Суровые времена диктуют свои правила. Понятие «законы военного времени» — это не красивая фраза, а четкая формулировка, подразумевающая ужесточение ответственности за совершение тех или иных преступлений.
Особые полномочия
С началом Великой Отечественной войны началось введение мер, расширяющих полномочия карательных органов. Уже 22 июня 1941 года указом Президиума Верховного Совета СССР в местностях, где вводилось военное положение, все функции органов власти в области обороны, обеспечения общественного порядка и государственной безопасности передавались военным советам фронтов, армий и военных округов.
Все дела о преступлениях против обороны, общественного порядка и государственной безопасности передали на рассмотрение военных трибуналов. К этой категории были отнесены не только воинские преступления, но и разбои и умышленные убийства, хищение и порча социалистической собственности, хранение оружия и т. д.
Кроме того, под трибунал могли пойти также спекулянты, злостные хулиганы и иные правонарушители, если военное командование сочло, что действия данных лиц имеют повышенную опасность.
Трибунал имел право на рассмотрение дела в течение 24 часов после вручения обвинительного заключения. Приговоры трибуналов считались окончательными и могли быть изменены только в порядке надзора.
За властями в зоне военного положения сохранялось право на приостановку исполнения смертных приговоров. На это отводилось 72 часа. Если в течение трех суток не поступало соответствующего указания, приговоренные уже не могли избежать своей участи.
«Панические настроения он оправдывал угрозой, которая нависла над Москвой»
Впрочем, были еще более жесткие меры. 19 октября 1941 года появилось постановление ГКО за номером 813 о введении в Москве осадного положения, в котором, в частности, говорилось: «Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте».
Причем это не было просто устрашением. 21 октября 1941 года «Комсомольская правда» опубликовала материал под названием «Паникеры и предатели приговорены к расстрелу»: «Военный трибунал войск НКВД Московской области под председательством военюриста 1-го ранга тов. Петрова А. А. вчера рассматривал дело бывших руководителей обувной фабрики № 2 Московского городского управления легкой промышленности. Директор фабрики Варламов, начальник цеха Евплов, технорук Саранцев, заведующий отделом труда и зарплаты Ильин и начальник снабжения Гершензон обвинялись в бегстве со своих постов, в разбазаривании государственного имущества.
16 октября Варламов собрал рабочих фабрики, выполнявших ответственное задание оборонного значения, и объявил им, что предприятие закрывается. Свои панические настроения он оправдывал угрозой, которая нависла над Москвой... Рассмотрев дело Варламова и др., Военный трибунал войск НКВД Московской области приговорил Варламова Г. И., Евплова В. К. и Саранцева В. А. к высшей мере наказания: расстрелу. Обвиняемые Гершензон Д. Б. и Ильин А. П. приговорены к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с поражением в правах на 5 лет».
10 лет за светомаскировку
На самом деле судить тех, кто не понял, насколько все серьезно, в столице начали еще в июне 1941 года. Например, уже в первый день войны в Москве вышло распоряжение об обязательном соблюдении мер светомаскировки. Но выполнять его спешили не все.
Так, согласно материалам следствия, житель Москвы Несмелов, занимавшийся ремонтом обуви, нецензурно обругал группу по проверке светомаскировки и выгнал ее из квартиры. Прибывшим милицейским патрулем он был задержан.
Вторым задержанным за нарушение правил светомаскировки стал гражданин Лыков, не проследивший за выполнением мер в общежитии, где работал комендантом.
Обоим было предъявлено обвинение по статье 59-6 УК РСФСР («Отказ или уклонение в условиях военного времени от выполнения повинностей»). С учетом обстоятельств дела Несмелова и Лыкова передали в военный трибунал. Первый получил 10 лет лагерей, второй — 5.
9 процентов
Согласно архивным данным, за годы Великой Отечественной войны военные трибуналы рассмотрели 2 530 663 дела. При этом так называемые контрреволюционные дела составляли менее пятой части от общего числа, а основной поток составляли воинские и общеуголовные преступления.
