якобы заявила: «Я стреляла в Ленина, потому что он удаляет идею социализма на десятки лет. Я совершила покушение лично от себя». Однако слова повисают в воздухе, поскольку этот протокол не был ею подписан. (Вообще, из шести протоколов допроса Каплан согласилась подписать лишь два.) А главное, вариант террористки-одиночки большевиков категорически не устраивал. Им был нужен повод для широких репрессий.
Фанни Каплан — одна из самых загадочных женщин нашей истории. Откуда она появилась, как её на самом деле звали, действительно ли она, полуслепая, целилась в Ленина? Наконец, есть версия, что её, по распоряжению раненного вождя, не расстреляли, а отправили на Соловки. А уже в 30-е годы Фанни Каплан вроде бы видели в Свердловской тюрьме.
Человек-версия, человек-призрак.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции