295 лет назад, 2 мая 1729 года, в прусском городке Штеттин появилась на свет девочка, получившая труднопроизносимое имя – София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская-Дорнбург.
Спустя 15 лет, 9 июля 1744 года, она переменит лютеранскую веру на православную, а вместе с этим и имя, став Екатериной. Спустя ещё 18 лет, в 1762-м, к её имени прибавят римскую двойку. А в 1767 году удостоят пышного титула: «Великая, Премудрая, Мать Отечества».
От титула она откажется. Однако и по сей день вместо порядкового номера её имя сопровождает эпитет «Великая».
Но в чём конкретно состоит её величие? Кто-то говорит об успешных войнах и славе русского оружия. Кто-то – о приращении территорий и о том, что в начале правления Екатерины в России насчитывалось 18 млн человек, а в финале – более 36 млн. Кто-то настаивает, что её реформы в области экономики, управления и образования стали тем фундаментом, который в следующем столетии позволил установить полную гегемонию Российской империи в Европе.
Немка переделывает русских в… русских
Но есть ещё один момент, на который обращают внимание реже, чем он того заслуживает. Возможно, виной тому сама Екатерина, которая, взойдя на престол, официально провозгласила, что продолжит курс, взятый Петром I. Это, кстати, зафиксировано уже манифестом о воцарении от 1762 года, где Екатерина называет Петра «наш вселюбезнейший дед». С формальной точки зрения – ложь и провокация, поскольку родным дедом Пётр ей не приходился, это знали все. Однако принята была формулировка с восторгом. А сама Екатерина демонстративно носит талисман с портретом царя-плотника и никому не позволяет критиковать своего великого предшественника.
Такой напор дал результаты: даже в школьных учебниках говорится, что Екатерина продолжила дело, начатое Петром I. Однако в реальности всё обстоит как бы и не наоборот, о чём прекрасно сказал основатель и первый председатель Русского исторического общества князь Пётр Вяземский: «Как странна наша участь. Русский силился сделать из нас немцев, немка хотела переделать нас в русских».
Заметим – не просто переделать. Екатерина, едва освоившись на престоле, затевает идеологический переворот, который в итоге привёл к формированию доктрины русской цивилизации, или, если угодно, Русского мира.
Кючук-Кайнарджийский мир завершил победоносную войну с Османской империей 1768–1774 годов и стал прологом присоединения к России Крыма, Кубани и создания Новороссии. Но ни блестящие успехи русского оружия, ни серьёзные геополитические сдвиги, ими вызванные, не влияли на самое главное: русские в глазах Европы по-прежнему пребывали в статусе «каких-то выродков». Во многом такое положение было изнанкой преобразований Петра, когда русские элиты стремительно теряли национальную идентичность. Костюмы – европейские. Манеры – европейские. Домашний обиход – тоже. Попала под удар и одна из сил, сплачивающая нацию в единое целое, – языковая общность. Причём этим даже гордились: «Ныне видим и самого его величество немецким языком глаголющего, и много тысяч подданных его российского народа, искусных в разных европейских языках, что непостыдно могут равняться со всеми другими европейскими народами».
Реабилитация костюма
В итоге к моменту восшествия Екатерины на престол говорить и писать по-русски в «благородном обществе» считалось почти неприличным. Русский язык стал языком кабака, хлева и подворотни. Лев Нарышкин, сын двоюродного брата Петра I, с горечью говорил Екатерине: «Государыня, в течение моего детства и юности о русских говорили как о самом последнем из народов, их называли медведями и даже свиньями…»
Если сам себя не уважаешь, если не знаешь своих корней, если стоишь в шаге от того, чтобы забыть свой язык, то нечего дожидаться уважения от других. Бояться тебя ещё могут, если ты силён, а уважать – вряд ли. Екатерина это понимала лучше прочих. И заложила крутой поворот. Да, в 1767-м свой «Наказ Уложенной комиссии» она начинает фразой: «Россия есть держава европейская, русский народ есть народ европейский». Но в том же году в письме Вольтеру заявляет, что Россия должна идти по собственному пути национального развития: «Подумайте только, что эти законы должны служить и для Европы, и для Азии – какое различие климата, жителей, привычек, понятий. Ведь это целый особый мир: надобно его создать, сплотить, охранять».
Начала она с малого. В 1770‑м состоялась реабилитация традиционного костюма – императрица надела русское платье, в котором блистала на балу в честь годовщины своей коронации. А в следующем дала в нём публичную аудиенцию посланнику крымского хана. С 1775 года русское платье становится обязательным для всех придворных дам.
«Россия есть вселенная»
О том, как Екатерина присоединила в 1783-м Крым и Кубань, известно всем. Чуть менее известно, что это было «программой-минимум» грандиозного «Греческого проекта», согласно которому после демонтажа Османской империи должна была возникнуть православная Греческая монархия во главе с внуком Екатерины Константином. А о том, какой замысел лежал в основе «Греческого проекта», говорят совсем нечасто. И напрасно!
Тогда считалось, что огонь Просвещения был в незапамятные времена зажжён в Древней Греции, перешёл к Древнему Риму, а потом, после «Тёмных веков» и Возрождения, воссиял над Европой. А «бедной родственнице», то есть России, жалкие искорки того огня достались лишь при Петре I. Екатерина, отлично изучившая историю, напомнила Европе, что Россия получила православную религию и культуру из греческих рук – от Византии. А потом заявила, что Константинополь – прямой преемник древних Афин. И, стало быть, Россия получила весь культурный багаж Античности без всяких посредников, причём ещё на заре своей истории. И учредила за год до присоединения Крыма орден Святого Равноапостольного князя Владимира. Того самого князя, что взял Херсонес и женился на сестре византийских императоров…
Крыть Европе было нечем. Даже Вольтер, самый видный авторитет европейской мысли тех лет, признал за Россией право называться светочем Новой Античности. В 1783 году была создана ещё и Академия Российская, перед которой стояла конкретная задача: «Предоставлено совершить и возвеличить Слово наше». То есть придать русскому языку статус великого языка Европы и мира в целом.
Так мало-помалу обрисовывались контуры русской цивилизации и Русского мира, в основу которых Екатерина положила историческую правду и чувство национального достоинства. И если в начале своей деятельности она ещё утверждала, что Россия – часть Европы, то в финале пришла к чеканной формулировке, которая и сейчас звучит более чем актуально: «Россия сама есть вселенная, и никто ей не нужен».
