110 лет назад, 9 сентября 1913 года, один русский поручик чуть было не схлопотал арест сроком на месяц. Во всяком случае, такие разговоры имели место. Среди формальных причин, по которым офицер вроде как заслуживал наказания, фигурировали две — «бессмысленный риск для жизни» и «риск казённым имуществом».
Так плавать или всё-таки летать?
Это было информационное эхо события, которое взволновало авиаторов всего мира. В тот день русский лётчик Пётр Нестеров впервые в мире выполнил «мёртвую петлю», заложив тем самым основы высшего пилотажа.
Примерно так написано в многочисленных энциклопедиях, и с формальной точки зрения всё верно. Но эти слова мало говорят о том, что же конкретно совершил Пётр Нестеров. Потому что дело тут вовсе не в высшем пилотаже, а в практике полёта как такового. Именно полёта — точность терминов в данном случае очень важна.
Нестеров учился в Офицерской Воздухоплавательной школе, что в Гатчине. Собственно, там, как это видно из названия, обучали воздухоплаванию, а никак не полёту. Аэроплан воспринимался как некое воздушное судно, которое может и должно поворачивать подобно лодке — только и исключительно при помощи руля. То есть, как тогда говорили, «блинчиком», ни в коем случае не «сваливаясь в крен». Даже самый небольшой наклон аэроплана считался нештатной ситуацией, которую надлежало моментально исправить и лететь ровненько, как по водной глади.
Это вдалбливали с самого начала, и Нестеров, скорее всего, мог бы поддаться нажиму, если бы не имел к моменту поступления в школу собственных представлений о том, что такое нормальный полёт. А он эти представления имел. Правда, только теоретические, основанные на книгах да наблюдениях за полётом птиц.
С точки зрения опыта и здравого смысла все его построения выглядели попросту смехотворно — за птицами люди наблюдали испокон веков, и все попытки подражать их полёту оканчивались трагически. О чём и дали знать офицеру, который осмелился вылезти со своим проектом в высшие сферы: «Я докладывал свои принципы управления аппаратом воздухоплавательному комитету. Против теории управления мне ничего не могли возразить, так как она была ясна, но я проповедовал крены, которые считались тогда опасными, и это всех привело в сомнение, возможно ли практическое применение моей теории…»
Спас и аппарат, и себя
Эти спокойные слова о том, как Нестеров добивался своего, взяты из середины его статьи «Как я совершил мёртвую петлю», которая вышла в «Петербургской газете» спустя неделю после его исторического полёта. Начало же статьи было гораздо более эмоциональным: «Петлю свою я действительно задумал совершить очень давно для доказательства своих принципов управления аппаратом, в корне расходящихся с господствующими взглядами. Ввиду сильных нападок и неправильных, временами прямо-таки оскорбительных для меня объяснений и сравнений, прочитанных мною в разных газетах, мне не придётся в своём описании быть „скромным“, мне нужно, наконец, высказаться!»
Отметим — нападок хватало и после триумфа Нестерова, когда он «высказался» не на словах, а на деле. Можно лишь представить себе, как его полоскали, когда он во время обучения в Воздухоплавательной школе пытался доказать свою правоту. Да что там школа — уже во время службы в авиационном отряде ему как-то раз осторожно указали на недопустимость «лихачества». Осторожно — лишь по той причине, что иначе было нельзя. Во время пробного полёта на новой машине «Ньюпор» в трубопроводе аппарата вспыхнул бензин. Нестеров моментально принял решение и, наплевав на все правила, заложил крутой вираж, отключил мотор и спланировал на аэродром. Машину погасили и были вынуждены признать, что Нестеров спас тогда и аппарат, и себя, и, возможно, ещё несколько жизней, поскольку летел он над домами городской окраины. Словом, поступок героический. Однако, по мнению начальства, «с душком», поскольку поручик явно поступил против всех правил пилотирования.
Чтобы не украли мечту
Возможно, так продолжалось бы и дальше. Но, согласно свидетельству друга и сослуживца Нестерова, лётчика Виктора Соколова, как раз 9 сентября 1913 года в офицерском собрании Петру Николаевичу попался на глаза французский журнал, где описывались эксперименты француза Адольфа Пегу, лётчика-испытателя авиафирмы «Блерио». Ему удалось в горизонтальном полёте перевернуть самолёт колёсами вверх и некоторое время пролететь таким вот необычным образом. За что Пегу сначала был устроен разнос хозяином фирмы, Луи Блерио. Который, впрочем, тут же понял, какие выгоды он извлечёт из этого «лихачества».
По мнению Нестерова, ситуация была близка к критической. Во-первых, стало ясно, что не сегодня-завтра его мечту может осуществить другой. Во-вторых, он понял, что порочную систему пилотирования-плавания надо было ломать, не дожидаясь одобрения свыше. Но ломать так, чтобы ни у кого не осталось сомнений. То есть совершить не просто «опасный вираж с креном», но одним махом достичь невозможного и показать, наконец, что можно летать по-настоящему, а не ползать в небе.
Именно этим и можно объяснить не очень-то подходящее время для эксперимента. Нестеров совершил первую в мире мёртвую петлю в седьмом часу вечера. Если точно — ровно в 18:15. Согласно словам Виктора Соколова, он был настолько взволнован сообщением из французского журнала, что, едва прочитав статью, ринулся на аэродром…
Одним из наблюдателей исторического полёта Петра Нестерова был лётчик Евграф Крутень, который прибыл в отряд днём раньше, 8 сентября 1913 года. Ровно год спустя именно он, успевший подружиться с Нестеровым и стать его учеником, напишет в газету «Новое время» статью, заканчивающуюся словами: «Итак, начало бою в воздухе положено. И первым бойцом явился он, русский герой, носитель венца славы за мёртвую петлю — Пётр Hиколаевич Hестеров. И, наверное, после удара мертвеющие губы шептали: „Мы русские. Hе нам учиться у иноземцев...“ Слава тебе, русский герой! Слава богу, что русские таковы!»
8 сентября 1914 года Пётр Нестеров, завязав первый в истории авиации воздушный бой и осуществив первый в мире воздушный таран, победит противника и погибнет сам. Его ученик Евграф Крутень погибнет в 1917 году. Однако успеет написать несколько книг, посвящённых памяти своего учителя, в частности «Наставление лётчику-истребителю» и «Воздушный бой». В последней, по свидетельству советского лётчика-рекордсмена Михаила Водопьянова, был сделан ряд карандашных пометок. Когда он спросил, кто так тщательно читал книгу ученика Нестерова, ему ответили, что делал это Иван Кожедуб. Самый результативный советский истребитель Второй мировой войны…
