Чем Феликс хуже Бориса?
Возвращение дивизии Внутренних войск МВД России имени создателя ВЧК Феликса Дзержинского вызвало предсказуемую реакцию либеральной общественности.
Глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева поспешила заявить, что власти игнорируют мнение тех, кого такой шаг может оскорбить. Член президентского Совета по правам человека Сергей Кривенко назвал переименование «неуместным, потому что в обществе сейчас очень неоднозначное отношение к Дзержинскому».
Последнее замечание довольно странное. Однозначного отношения к политических деятелям как настоящего, так и прошлого в обществе не бывает никогда. Неоднозначное отношение к Борису Ельцину никоим образом не мешает существованию Президентской библиотеки имени Ельцина, волейбольному турниру имени Ельцина и так далее.
Или вот Военная академия РВСН имени Петра Великого. Можно ли сказать, что к Петру в обществе однозначное отношение? Ничуть не бывало. Есть определённая категория граждан, которые полагают, что стремление царя к насильственной «европеизации» страны разрушило её вековые устои. Для них упоминание Петра Великого в названиях городов, улиц и учебных заведений — оскорбление.
«Сталинград» и «Робеспьер»
Вряд ли можно сказать, что советский вождь Иосиф Виссарионович Сталин имеет однозначно положительную репутацию в современной Западной Европе. Скорее, наоборот. Однако же в Париже по сей день существует площадь Сталинград, названная, понятно, не в честь Сталина, а в честь Сталинградской битвы. Тем не менее в Париже от имени «Сталин» люди в обморок не падают, в отличие от Москвы, где надпись в оформлении станции метро «Нас вырастил Сталин на верность народу» вызывает у некоторых форменную истерику.
Да и станцию метро «Сталинград», расположенную на одноимённой площади, никто переименовать не пытается, в отличие от Москвы, где никак не могут отстать от несчастной «Войковской», да и не только от неё.
Если кому-то кажется, что для Франции Сталин — фигура опосредованная, а потому споров не вызывающая, то вот вам другой пример. Максимилиан Робеспьер во французской истории — личность не менее неоднозначная, чем товарищ Сталин в России. Однако ж это не мешает уже более 75 лет существовать в Парижском метрополитене станции «Робеспьер». А помимо неё, массе памятных досок, бюстов и прочих знаков уважения к лидеру якобинцев.
Одни считают это правильным, другие терпят, и вот таким образом и достигается гражданский мир в обществе.
Возвращение утраченного
Вернёмся, однако, к Феликсу Дзержинскому. Создатель ВЧК, помимо отлаживания государственного репрессивного аппарата, много времени посвятил вопросам экономики, внёс огромный вклад в борьбу с детской беспризорностью, действительно дав путёвку в жизнь сотням тысяч мальчишек и девчонок, оставшихся без родительского попечения.
Зачастую на Дзержинского возлагают ответственность даже за то, к чему он не мог быть причастен чисто физически — «Большой террор» начался через одиннадцать лет после смерти железного Феликса. В общем, попытки демонизировать этого политика выглядят довольно нелепо.
Что касается дивизии Внутренних войск и её наименования, то давайте вспомним, под каким лозунгом начиналась в конце 1980-х кампания по возвращению старых названий городам, улицам, площадям и т. д. Под лозунгом «восстановления исторической справедливости».
Так вот, созданная в 1924 году дивизия носила имя Феликса Дзержинского с 1926 по 1994 годы. С этим именем её солдаты маршировали на параде 7 ноября 1941 года, с этим именем они бросали к подножию Мавзолея гитлеровские знамёна на Параде Победы. Вся история этого подразделения — это история дивизии Дзержинского.
Скажу больше, за те двадцать лет, что дивизия была лишена своего исторического имени, ситуация не изменилась. Те, кто служил в дивизии, называли себя «дзержинцами», да и в народе подразделение упрямо называли «дивизией Дзержинского», как бы кто от этого ни кривился.
Таким образом, официальное возвращение части имени создателя ВЧК и есть то самое восстановление исторической справедливости, за которое некогда ратовали сторонники демократических преобразований.
А если историческая справедливость выглядит не так, как хотелось бы отдельным представителям общественности, так ведь она не червонец, чтобы всем нравиться.
