Примерное время чтения: 10 минут
56753

«Подлец, мерзавец, трус Барклай». Де-Толли, который обманул Наполеона

Михаил Богданович Барклай-де-Толли. Художник Дж. Доу (1829).
Михаил Богданович Барклай-де-Толли. Художник Дж. Доу (1829). Commons.wikimedia.org

Последнее обновление материала - декабрь 2016 г.

27 декабря 1761 года в небольшом литовском поселке Памушис родился человек, чей род восходил к шотландским горцам. Хотя можно сказать и так — родился будущий великий русский полководец, полный Георгиевский кавалер, основатель российской армейской разведки и контрразведки. Можно и ещё проще — спаситель России. Михаил Богданович Барклай-де-Толли.

Память о нём скукожилась до обидной и несправедливой поговорки. Вернее, даже глумливой шуточки, основанной на детсадовской игре слов. После отступления и сдачи Смоленска в кампанию 1812 г. некие острословы переиначили фамилию полководца: «Болтает, да и только». Можно ручаться — этот «смешной» эпизод обязательно прозвучит на школьном уроке по теме Отечественной войны 1812 г.

Памятник Барклаю-де-Толли (Рига)
Памятник Барклаю-де-Толли (Рига). Фото: Commons.wikimedia.org/ Edgars Košovojs

С таким пренебрежительным отношением к памяти по-настоящему великого человека мы в своё время доигрались до откровенной нелепицы. Михаила Богдановича у России попытались украсть. Посмертно. И небезуспешно. В 1841 г. немецкие националисты с великой помпой поставили его бюст в Вальхалле — зале славы германского народа, что у города Регенсбург. Немцы сумели оценить величие российского подданного и шотландца по крови, чьё отношение к Германии исчерпывалось, пожалуй, лишь местом рождения — Лифляндия, Рига. Впрочем, пока ещё не поздно напомнить, кто есть кто.

Финляндия наша!

Исследователи солдатского фольклора зафиксировали другую поговорку, которая бытовала в войсках за несколько лет до начала Отечественной войны 1812 г. Звучала она так: «Поглядя на Барклая, и страх не берёт!» А связана была с русско-шведской войной 1808–1809 гг. В тот раз шведы, неоднократно битые ещё Петром Великим, внезапно проявили знаменитый нордический норов и умение драться. Начало войны для России было явно неудачным — несколько отрядов были разбиты, другие отступали, а части контр-адмирала Николая Бодиско и вовсе капитулировали.

Была ещё опасность, что русские смогут устроить морской десант в мягкое подбрюшье Швеции. Но шведы были уверены, что Генерал Мороз нынче на их стороне. Ботнический залив, разделявший Россию и Швецию, в ту зиму сковал особенно толстый панцирный лёд, исключавший морские диверсии.

Замысел Барклая был дерзким до безумия. И уж точно беспрецедентным. На подобное ещё не отваживался никто за всю военную историю человечества.

Он предложил поднять войска непосредственно с зимних квартир и бросить их по льду залива сначала на Аландские острова, а потом на Стокгольм. Главнокомандующий русской армии генерал Богдан Кнорринг в ужасе докладывал царю о «сумасшествии» своего подчинённого: «Государь! Батальоны не фрегаты, а казаки не шебеки, чтобы ходить по заливам!» Но императору идея Барклая неожиданно понравилась. 

250 вёрст по ледяной пустыне. Пять переходов. Пять ночёвок, во время которых не разрешали даже разводить костры, которые могут демаскировать. На вопрос: «А как же нам греться?» — невозмутимый Барклай отвечал: «Можете прыгать». Впрочем, не так уж сильно и мёрзли. По настоянию Барклая, провиант был взят соответствующий — сухари, сало и водка.

То, что русских не ждали, — мягко сказано. Первый пункт — Аландские острова — был взят с налёту. Шведский гарнизон не мог поверить, что такое возможно. Он даже почти не сопротивлялся — потери с обеих сторон составили около 100 человек. Пленных же Барклай взял более 3 тысяч.

Не ждали наших и в Стокгольме. Очевидцы, возможно, несколько привирая, говорят, что сам король Густав IV 7 марта 1809 г. был разбужен залпом русских пушек в непосредственной близости от дворца. В предместьях города, и это совершенно точно, уже появились казачьи разъезды. В любом случае, Густав был моментально низложен, а новый король тут же отправил к Барклаю-де-Толли парламентёров. К России отошли не только стратегически важные Аландские острова, но и вся Финляндия. Идеальный способ ведения войны.

Предтеча Штирлица и боевой раввин

Красиво проведённые операции для настоящего полководца — полдела. Согласно китайскому мыслителю Сунь Цзы, который считается высшим асом военной стратегии: «Самое лучшее — разбить замыслы неприятеля». Здесь пальму первенства тоже следует отдать Барклаю. Именно он создал в нашей армии аппарат, который способен разбивать замыслы. Военную разведку. 

О подвигах русского резидента Александра Чернышева более или менее известно. Блестящий офицер, он, по заданию Барклая, внедрился в высшие парижские круги. Его выделял сам Наполеон, который любил вести с русским беседы о тактике и стратегии, об охоте и философии. Сам же Чернышев, по слухам, и вовсе завёл роман с сестрой Наполеона, Полиной Боргезе. А в промежутках между беседами и ухаживаниями подкупил некоего Мишеля, капитана французского военного ведомства. Тот имел доступ к сверхсекретным документам. Скажем, расписание численного состава французской армии составляли на основании батальонных и полковых рапортов каждые две недели. В единственном экземпляре — для самого Наполеона. Правда, после усилий Чернышева уже не в единственном — Мишель снимал копию для русского царя Александра I и русского военного министра Барклая-де-Толли.

Гораздо менее известно, что ведомство Барклая охватило своей сетью не только круги высшей аристократии. На него работало ещё и духовенство, причём весьма специфическое.

Ребе Шнеур Залман бар-Борух, основатель хасидского движения Хабад, был, пожалуй, единственным иудейским авторитетом, который публично выступил против Наполеона: «Не падайте духом и не придавайте значения временным победам ненавистника, ибо полная победа будет на стороне российского царя!» Кроме пропаганды, он наводнил вторгшуюся в пределы России армию Бонапарта своими лазутчиками. Ученики любавичского ребе в первые же недели войны создали сеть, которая опутала всю территорию Литвы и Белоруссии. Вот как об их работе отзывался герой войны 1812 г. Михаил Милорадович: «Эти люди суть самые преданные слуги государя, без них мы бы не победили Наполеона и не были бы украшены этими орденами». Однако если рассуждать беспристрастно, все лавры по линии разведки должны были достаться Барклаю-де-Толли.

Второе место или забвение?

При жизни Пушкина из его знаменитого стихотворения «У русского царя в чертогах есть палата» изымали одну строфу. Вот она:

Преемник твой стяжал успех, сокрытый
В главе твоей. А ты, непризнанный, забытый
Виновник торжества, почил. И в смертный час
С презреньем, может быть, воспоминал о нас.

Сейчас это приходится объяснять, но в те годы ясно было всем — Пушкин говорит здесь о Барклае и его «преемнике», Кутузове. Общественное мнение, а особенно потомки Кутузова, были страшно возмущены. Как же так? Кто, по мнению Пушкина, спаситель России? Неужели не Кутузов, а какой-то чужеземец? Который к тому же не дал ни одного сражения, а только бесславно отступал?

Чтобы показать «ничтожество» Барклая, на свет божий тут же извлекли переписку князя Багратиона, который в выражениях не стеснялся: «Наш министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и имеет все худшие свойства». Или ещё хлеще: «Подлец, мерзавец, тварь Барклай отдал даром такую прекрасную позицию!»

А теперь давайте сравним две цитаты.

Первая: «С потерей Москвы не потеряна ещё Россия. Но когда уничтожится армия, погибнет и Москва, и Россия».

Вторая: «Москва — не более как точка на карте Европы. Я не совершу для этого города никакого движения, способного подвергнуть армию опасности, так как надобно спасать Россию и Европу, а не Москву».

Может показаться, что это говорит один человек. Однако на самом деле первая фраза принадлежит Кутузову, а вторая — как раз Барклаю. 

Именно он, став военным министром в 1810 г., обладая исчерпывающими разведданными от службы, которую сам же и создал, разработал план войны с Наполеоном. План той самой «скифской войны». Отступление. Растягивание коммуникаций. Тревожащие удары. В перспективе — бегство неприятеля.

Вот свидетельство адъютанта Барклая, Владимира Левенштерна: «Он не раз поручал мне писать Его Величеству, что потеря нескольких провинций будет вскоре вознаграждена совершенным истреблением французской армии… Барклай умолял Его Величество потерпеть до ноября и ручался головою, что к ноябрю французские войска будут вынуждены покинуть Россию более поспешно, нежели вступили туда».

То, что события развивались точно по схеме Барклая, нам уже известно. Однако его имя в данном контексте не упоминается почти никогда. А если и упоминается, то реакция на него будет негодующей.

Поэтому лучше всего снова процитировать Александра Пушкина, которого трудно заподозрить в недостаточном патриотизме: «Неужели должны мы быть неблагодарны к заслугам Барклая-де-Толли потому, что Кутузов велик? Вы говорите, что заслуги его были признаны, оценены, награждены. Так, но кем и когда? Конечно, не народом и не в 1812 г.»

Последнее утверждение, к сожалению, осталось верным и более чем сто лет спустя.

От редакции: Михаил Богданович Барклай-де-Толли скончался 26 мая 1818 года в Восточной Пруссии.

Оцените материал
Оставить комментарий (6)

Также вам может быть интересно

Топ 5 читаемых



Самое интересное в регионах