В последние годы Нобелевская премия мира вызывает горячие споры. Многие убеждены, что её лауреатами в последнее время становятся люди и организации, которые порочат эту высокую награду. Притчей во языцех стало присуждение в 2009 году премии президенту США Бараку Обаме, который в последующие годы больше времени посвятил разжиганию новых вооружённых конфликтов, нежели делу мира.
Впрочем, данная Нобелевская награда всегда вызывала споры из-за своей политизированности и сиюминутности. Имена большинства её лауреатов мало что скажут последующим поколениям либо вызовут серьёзные вопросы.
По сей день не утихают споры, насколько обоснованным было присуждение Нобелевской премии мира в 1990 году первому и последнему президенту СССР Михаилу Горбачёву.
Но в отечественной истории был и ещё один лауреат Нобелевской премии мира, получивший её на 15 лет раньше — советский физик и правозащитник Андрей Дмитриевич Сахаров. И эта награда, как и личность лауреата, выглядит не менее спорной.
«Физиком меня сделал папа»
У юного Андрюши Сахарова, родившегося в 1921 году, проблем с поиском ответа на вопрос «Кем быть?» не было. Ответ на этот вопрос дал его отец, Дмитрий Иванович Сахаров, преподаватель физики, популяризатор науки, автор учебника, по которому учились несколько поколений.
Как говорил сам Сахаров-младший, «физиком меня сделал папа, а то Бог знает, куда бы меня занесло!».
Начальное образование Андрей Сахаров получил дома, а придя в школу в седьмом классе, уже чётко двигался по научной стезе. После окончания в 1938 году школы — поступление на физический факультет МГУ, в 1944 году — в аспирантуру Физического института Академии наук, где его научным руководителем стал будущий нобелевский лауреат Игорь Тамм.
Уже в то время Андрей Сахаров считался одним из самых перспективных физиков страны, и неудивительно, что вскоре он стал одним из тех, кому было поручено создавать «ядерный щит» страны.
С 1948 года Сахаров в течение двадцати лет работал над созданием советского термоядерного оружия, в частности, проектировал первую советскую водородную бомбу.
О том, сколь успешен был Сахаров на этой стезе, говорят три звезды Героя Социалистического Труда, орден Ленина, одна Сталинская и одна Ленинская премия, многочисленные научные регалии и другие блага, которыми его щедро осыпало советское государство.
От ядерного цунами к борьбе за мир
Энтузиазм молодого Сахарова поражал даже военных. Так, его идеи об использовании сверхмощных ядерных зарядов для проведения подводных взрывов, вызывающих гигантское цунами, способное смыть все города на побережье США, даже не склонным к сантиментам советским генералам и адмиралам показались чрезмерными.
Однако в 1960-х годах с Сахаровым происходит то, что ранее происходило со многими другими физиками-атомщиками как в СССР, так и в США, — он приходит к выводу, что его деятельность аморальна и кощунственна, и решает посвятить себя борьбе за мир, разоружение и справедливое мироустройство.
В середине 1960-х годов общественная деятельность Сахарова начинает вытеснять научную. Он пишет письма против «лысенковщины», против реабилитации сталинизма, в защиту писателей и общественных деятелей, вступивших в конфликт с советской властью из-за политических расхождений.
Адепт плановой экономики
В 1968 году Андрей Сахаров написал программную статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». В ней он рассматривал глобальные проблемы, грозящие человечеству, и выдвигал тезис о «сближении социалистической и капиталистической систем, сопровождающемся демократизацией, демилитаризацией, социальным и научно-техническим прогрессом, как единственной альтернативе гибели человечества».
Уже в этой статье проявился главный недостаток Сахарова как общественного деятеля — его идеи и размышления выглядели чрезвычайно оторванными от действительности, от реалий настоящей жизни.
При этом тех, кто знает о деятельности Сахарова лишь понаслышке, некоторые постулаты этой статьи могут сильно удивить: например, академик считал, что социалистическое общество в социокультурном плане на ступеньку выше капитализма, а плановая экономика по своему потенциалу превосходит рынок.
Разумеется, в статье содержалась и критика советского строя — единственного строя, который, собственно, Сахаров знал лично.
Трижды Герой Социалистического Труда, учёный-атомщик, ругающий советскую власть, — на Западе за персону Сахарова ухватились сразу и прочно. Он обещал стать отличным оружием в антисоветской пропаганде.
С другой стороны, советские органы госбезопасности взяли академика-общественника «на карандаш» как потенциально опасную персону.
Короля играет свита
Вполне вероятно, что того Сахарова, который известен сегодня, не было бы, не случись два роковых обстоятельства — смерть первой супруги академика и его знакомство с диссиденткой Еленой Боннэр.
Чтобы не быть голословными, приведём цитату из дневника самого академика: «Люся (Боннэр — прим. ред.) подсказывала мне (академику) многое, что я иначе не понял бы и не сделал. Она большой организатор, она мой мозговой центр».
«Организатор» и «мозговой центр», вышедший замуж за Сахарова в 1972 году, окончательно повернул академика от науки в сторону правозащитной деятельности.
Влияние Боннэр на Сахарова становится всё сильнее. Если в ранние годы своей общественной деятельности он критикует только отдельные недостатки советской системы, то чем дальше, тем больше начинает противопоставлять мрачный тоталитаризм социалистического лагеря чистой демократии капиталистического мира.
Чем резче выступал Сахаров, тем больше внимания ему уделяла как западная, так и советская пресса. Но если на Западе советского академика представляли как борца с ужасами советского режима, то в СССР — как настоящего мерзавца, поливающего грязью Родину, которая дала ему всё.
И та, и другая сторона намешивала ядрёный коктейль из крупиц правды и потока пропаганды.
Как бы то ни было, академик Сахаров становится персоной, известной всему миру.
В начале был Сахаров…
Власти к карательным мерам по отношению к Сахарову не прибегали — доставалось в основном его соратникам по диссидентскому движению. За академиком плотно следили сотрудники КГБ, ему настоятельно советовали не раздражать высших советских руководителей.
Разбушевавшийся академик, однако, не внимал, давая регулярные пресс-конференции для западных журналистов, работающих в СССР.
О том, что говорил на этих пресс-конференциях академик, вспоминать сегодня не очень любят. Объясняется это просто — когда Сахаров уходил с разговоров на тему «за всё хорошее против всего плохого» на обсуждение текущих событий, его оценки оказывались чрезвычайно спорными. А с годами оказалось, и ошибочными.
Когда в январе 1977 года армянские националисты устроили теракт в московском метро, Сахаров заявил: «Я не могу избавиться от ощущения, что взрыв в московском метро и трагическая гибель людей — это новая и самая опасная за последние годы провокация репрессивных органов. Именно это ощущение и связанные с ним опасения, что эта провокация может привести к изменениям всего внутреннего климата страны, явились побудительной причиной для написания этой статьи. Я был бы очень рад, если мои мысли оказались неверными…»
Это вам ничего не напоминает, уважаемые читатели? Спустя двадцать лет на таком же базисе будет строиться версия о причастности российских спецслужб ко взрывам в Москве, а затем — о причастности белорусских спецслужб ко взрывам в Минске.
За своё заявление Сахаров получил вызов в прокуратуру, где ему было вынесено официальное предупреждение: «Гражданин Сахаров А. Д. предупреждается в том, что он сделал заведомо ложное клеветническое заявление, в котором утверждается, что взрыв в московском метро является провокацией органов власти, направленной против так называемых диссидентов. Гр. Сахаров предупреждается, что при продолжении и повторении его преступных действий он будет нести ответственность в соответствии с действующими в стране законами».
Сахаров подписывать уведомление о предупреждении отказался, заявив: «Я отказываюсь подписать этот документ. Я прежде всего должен уточнить сказанное вами относительно моего последнего заявления. В нём нет прямого обвинения органов КГБ в организации взрыва в московском метро, но я высказываю определённые опасения (ощущения, как у меня написано). Я высказываю в нём также надежду, что это не было санкционированное свыше преступление. Но я сознаю острый характер моего заявления и не раскаиваюсь в нём. В острых ситуациях необходимы острые средства. Если в результате моего заявления будет проведено объективное расследование и найдены истинные виновники, а невинные не пострадают, если провокация против диссидентов не будет осуществлена, я буду чувствовать большое удовлетворение».
Премия и чай с пирогом
Но вернёмся в начало 1970-х. К 1975 году Андрей Сахаров из секретного учёного-атомщика превратился в известную всему миру персону, которую различные общественные группы на Западе выдвигали на Нобелевскую премию мира.
Сахаров был чрезвычайно удобной фигурой и для Нобелевского комитета — известный физик-ядерщик, раскаявшийся в создании того, что принесло ему славу и почести, и борющийся за мир и свободу, невзирая на личные блага. Подобный портрет идеально ложился в суть премии, задуманную Альфредом Нобелем. Разумеется, всячески этому решению способствовали западные политики, для которых такой лауреат был отличным помощником в идеологической борьбе против СССР.
Советский Союз, разумеется, был не слишком рад, но реальных рычагов влияния на Нобелевский комитет не имел. К тому же на дворе всё ещё была разрядка 1970-х, Москва получила право на проведение Олимпиады, и всерьёз ссориться с Западом из-за Сахарова советские лидеры не собирались.
В тот день, когда в Осло было объявлено о присуждении премии Сахарову, его супруга Елена Боннэр находилась в Италии, где лечила зрение. Сам академик-диссидент в этот момент был у друзей по правозащитному движению — пил чай с яблочным пирогом. Вскоре туда же подтянулись соратники Сахарова, а также западные журналисты. Этой тёплой компанией и отметили присуждение академику премии.
Несвоевременные мысли
На само вручение премии Сахаров не поехал, но козни КГБ тут, по большому счёту, ни при чём. Академик был «невыездным» из-за того, что являлся носителем слишком многих оборонных секретов. Кстати, по словам Елены Боннэр, сам Сахаров это признавал и особо не роптал.
Награду за Сахарова получила его жена, благополучно отправившаяся из Италии в Норвегию с текстом традиционной «нобелевской лекции» Сахарова в кармане, которую и зачитала в Осло.
В этой лекции, помимо ожидаемой критики советского режима, в чём-то справедливой, в чём-то нет, обнаруживаются чрезвычайно злободневные слова:
«Стремясь к защите прав людей, мы должны выступать, по моему убеждению, в первую очередь как защитники невинных жертв существующих в разных странах режимов, без требования сокрушения и тотального осуждения этих режимов. Нужны реформы, а не революции. Нужно гибкое, плюралистическое и терпимое общество, воплощающее в себе дух поиска, обсуждения и свободного, недогматического использования достижений всех социальных систем».
В эти наивные идеи Сахарова никак не вписываются ни Ливия, ни Сирия, ни киевский «Евромайдан»… Пожалуй, сегодня за такие речи академику бы премию не присудили.
Когда лопнуло терпение
После получения премии Елена Боннэр благополучно вернулась к мужу в СССР, где супруги с ещё большей энергией принялись бороться с советской системой.
Я не склонен считать власти Советского Союза склонными к гуманизму, однако факт есть факт — жёсткие меры к Сахарову были применены только в 1980 году, когда он открыто выступил против введения советских войск в Афганистан.
Наверное, надоедливого академика могли бы выслать из СССР и раньше, как Солженицына и Ростроповича, однако всё опять упиралось в «ядерные секреты» — слишком много он знал.
Но в 1980 году разрядка приказала долго жить, противоборствующие стороны вновь перешли к жёсткой риторике, и в этих условиях с Сахаровым уже не церемонились — лишив звёзд Героя, орденов и других регалий, отправили в ссылку в Горький.
За эти страдания Нобелевский комитет с удовольствием бы дал Сахарову ещё одну премию мира, но, по статусу, награда присваивается только один раз…
