105 лет назад Мурманск огласился звуками английской речи – морские пехотинцы с крейсера «Глори» спешно занимали ключевые места города. Так началось не только вторжение союзных англо-франко-американских сил на Русский Север, но и иностранная интервенция в Россию в целом.
Какие цели преследовала эта интервенция? Учебник истории 10-х классов, выпущенный в 1952 г., объяснял: «Империалисты боялись распространения революции в Европе и не хотели допустить создания социалистического государства в России». 40 лет спустя в угаре перестроечного восхищения Западом стало хорошим тоном говорить, что военное вторжение стран Антанты преследовало мирные цели. Они, мол, просто прислали в охваченную революцией Россию ограниченный контингент! К тому же по уважительной причине – большевики заключили сепаратный Брестский мир с Германией, а ведь Антанта ещё воюет! Значит, назрела необходимость «защитить склады военного имущества союзников от немцев».
И пришли команы
В Архангельске и Мурманске такие склады действительно имелись, и немцы в принципе могли бы их захватить. Но есть нюанс… Рядом с селом Топса, что на Северной Двине, проходит дорога, которую местные называют Команской. В 1980-е гг. там ещё жили свидетели нашествия интервентов и объясняли желающим происхождение названия: «После революции команы воевали здесь. Почему команы? Они, когда бабам подолы задирали и по погребам шарили, всё говорили – коман, коман…» «Коман» – это искажённое английское «come on». Что в переводе значит и «иди ко мне», и «давай-давай».
Этот след в топонимике, оставленный «защитниками имущества» в селе, что отстоял от военных складов на 360 вёрст, недвусмысленно указывает, что иностранцы явились в Россию не охранниками своего добра. А грабителями. Насильниками. Колонизаторами.
Поначалу свои намерения они ещё маскировали. Соглашение о разделе России на «зоны действия», подписанное в Париже в декабре 1917 г., имело статус секретного: в английскую зону включались Дон, Кубань, Кавказ, Средняя Азия и север европейской части России. Французам отходили Крым, Украина и Бессарабия. Немного погодя среди «интересантов» нарисовались США и Япония – была заключена договорённость о том, что Сибирь и Дальний Восток становятся их «зонами». Но уже в начале 1918 г. всё это стало секретом Полишинеля. 21 февраля посол США в России отправил на родину телеграмму: «Я настаиваю на необходимости взять под свой контроль Владивосток, а Мурманск и Архангельск передать под контроль Великобритании и Франции». В том, что это получится, сомнений не было. Сенатор от Вашингтона Майлз Пойндекстер заявлял: «Россия является просто географическим понятием, и ничем больше она никогда не будет».
Первые концлагеря
Удивительно, что даже при таких раскладах многие, недовольные советской властью, радовались приходу союзников, которые установят «законный порядок». Впрочем, эйфория в стиле «наконец-то союзники изгнали проклятых большевиков» быстро испарилась. Сначала «восстановленная законная власть» наткнулась на презрение. Когда представители Верховного управления Северной областью, намекнув командующему экспедицией союзных сил на Севере России генералу Фредерику Пулю, что надо бы оформить отношения между новым правительством и английскими войсками актом, получили ответ: «Я пришёл сюда не для того, чтобы заключать договоры». Дальше наступило настоящее прозрение. Завделами Мурманской народной коллегии Георгий Веселаго писал: «Пуль смотрит на русских, как смотрели англичане прежде на кафров». Кафр – это презрительная расистская кличка, так называли африканцев «белые господа».
Впрочем, иногда опытные колонизаторы разрешали «союзникам из числа местных варваров» немного повоевать за себя – просто чтобы не нести лишние потери в своей живой силе. Черчилль называл белую армию Антона Деникина «моя армия». А впоследствии писал: «Было бы ошибочно думать, что мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело».
И слова у них с делом не расходились. Интервенты повсеместно демонстрировали, что они здесь надолго. Скажем, вступив в Закавказье, англичане торжественно заявляли, что не преследуют никаких захватнических целей. Но пару месяцев спустя, нарастив военное присутствие Англии до 60 тыс. штыков, генерал-майор Уильям Томсон провозглашает создание британского генерал-губернаторства, сам становится генерал-губернатором Баку, а в апреле 1919 г. заводит разговор о «желательности присоединения Дагестана». Под шумок захватывается весь Каспийский русский флот, а из Баку за 9 месяцев вывозится «на нужды британской армии» 30 млн пудов нефти на сумму 113,5 млн руб.
На Севере дела обстояли примерно так же. За время оккупации англичане, французы и американцы вывезли леса, льна и марганцевой руды на сумму 3,5 млн фунтов стерлингов. А чтобы «русские варвары» не вздумали протестовать, интервентами создаются первые в истории России концентрационные лагеря – на острове Мудьюг и в бухте Иоканьга. Через них за 1,5 года оккупации прошло 52 тыс. человек.
Инстинкт самосохранения
Иногда людям казалось, что время пошло вспять – такие зверства были привычны разве что в Средневековье: «В Тарне американские солдаты арестовали братьев Волковых, привязали их к хвостам лошадей и, разогнав лошадей, разорвали на куски… 24 октября 1919 г. в селении Гостилицы в руки англичан попал экипаж подбитого врагом советского самолёта М-20 – лётчик Карл Техтель и бортмеханик Александр Бахвалов. Их били прутьями, палками, шомполами. В завершение выкололи авиаторам глаза и отрезали уши…»
А вот что творилось в деревнях Приморья, где наводили порядок совместные силы Японии и США: «Интервенты окружили Маленький Мыс и открыли ураганный огонь по деревне. Узнав, что партизан там нет, американцы осмелели, ворвались в неё, сожгли школу... На глазах у всех американский офицер несколько пуль выпустил в голову раненого паренька Василия Шемякина…» Японцы старались не отставать: «Деревню Ивановка окружили. 60–70 дворов, из которых она состояла, были полностью сожжены, а её жители, включая женщин и детей (всего 300 человек) – схвачены».
В принципе этого, наверное, было бы достаточно для какой-нибудь другой страны, где европейцы наводили свои «цивилизованные порядки». Но в России номер не прошёл. Включился инстинкт самосохранения народа, который пошёл за большевиками не только из-за обещания «земли», но и понимая, что иначе придётся просто исчезнуть. Великий князь Александр Михайлович, у которого большевики убили двух братьев, писал: «Советы теперь проводят политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на Западе».
