На днях мне посчастливилось побывать в Крыму, а конкретно — в Коктебеле и Феодосии. На вопрос: «Как там?» — я теперь отвечаю: «Сказочно». Понятно, что для тех, кто там отдыхает, Крым один. Для тех, кто в Крыму работает и живёт, — он другой. Я был там ровно 20 лет назад. С тех пор Крым для меня лично не изменился ничуть.
Первое и самое главное потрясение: все крымчане, с которыми довелось пообщаться, готовы терпеть. И это потрясает! Потому что проблем у них действительно много. Очереди за паспортами — ничего, получим позже, — говорят они. Выросли цены — переживём. Народу отдыхающего поубавилось — это трудности переходного периода. Зато по нам не бьют градами — сражали меня местные жители убийственным аргументом. Крымчане понимают, что легко не будет, и никакой манны небесной не ждут. Но они искренне чувствуют свою связь с Россией. Российский триколор я наблюдал чуть ли не в каждом втором местном автомобиле. Эти флажки, размещённые на передней панели авто, мне встречались гораздо чаще, чем в московских машинах, кстати. Хотя у москвичей, согласитесь, больше оснований эти флаги вывешивать.
Удивительное дело — пустующие днём кафешки по вечерам заполнялись. Народ сидел везде, а бары работали круглосуточно. На каком ещё курорте вы выпьете в баре 300 граммов вина и заплатите за это 80 рублей? А кружку пива за 50 рэ не хотите? В Крыму можно прекрасно прожить на 200–300 рублей в день. Дешевизна и всеобщая курортная расслабуха повергает отпускника (как там у Пелевина?) в абсолютный нирванический ступор, говоря иначе, в блаженнейшую беззаботность. Можно безболезненно для кошелька угощать всех, даже незнакомых людей. Что я и делал, признаюсь. Просто вставал у бочки с вином и предлагал всем проходящим выпить просто так, за знакомство. Можно сказать — это была моя личная инвестиция в местный бюджет.
Как мне показалось, Крым во многом остался советским. В хорошем смысле. Да, там нет фешенебельных отелей, по крайней мере, в том месте, где я был. Досуг очень однообразный, но с другой стороны, есть ощущение общности, братства, если хотите. За границей наши сограждане обычно сторонятся друг друга, воротят лица, услышав русскую речь. «Там классно, там русских нет», — говорят наши люди, отдохнувшие в каком-нибудь заграничном захолустье. А в Крыму тебе хорошо от того, что вокруг все говорят по-русски. Но при этом мы, малознакомые люди, понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Все казались какими-то родными, давно знакомыми людьми, с ясными, хоть и не простыми судьбами, даже бомж Виктор (кстати, киевлянин), ночевавший прямо на пляже в Коктебеле. Виктор потряс меня какой-то порядочностью, обычно не свойственной людям деклассированным. Он вернул мне мои солнцезащитные очки, которые я забыл на барной стойке. Хранил их два дня, а увидев меня на третий, радостно мне их вручил. Я отблагодарил его выпивкой, и он устроил мне бесплатный пиар, рассказывая всем вокруг, какой же я хороший человек. Он пил, но при этом не напивался до потери сознания, делал это интеллигентно.
Я был так тронут его порядочностью, что мне захотелось сделать ещё что-то хорошее для незнакомых людей. На набережной Феодосии я увидел пожилую пару, застывшую в растерянности у афиш, рекламирующих выступления российских артистов. Рядом сидела девушка, продававшая билеты. Выбирать было, по большому счёту, не из чего — Григорий Лепс «Гангстер № 1» (так называется его новая концертная программа), Вадим Казаченко — этот просто «Один» (надо полагать, без ансамбля). И Хор, прости Господи, Турецкого. «На кого из этих артистов вы хотите пойти?» — спросил я обаятельных стариков. «На Хор Турецкого сходили бы, — сказала пожилая дама, — но уж больно дорогие билеты, от 800 рублей». Не могу передать словами, какие у них были приятно удивлённые лица, когда я купил им 2 билета на Турецкого. Мелочь, конечно, но я сам испытал радость от того, что сделал маленькое доброе дело. «Надо же, — удивилась женщина, — прямо как в сказке!»
