4 октября 1993 года многомесячный конфликт между президентом Б. Ельциным и народными депутатами завершился расстрелом здания Верховного Совета России из танков и других видов оружия.
Как вообще такое побоище могло случиться в центре мирного города и могла ли история России в те дни пойти другим путем, «АиФ» спросил у полковника в отставке Виктора Алксниса, бывшего народного депутата СССР от Латвии, депутата Госдумы РФ в 2000-2007 годах и одного из активных защитников Верховного Совета в последние дни его существования.
«Идите в оружейную и получите пистолет»
Виталий Цепляев, aif.ru: — Виктор Имантович, когда танки в центре Москвы прямой наводкой били по парламенту, вы где находились?
Виктор Алкснис: — Я находился на лечении, поскольку еще 27 сентября меня избили омоновцы у станции метро «Улица 1905 года», где я проводил митинг. ОМОН налетел на его участников, начал их «месить». Я попытался это остановить, но тоже получил дубинкой по голове. Потом меня продолжили бить — и дубинками, и ногами. В итоге на машине скорой помощи меня привезли в институт Склифосовского с сотрясением мозга, перебитой рукой и синяками по всему телу.
В общем, уж не знаю, к счастью или нет, но 3-4 октября у Дома советов меня не было. А до этого, с 21 по 27 сентября, я находился среди защитников Белого дома и большую часть времени проводил на улицах Москвы. Свою задачу я видел в том, чтобы поднимать народ, организовывать митинги, перекрытия улиц.
— В каком качестве вы этим занимались?
— На тот момент я был заместителем председателя исполкома Фронта национального спасения. За что и попал в соответствующие оперативные сводки МВД. Честно говоря, я не предполагал, что с протестующими будут обращаться так жестоко, что бывшие советские офицеры способны на такие зверства — ведь прошло всего два года, как не стало СССР. На моих глазах моложавый майор в сапогах, получив приказ нас разгонять, стал бить этими сапогами в живот пожилую женщину. Со словами «Ты что творишь, сволочь?» я подбежал к нему и, пока меня не оттащили, успел заметить, с каким удовольствием он это делал. Для меня это было одно из самых страшных потрясений тех дней.
— Если бы 3-4 октября вы оказались в осажденном Белом доме, оружие в руки взяли бы?
— Да. И уже брал его, правда, ненадолго. 25 или 26 числа, когда Белый дом уже был блокирован и в этой блокаде оказались сотни людей, пришла информация, что с окраин Москвы к нам движется бронетехника и ожидается ночной штурм. Меня вызвали и сказали, чтобы я получил оружие. Я тогда ещё удивился — какое оружие, что мы можем противопоставить бронетехнике? Идите в оружейную и получите пистолет Макарова, ответили мне. И я этот пистолет получил. Но вскоре сдал его обратно — когда сообщили, что штурма не будет и отправленные на штурм войска вернулись в свое расположение.
«В здании парламента хотели пустить газ»
— Как вам кажется, почему вообще разразился этот кризис? Ведь конфликты между ветвями власти случаются и в других странах, но до стрельбы из танков дело обычно не доходит. Что у нас пошло не так?
— Одной из причин обострения конфликта стала приватизация. Верховный совет настаивал на том, чтобы гражданам выдавали именные чеки, а Чубайс, которого Ельцин тогда во всём поддерживал, продавил вариант с безымянными ваучерами, которые можно было массово скупать по дешевке и затем с их помощью прибрать к рукам общенародную собственность. Депутатов, естественно, это возмутило, тем более что указ о ваучерной приватизации был проведен в обход парламента.
Противоречия, которые возникли между президентом и парламентом, конечно, могли быть разрешены политическим путем. Но Ельцин уже закусил удила и не желал идти ни на какие уступки, мирно договариваться с депутатами. Его в принципе не устраивала модель, существовавшая в тот период. Я напомню, что по действовавшей тогда Конституции высшим органом власти в стране был Съезд народных депутатов России — его полномочия были больше, чем у президента. Ельцин же решения съезда выполнять не хотел и предпринимал одну за другой попытки его разогнать. Первый указ о разгоне был подготовлен уже в марте 1993 года. Почитайте мемуары его охранника Коржакова: в здании, где заседал парламент, планировалось запустить специальный газ, который вызывает у человека диарею. Чтобы все депутаты в буквальном смысле слова обкакались и вынуждены были прекратить сопротивление.
Так что вина за кризис и расстрел Белого дома целиком и полностью лежит на Ельцине. Он мечтал только об одном — разогнать съезд народных депутатов и Верховный совет, а затем править по своему разумению. И меня это нисколько не удивляет. В 1991 году, чтобы отомстить Горбачеву за прошлые унижения, Ельцин был готов разрушить целую страну, не то что какой-то парламент.
Я напомню: когда Верховный совет направил в Конституционный суд запрос о конституционности указа № 1400 (о роспуске парламента. — Авт.), все судьи единогласно проголосовали за то, что этот указ нарушает Основной закон страны и что парламент имеет право отстранить президента от власти и назначить исполняющего обязанности. Но президенту было плевать не только на депутатов, но и на решения суда.
— На чьей стороне тогда были симпатии большинства граждан? В августе 1991-го, когда Ельцин сам укрывался в Белом доме на Краснопресненской набережной, защищать его от танков ГКЧП вышли сотни тысяч жителей. Люди буквально своими телами останавливали военную технику, мешая войскам окружить здание Верховного совета. У депутатов же такой массовой поддержки как будто не было.
— Я лично особой поддержки Ельцина среди населения в 1993 году не видел. К тому времени у людей накопилось много недовольства его политикой — уже прошли шоковые реформы, началась грабительская приватизация. 3 октября сотни тысяч москвичей вышли на улицы, прорвали блокаду Белого дома. ОМОН, внутренние войска — все разбежались, власть в какой-то момент практически валялась на земле. Когда я перекрывал движение на улицах Москвы, я на себе чувствовал поддержку жителей — никто не возмущался тем, что акция протеста мешает им ехать с работы домой, никаких претензий в мой адрес не звучало. Да, основная часть населения была пассивной — но ведь так было и в августе, и в декабре 1991 года, когда разваливали Советский Союз. Большинство просто ждало, чем все закончится.
«Такого ужаса никогда не видели»
— Был ли у Руцкого и Хасбулатова шанс победить? И если да, то почему он был упущен?
— Шанс был — не хватило решимости им воспользоваться. Хотя на стороне Верховного совета поначалу были даже силовые структуры. На офицерском собрании в Генеральном штабе приняли обращение к Руцкому, в котором выразили ему поддержку как исполняющему обязанности президента и предложили прибыть в здание Генштаба на Арбате для руководства страной и вооруженными силами. Но Руцкой никуда не поехал. За все время противостояния он вышел из здания, кажется, только один раз — чтобы пройти вокруг него с крестным ходом... Я был свидетелем тому, как в кабинет к Руцкому заходили генералы и предлагали подогнать на защиту Белого дома любую технику, включая танки. На что тот им ответил — не надо, спасибо, мы будем решать вопрос путем переговоров. Точно так же от предложения офицеров министерства безопасности России — прибыть на Лубянку и приступить к руководству спецслужбы — уклонился Виктор Баранников, назначенный Верховным Советом министром. Дескать, это провокация, его там могут схватить и посадить. И так же вели себя многие другие руководители. Все отсиживались в Белом доме.
Зато Ельцин действовал куда решительнее. В ночь на 3 октября он лично поехал в Генеральный штаб, созвал коллегию Минобороны и приказал взять Белый дом штурмом. Хотя генералы, включая министра обороны Грачева, за час до этого приняли противоположное решение — о том, что армия вмешиваться в конфликт не будет. Мой хороший знакомый из Генштаба рассказывал мне, что Грачев всячески пытался увильнуть от этой разборки — ведь было непонятно, как обернется дело в ситуации двоевластия, не придется ли потом отвечать перед народом. И министр обороны сказал, что устного приказа о штурме ему недостаточно. Тогда Борис Николаевич выдавил из себя: «Дайте бумагу». Грачев дал ему лист, и Ельцин своей рукой написал приказ. Потом, правда, Коржаков попытался у министра обороны эту бумагу — по сути, доказательство преступления — под каким-то предлогом забрать. Но Грачев сделал вид, что приказ затерялся, и не отдал его.
— Сколько людей погибло в Белом доме? Сергей Бабурин рассказывал мне в интервью, что трупы вывозили чуть ли не баржами. О том же говорил и Александр Руцкой — по его данным, погибших было не меньше 1,5 тысячи.
— Точной цифры не знает никто. По официальным данным, погибли 158 человек. Но, по моим оценкам, жертв было гораздо больше. В Белом доме находилось много иногородних, откликнувшихся на призыв приехать защищать демократию и Конституцию. Их родственники, возможно, даже не узнали, что с ними случилось — люди уехали в Москву, «пропали без вести», и всё.
По моей просьбе из Приднестровья тогда приехали 9 бывших рижских омоновцев. Они были в Белом доме до последнего дня. 4 октября, когда по зданию начали стрелять танки, они вместе с другими защитниками укрылись в подвале. И потом рассказывали мне, что такого ужаса никогда прежде не видели. Белый дом же обесточили, в подвале было темно, и когда спецназовцы туда проникли, они высвечивали находившихся там налобными фонарями, прицелами ночного видения и расстреливали всех подряд. При том, что люди в основном были безоружные. Моим знакомым и еще небольшой группе защитников удалось спастись, выйдя через какую-то подсобку в канализационный коллектор.
— По-вашему, победа защитников Белого дома стала бы благом для страны? Или Россия скорее увязла бы в гражданской войне?
— Я думаю, что политика была бы изменена на более умеренную, отвечающую интересам народа. В экономике был бы выбран, вероятно, путь реформ по китайскому образцу. Конечно, социалистический строй уже никто возвращать бы не стал, но можно было попытаться соединить позитивные черты социализма, с одной стороны, и рыночной экономики, с другой.
Однако в результате разгрома оппозиции Ельцин повел страну по самому худшему пути. Как и развал СССР, расстрел парламента стал еще одним шагом к разрушению нашей страны.