Кстати, представление о том, что военный трибунал — это практически всегда смертный приговор, ошибочное. Смертные приговоры в военные годы составляли менее 9% от общей практики трибуналов.
Но порой на расстрел можно было, что называется, «наработать» по совокупности. Так, сотрудник геофизического треста Краснопевцев, арестованный осенью 1941 года за распространение панических слухов, мог бы, наверное, оказаться в лагерях, но тут всплыло то, что он в свое время служил в контрразведке адмирала Колчака. В итоге Краснопевцева, как матерого врага, приговорили к смерти.
А вот гражданин Павлов, о деле которого в начале 1942 года писали советские газеты, антисоветских разговоров не вел. Предприимчивый мужчина занимался спекуляцией, но в каких-то совсем уж немыслимых масштабах. Когда сотрудники милиции проверили дачный домик подозреваемого, то нашли 500 кг (!!!) сахара, 200 кг соли, 120 литров керосина, 145 пачек кофе и много чего еще, вплоть до кровельного железа. «Сберег и накопил», — уверял подозреваемый. Трибунал же счел, что столь успешный торговец с «черного рынка» заслуживает особого признания — Павлова расстреляли.
Расхититель Кубышкин и трибунал за прогул
Иногда материалы трибуналов начинают напоминать произведения Гоголя. Например, фамилия одного из расхитителей-спекулянтов была... Кубышкин. Будучи стрелком ВОХР на железной дороге, Кубышкин украл из продуктового состава 14 мешков муки и 150 кг вермишели. О голодающих детях речи не было — все это он продал ради личного обогащения. Трибунал приговорил Кубышкина к расстрелу.
Стране нужны были танки, снаряды, самолеты, автоматы. И те, кто оставался в тылу, должны были работать за себя и тех, кто ушел на фронт. Причем никаких поблажек никому не делали.
26 декабря 1941 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об ответственности рабочих и служащих предприятий военной промышленности за самовольный уход с предприятий». Согласно Указу, рабочие и служащие этих предприятий объявлялись на период войны мобилизованными и закреплялись здесь для постоянной работы.
Дела нарушителей передавались в компетенцию военных трибуналов.
Например, рабочий Григорьев решил, что 31 декабря куда интереснее отмечать Новый год, чем стоять у станка. Приговор трибунала — 8 лет лагерей.
А вот работники одного из столичных эвакуированных военных заводов Шапиро, Лебедушкин и Богданов решили вернуться в Москву, проигнорировав приказ руководства. В итоге первый получил шесть лет заключения, еще двое — восемь.
«Буденный в плену, Архангельск отдают Черчиллю»
Если говорить о слухах и панике, то наказание за их распространение предусматривалось от 2 до 5 лет лишения свободы, если они не влекли за собой тяжких последствий.
В отсутствие соцсетей основной площадкой распространения паники становилась территория рядом с уличными репродукторами, где люди собирались, чтобы послушать и обсудить сводки Совинформбюро.
Спецсообщения НКВД фиксируют, какие слухи имели особую устойчивость. Так, в первые месяцы войны говорили о том, что Ворошилов ранен и готов сдать Ленинград немцам. Легендарный командарм Буденный, согласно сплетням, попал в немецкий плен. Сотрудничество с союзниками тоже трактовалось своеобразно — говорили, будто товарищ Сталин за военную помощь от англичан передает им под управление город Архангельск.
Причем порой такие слухи заставляли власть реагировать не только репрессивным образом. Например, разговоры о передаче Архангельска Великобритании заставили советское руководство обратить внимание на недостаточное развитие социальной сферы города.
Но здесь уже получилось совсем забавно: когда прямо в разгар войны в городе развернули работы по благоустройству, слухи о том, что Архангельск отдадут, усилились. Теперь говорили, что город приводят в порядок, чтобы... отдать Черчиллю в достойном виде. У НКВД кончилось терпение, и несколько изловленных болтунов уехали благоустраивать Колыму. Но прекратились слухи полностью лишь с продвижением Красной Армии на запад.
Работа в тылу дала свой результат: несмотря на усилия немцев по дезорганизации в советском тылу, добиться этого не удалось. И это стало залогом общей победы.