Война и мир
Возможно, мне повезло, но за все 5 дней, проведённых в Крыму, я не встретил ни одного стража порядка в курортной зоне. Сотрудников МВД я видел только в аэропорту Симферополя, который, к слову, ломится от наплыва отпускников. К чему я про стражей? К тому, что, несмотря на невидимых невооружённым взглядом полицейских и зримую анархию, везде был относительный порядок. Если и вспыхивали локальные конфликты и даже локальные пьяные потасовки в прибрежной зоне, они каким-то магическим образом разруливались без участия полиции.
Когда-то очень давно я сформулировал для себя простое правило «бойцовского клуба»: если ходишь в такие места, где могут избить, надо быть к этому готовым. Либо не ходить туда вообще. Признаюсь, я погружался в самую гущу курортной жизни и получал от этого невероятное наслаждение. Особенно от общения. Это были самые разные люди. Помню, угостил двух парней пивом. Разговорились, выяснилось — луганчане, сбежавшие от войны. «Мы не хотим воевать, — сказал мне один из них, — хотя АКМ у меня на огороде на всякий случай закопан». «А где ты его взял?» — удивился я. «А когда склад местного СБУ брали, мне один ствол достался. Мой брат воюет, а меня сюда отправил. Сказал: „Пусть у наших родителей хоть один кормилец останется“». Другой, узнав, что я журналист, спросил: «Ну что, как думаешь, Россия нас поддержит? Не на словах, а конкретными делами? У нас в городе просто катастрофа! Света нет, воды нет, продуктов мало. В районе, где я живу, одни старики остались, которым ехать некуда. И трупы на улицах лежат». Что мне надо было сказать на это? Своих не бросаем? «Не знаю», — просто ответил я. У эти парней из Луганска, рассказывающих об ужасах войны, не было злобы. Наверно, они, как и я, ничего не понимают: что же сегодня на самом деле творится на Украине. Это всё так дико и необъяснимо.
Но потом был новый день и новые знакомства, вытеснившие ужасы военной хроники на периферию сознания. Молодая пара из Москвы, добравшаяся в Коктебель из столицы на своей машине, поразила меня признанием: «Нам ещё повезло, всего 8 часов потратили на переправу на пароме». Никакого возмущения в их словах не было, не «кошмар-кошмар», а «всего 8 часов», мол, другие вон по 30 часов стояли. И никто из этих людей не возмущается. Все понимают. Трудности переходного периода.
На набережной Коктебеля я встретил человека с косичкой вместо бороды. Он подошёл ко мне и совершенно трезвым голосом просто отрекомендовался: «Громов». «Товарищ Громов, у вас бородка, как у Бориса Гребенщикова», — сразу же нашёлся я. «Неэ, — сказал Громов, — Гребенщиков уже такую бородку не носит». «Не спорю», — сказал я, и мы расстались, как мне показалось, добрыми друзьями. Через пару часов Громов шёл по набережной в обратном направлении мимо меня (не узнавая), но уже без майки, в одних шортах. В одной руке у него была бутылка вина (на дне которой плескались остатки), другой он бил себя в грудь. И при этом Громов орал, как Тарзан: «А-А-А-А-а-а…» Чувствовалось, что ему было очень хорошо. И никого это не смущало и не возмущало.
Не знаю, можно ли испытать и увидеть всё то же самое, что я испытал и увидел в Крыму, в другом месте. Возможно, хотя я не уверен. Боюсь вот только, если в Крым придёт цивилизация, он умрёт, задохнётся. Инвестиции там необходимы, но, как мне кажется, они убьют дух свободы и братства, который остался на этом удивительном полуострове. Возможно, я написал самый наивный текст в своей жизни, но именно в Крыму я прожил несколько самых наивных дней и испытал все самые лучшие чувства. Прямо как в детстве. Или в сказке?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции