Имя Козьмы Солдатёнкова в массовом сознании проходит по разряду: «Это, наверное, что-то насчёт благотворительности». И катастрофически отстаёт, например, от имени Павла Третьякова. Третьяков - это и благотворительность, и меценатство, и одноимённая галерея. А что Солдатёнков? В лучшем случае вспомнится больница - одна из самых почтенных и крупных в Москве. Но это раньше она действительно была Солдатёнковской. А с 1920 г. называется Боткинской, что кажется несправедливым: дескать, дали больнице имя врача Сергея Боткина, который к ней никакого отношения не имел.
Лицо России
К больнице - да. А вот к самому Козьме Солдатёнкову и Сергей Боткин, и его многочисленные братья отношение имели самое прямое. Потому что, если бы не братья Боткины, Солдатёнков мог бы остаться удачливым, но рядовым промышленником и благотворителем XIX века.
Но в том-то и дело, что «рядовым благотворителем» его назвать никак нельзя. На счету Солдатёнкова как минимум один проект такого масштаба, что даже знаменитая больница, в которую была вложена четверть (!) восьмимиллионного состояния Козьмы Терентьевича, может показаться незначительным эпизодом.
Потому что именно стараниями Солдатёнкова русская литература не просто состоялась как общечеловеческое явление, но вышла в мировые лидеры. Да и вообще является лицом отечественной культуры как таковой.
Когда говорят о том, что наши писатели, дескать, подарили миру феномен «великого русского романа», который до сих пор считается непревзойдённым по накалу эмоций, высоте духовного поиска и нравственной силе, забывают, что всего этого могло и не быть без не менее талантливого издателя. В середине XIX века такой фигурой стал Козьма Солдатёнков. И оставался ею на протяжении почти полувека. За два года до смерти, в 1899 г., он заявил: «Этой деятельности я не оставлю, пока жив, и до последнего вздоха буду думать о напечатании намеченных книг».
Как раз тогда в результате реформ царя Александра II у нас начал появляться массовый читатель. Рынок расширился невероятно. Логика бизнеса подсказывала, что прибыли там могут быть баснословными - знай иди вслед за рынком.
Однако Солдатёнков поступает наоборот. Вместо того чтобы «вписаться в рынок» и издавать коммерчески успешные книги, он издаёт то, что кажется достойным лично ему. Благо со вкусом у внука крестьянина было всё в порядке - спасибо его друзьям, братьям Боткиным, один из которых, Николай, был знаком с самим Гоголем.
«Себе в убыток»
«Он ведёт издательское дело не для своей выгоды, а в убыток себе, из чистого желания пользы русской публике» - так отозвался о начинании Солдатёнкова Николай Некрасов. Кстати, его журнал «Современник» в 1855 г. остался на плаву по той лишь причине, что Козьма Терентьевич выделил нужную сумму и спас издание от банкротства и закрытия.
Солдатёнков выпускает первое издание «Отцов и детей» Ивана Тургенева, сборники стихов Афанасия Фета, полное собрание сочинений Виссариона Белинского, восемь выпусков сборника «Народные русские сказки» под редакцией Афанасьева… И это только литература как таковая. Параллельно идёт выпуск трудов по истории - публикуются работы Василия Ключевского и москвоведа Ивана Забелина, глобальная «Русская история» Сергея Соловьёва и, наконец, «Всеобщая история» Георга Вебера в переводе Чернышевского. Да-да, того самого, который «Что делать?». Социалист и революционер, пробывший на каторге и в ссылке более 20 лет, Чернышевский, по идее, должен был ненавидеть всех богачей и действовать согласно принципу: «Взять всё и поделить». Однако вот что он пишет о Солдатёнкове: «Издатель - человек очень богатый и совершенно честный. Он делает для меня больше, нежели мог бы я сам желать».
Странная благодарность
Заметим - делает вопреки прямому указанию церковных властей. Известно, что Козьма Терентьевич относился к религии очень ревностно. Веру отцов и дедов не предавал и был одним из столпов старообрядчества в Москве. Однако сердцу не прикажешь. Лидер русских раскольников митрополит Белокриницкий Кирилл в то время заявлял: «Благопокорение покажите пред Царём вашим, и от врагов его бегайте, наипаче от злокозненных безбожников, что гнездятся в Лондоне и своими писаниями возмущают европейские державы!» Но старообрядец Солдатёнков «бегает» не от врагов царя, а к ним. Приезжает в Лондон, водит знакомство с «неисправимым социалистом» Герценом и финансирует его литературные и публицистические проекты.
Благодарность за это была своеобразной. Когда Герцен в очередной раз просил Тургенева добыть у Солдатёнкова денег, тот ответил: «Это чванливое животное не даст ни гроша, если нельзя протрубить о нём во всеуслышание».
Пожалуй, это за ним водилось. Солдатёнкову очень хотелось получить хоть какую-то благодарность за своё добро. Пусть не сейчас, пусть потом. Так, завещав Румянцевскому музею 8 тысяч книг и 15 тысяч журналов, собрание русской и зарубежной живописи, а также уникальную коллекцию древних икон, он сделал оговорку: «Поместить предметы в отдельной зале музея с наименованием таковой Солдатёнковской». Тщетно. Имя и память человека, отдавшего за всю свою жизнь на благие и добрые цели 4 млн рублей, то есть половину своего состояния, не отмечены никак. Разве что в 1993 г. у административного здания Боткинской больницы был поставлен скромный бюст и памятная доска.
