80 лет назад, 30 апреля 1944 года, в газете «Правда» появилось сообщение Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.
Его название могло вызвать ужас у людей старшего поколения, хорошо помнивших Первую мировую войну и последовавшую за ней Гражданскую: «Истребление гитлеровцами советских людей путём заражения сыпным тифом».
Речь в сообщении шла о расследовании, связанном с лагерями смерти, которые были организованы в районе местечка Озаричи, что в Полесской области Белорусской ССР. Части 65-й армии РККА в ходе наступления освободили узников лагерей 19 марта, военная прокуратура взялась за работу, были привлечены судмедэксперты. Скоро выяснилось: «Немецкие захватчики перебрасывали сыпнотифозных больных из больниц и смешивали их со здоровым населением в лагерях. Для более быстрого распространения сыпного тифа немцы практиковали перевод сыпнотифозных больных из одних лагерей в другие. Созданием концентрационных лагерей у переднего края обороны с размещением в них здоровых и сыпнотифозных больных немецкие военные власти пытались преднамеренно распространить эпидемию сыпного тифа среди советского населения и частей Красной армии, что является грубейшим нарушением законов и обычаев ведения войны».
Иными словами, против РККА и советского народа ведётся настоящая бактериологическая война.
Что принёс «странник»
О том, что такое сыпной тиф, в нашей стране знали очень хорошо. С 1916 по 1923 год в России бушевала пандемия этой страшной болезни, унёсшая жизни от 3 до 5 млн человек.
Однако к 1926 году сыпняк удалось победить. Отдельные вспышки ещё случались, но их быстро купировали. Да и возникали они порой не сами по себе. Вот свидетельство Кузьмы Киселёва, возглавлявшего Наркомат здравоохранения Белорусской ССР в 1937–1938 годах: «Я выехал в Полоцкий окрздравотдел, чтобы на месте разобраться с неожиданным увеличением количества заболеваний сыпным тифом среди колхозников. Из бесед с крестьянами выяснилось, что в их домах побывал какой-то „странник“, просивший милостыню. После его ухода люди заболевали сыпным тифом, разгорелась эпидемия. При обыске у „странника“ нашли револьвер и коробки, наполненные сыпнотифозными вшами. Выяснилось, что это был переброшенный к нам белый офицер, занимавшийся шпионажем и диверсиями на территории Белоруссии...»
Парадокс 1941 года
То, что началось в ходе первых лет войны, представляло собой парадокс. Лето и осень 1941 года были, как известно, полосой военных неудач. При этом в частях серьёзных вспышек заболевания сыпняком не фиксировали, хотя, казалось бы, условия для разгула вшей, которые переносят возбудителя этой болезни — бактерии риккетсия, были самые благоприятные. А вот в январе — феврале 1942 года сыпной тиф вышел на первое место среди всех заболеваний бойцов РККА. Но наблюдалось это лишь на тех направлениях фронта, где шло контрнаступление.
Так, контрнаступление под Москвой, шедшее с декабря 1941 по апрель 1942 года, столкнулось с мрачной картиной. Только в Подмосковье санэпидслужба выявила 2200 очагов заболевания сыпным тифом. Всего же на освобождённых территориях, которые и пробыли-то под оккупацией совсем недолго, обнаружилось 7930 таких очагов. Теоретически это можно было списать на ту же антисанитарию. Однако она дополнялась хладнокровными действиями гитлеровцев, которые, отходя, выпускали военнопленных и мирных граждан из созданных ими лагерей. Но не всех, а только больных тифом. Начальник Главного военно-санитарного управления Красной армии Ефим Смирнов писал: «Не оставалось сомнения в преднамеренных действиях немецко-фашистского командования... Здесь была налицо одна из форм бактериологической войны».
2 февраля 1942-го было принято постановление Наркомата здравоохранения «О мероприятиях по предупреждению эпидемических заболеваний в стране и Красной армии». В числе прочих мер указывалось создание санитарно-эпидемиологической разведки. Это позволяло установить эпидемический статус территории, занимаемой противником, и заранее подготовиться к худшему. 8 июня наркомздрав СССР Георгий Митерёв выступил по радио с сообщением «За дальнейшее укрепление санитарной обороны страны»: «Фашисты заразили сыпняком немалое число мирных жителей во временно оккупированных областях и районах... Опасность переноса инфекций из освобождаемых районов требует огромной работы по наведению санитарного порядка».
Изгнание сыпняка
Однако он дал надежду на то, что и в бактериологической войне можно одержать победу: «Советскому учёному Марии Кронтовской удалось найти способ массового изготовления противосыпнотифозной вакцины... В настоящее время товарищ Кронтовская руководит изготовлением вакцины для нужд Родины и фронта».
Одновременно с Центральным институтом эпидемиологии и микробиологии (ныне НИЦЭМ им. Гамалеи), где работала Кронтовская, в том же году противотифозная вакцина была создана и в городе Молотов (Пермь). Её разработчиком был заведующий кафедрой микробиологии тамошнего мединститута Алексей Пшеничнов. Препарат Кронтовской изготавливался из лёгких мышей, заражённых сыпняком. Препарат Пшеничного — из вшей, которых кормили специально подготовленной и содержащей бактерии донорской кровью. Обе группы разработчиков понимали, что главное в их деле — скорость и эффект. И потому первая группа испытывала вакцину на себе, а вторая сама выступала в качестве доноров...
Обе вакцины после ускоренных испытаний пошли в ход, что дало удивительный результат — уже в 1942-м заболеваемость сыпняком упала в 4–5 раз, а к 1943–1944 годам и вовсе в 6–7 раз. Так что бойцам, освобождавшим лагеря в районе Озаричей, бояться было нечего — они были своевременно привиты. Чего не скажешь о тех, кого в этих лагерях содержали гитлеровцы. Но у советских вакцин было ещё одно свойство — в случае уже наступившего заболевания они снижали его тяжесть и риск летального исхода...
Бактериологическая война, впрочем, продолжалась. Гитлеровцы массово заражали людей на пути наступавшей РККА. Но в СССР впервые в истории был достигнут такой уровень защиты, что сыпной тиф, этот бич войны, ни в армии, ни в тылу не сумел распространиться так, чтобы это сказалось на обороноспособности страны.
