В центре общественного внимания продолжает оставаться частичная мобилизация, объявленная 21 сентября в рамках проведения Специальной военной операции. Это не первый подобный случай в отечественной истории. 145 лет назад, в 1877 г., в ходе Русско-турецкой войны 1877-1878 гг., завершились первые мобилизационные мероприятия.
«Задача России — созидать, а не разрушать»
Рассматривая события тех лет, никак нельзя удержаться от проведения прямых исторических аналогий. По большому счёту, преддверие, начало, ход и финал той войны можно описать современным лозунгом, под которым в разных городах России проходят акции — «Своих не бросаем!» О том же говорит и воззвание русского императора Александра II, адресованное балканским народам: «На войско моё повелениями моими возложено утвердить за вами те священные права, без которых немыслимо мирное и правильное развитие вашей гражданской жизни. Задача России — созидать, а не разрушать! Отныне русское оружие оградит вас от всякого насилия. За каждое преступление беспощадно последует законное наказание».
Этому в течение нескольких лет предшествовал небывалый общественный подъём, окрашенный, впрочем, в те же самые тона «своих не бросаем». Начальники губернских жандармских управлений, на которых была возложена обязанность регулярно составлять и отсылать в центр обзоры настроения среди обывателей, добросовестно фиксировали речи на местах. Вот, например, о чём толковали между собой крестьяне Вяземского уезда Смоленской губернии: «За два года ещё до войны пошли слухи меж народу, что турки режут христиан, что муку мученическую терпят от них христиане... Знали мы, что милостив наш батюшка-царь, думали, а некоторые и вслух говорили: “Что же это царь-то наш батюшка поганым туркам своих в обиду даёт?” Ну вот, слышно нам стало, что посылать стал царь-то потихоньку народ на заступу туда...» В октябре 1876 г., то есть примерно за полгода до войны, с Псковщины доносили: «С первых чисел октября выдвинулась на первый план возможность войны с турками, и возбуждение в народных массах стало обнаруживаться яснее. Энтузиазм начал проявляться неподдельный, народный...»
«Не ехать как-то стыдно»
Тогда были забыты даже сословные и национальные распри — общество консолидировалось ещё до того, как Россия начала боевые действия. Розалия Плеханова, в девичестве Боград, вышла замуж за знаменитого русского революционера Георгия Плеханова уже после войны. А вот что писала эта уроженка еврейского местечка Херсонского уезда за несколько месяцев до её начала: «Во мне и моих юных товарищах по курсу загорелось желание поехать туда, где свершается большое дело освобождения угнетённых народов...» Ей вторит урождённая немка, Анна Корба, в девичестве Мейнгардт: «Я не могла оставаться спокойной с самого начала восстания славянских народов. Мне хотелось оказать хоть малейшую помощь борцам за свою свободу... Я рассуждала так: во всякий данный момент истории у каждого народа есть своя жизненная задача. В последние годы такой задачей для России была война. Вся страна была заинтересована в удачном исходе её».
А вот какое письмо группы русских офицеров опубликовало на своих страницах в 1876 г. издание «Иллюстрированный вестник»: «Нас много, желающих сражаться за освобождение славян; авось будет война, а пока скажите, Бога ради, можем ли мы ехать туда добровольцами, и что для этого нужно предпринять? Не ехать как-то стыдно...»
Все считали себя русскими
Однако на этой волне энтузиазма попытались выплыть и те, кто страстно желал демонстративно обособиться от остальных народов России. Киевский историк Михаил Драгоманов, идеолог создания украинского государства, которое стало бы «Союзом для обороны себя от чужих», почему-то решил, что украинская нация уже вполне сформировалась, и только «гнёт империи» мешает ей показать себя. И потому Драгоманов выступил с инициативой создать отдельный отряд украинских добровольцев, который бы сражался на Балканах под своим особым флагом, показав таким образом всему миру политическую сознательность украинцев и их способность к самоорганизации.
Результат оказался плачевным, если не сказать — унизительным. На всей территории условной Украины добровольцев для помощи балканским братьям нашлось ровным счётом шесть. Один человек из Одессы и ещё пятеро из Киева. Всё. Впрочем, нет, не всё. Из этих шести трое были в розыске и искали благовидного предлога, чтобы улизнуть за границу. Итого — три украинских добровольца. На этом вопрос о существовании ещё в XIX столетии «отдельной сформировавшейся украинской нации» можно было смело закрывать.
Для сравнения — генерал Михаил Черняев, покоритель Ташкента и издатель газеты «Русский мир», самовольно едет на Балканы. Через несколько месяцев под его началом формируется корпус из 7 тысяч добровольцев разных национальностей Российской Империи, в том числе уроженцев Киева, Полтавы, Житомира... Все они считали себя русскими, и все шли сражаться за общее благородное дело. И это было только начало. Добровольческое движение росло и набирало обороты с каждым днём. Дошло до того, что на войну стали сбегать подростки — между прочим, это был первый в отечественной истории прецедент. Так, бежать собирался будущий глава Государственной Думы, а в те годы ещё гимназист Александр Гучков — его успели вовремя остановить. Другие оказались проворнее, и о них писала провинциальная пресса: «Сыновья купца II гильдии Матвей и Алексей В., имевшие намерения ехать добровольцами на Балканы, были сняты с парохода в Саратове и доставлены отцу, который их высек».
Легкой прогулки не обещали
Впрочем, это пока ещё добровольцы. А как обстояли дела с мобилизацией как таковой? Этим вопросом задавались тогда на самом верху. Дело в том, что мобилизация была новинкой. Более того — новинкой, к которой ни страна, ни армия, не были готовы по объективным причинам. Всеобщую воинскую повинность и призывное комплектование армии ввели только в 1874 г.
«Осенью 1876 года мы находились только на третьем году действия общей воинской повинности и не имели еще ни одного возраста запасных, уволенного на новых началах, — писал в своём труде “Эволюция военного искусства” военный теоретик, генерал-майор Российской Императорской армии Александр Свечин. — Переходное состояние, в котором находилась армия, несколько затрудняло производство мобилизации... Первым днем мобилизации было назначено 2 ноября 1876 года; подлежало призыву 254 тыс., из них на пятый день мобилизации на призывные пункты явилось уже 75%».
Всего предполагалось три волны частичной мобилизации. Вторая пришлась на апрель 1877 г. — как раз тогда была объявлена война. Третья продлилась до зимы того же года. О результатах второй волны императору Александру II в конце апреля 1977 г. докладывал министр внутренних дел Александр Тимашев: «По общему отзыву губернаторов запасные люди собирались везде быстро и охотно. Уклонившихся от явки по призыву не было...» Самое интересное, что порыв не угас и в третью волну. Вот, что писал в декабре 1877 г. помощник начальника Воронежского губернского жандармского управления: «При наборе молодых солдат в Острогожском уезде многие забракованные заявляли желание служить добровольно, а уже зачисленные на службу просили об отправлении их в Действующую армию».
Самое интересное, что шапкозакидательские настроения разумно купировались, о чём по ходу дела писал тогда историк и публицист Дмитрий Иловайский: «Никогда мы не говорили о лёгкости предстоявшей нам борьбы. Напоминаем о том возможным ещё благодушным людям, которые смотрят на это, как на военную прогулку. Нет, мы имеем дело с врагом многочисленным, а главное, ловким и ехидным».
Слова справедливые. Но «главное» всё-таки было не в этом. А в том, что все сословия, все народности России в те годы осознали свою общность, и, что не менее важно, необходимость исторической миссии России по восстановлению справедливости, мира и спокойствия, которая укладывается в три слова: «Своих не бросаем».
