200 лет назад, в декабре 1821 года, в местечке Немиров Винницкого уезда Подольской губернии у поручика 36-го егерского полка родился сын. Третий ребёнок в семье. Первые два, Андрей и Елизавета, умерли в младенчестве. Этот же оказался покрепче. Однако из суеверных соображений его довольно долго не крестили. Соответствующее церковное таинство было совершено, когда мальчику было почти три — в октябре 1824 года. Назвали в честь Николая Угодника, одного из самых почитаемых на Руси святых. Фамилия — Некрасов.
В принципе, здесь достаточно одной фамилии. Оструганное по канону литературной программы средней школы сознание мгновенно дорисовывает образ. Худой старец с длинной бородой. В глазах — огненный гражданский гнев. Как вариант — гражданская тоска, но тоже с огнём, пусть и затаённым. «Кто живёт без печали и гнева, тот не любит Отчизны своей», «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», «В рабстве спасённое сердце свободное — золото, золото сердце народное»... Словом, всё ясно. В конце концов, почётный титул «печальник горя народного» закреплён за Николаем Некрасовым давно. И, похоже, навсегда.
В реальности же Николай Алексеевич — самое яркое, самое мощное, беспрецедентное в нашей истории олицетворение того, что называется словом «успех». С одной небольшой оговоркой — успех в нынешнем его понимании. Когда богатство сопровождается показной роскошью, влиятельность соседствует с нетерпимостью, желание заработать — с прямым обманом, авантюризмом и барышничеством... И всё это на фоне невероятного таланта и невероятной же беспринципности пополам с двуличием.
Именно таким был Николай Некрасов. Именно это, а не «печаль о горе народном» должно вызывать в его фигуре искреннее восхищение. По большому счёту, каждый начинающий современный литератор, поэт, деятель шоу-бизнеса или медиа обязан равняться только и исключительно на него. Николай Алексеевич — реальный герой нашего времени. Икона стиля и поведения.
Прежде всего, надо усвоить главное правило — отбросить стеснение и ложную скромность. Начало издательского бизнеса Некрасова обычно возводят к 1845 году, когда вышло сразу две части альманаха, которые он, говоря современным языком, спродюсировал. В качестве «локомотива» там выступают такие авторитеты, как Виссарион Белинский и Владимир Даль. Оба старше Некрасова годами — первый на десять, второй — на все двадцать лет. Оба уже давно составили себе имя и литературную репутацию. Однако на обложке альманаха значится совсем другая фамилия — Некрасов.
Вот что писала по этому поводу газета «Северная пчела»: «Никого не удивило бы, если б сборник статей русских литераторов издан был под редакцией Греча, Булгарина, Полевого или другого известного писателя... Но поистине удивительно, что г. Некрасов объявляет себя направителем дарования литераторов русских!»
Раздражало в первую очередь то, что «г. Некрасову» тогда не исполнилось ещё и двадцати четырёх лет. В литературе он был, что называется, без году неделя. Но имел дерзость объявить себя главным и единственным фронтменом всей русской литературы. А удивлял тот факт, что маститые литераторы с этим смирились. Почему — отдельный вопрос.
Некрасов пришёл в литературу с чёрного хода. Со стороны подёнщины, грошовой журналистики. И быстро понял, что добиться успеха можно лишь при одном условии. Напрочь покончить с иллюзиями насчёт «музы», «вдохновенья» и всей остальной романтической дребедени. «Идеализма было у меня пропасть, того идеализма, который вразрез шел с жизнью, и я стал убивать его в себе и стараться развить в себе практическую сметку. Идеалисты сердили меня, жизнь мимо них проходила, они в ней ровно ничего не смыслили, они все были в мечтах, и все их эксплуатировали», — говорил он.
Действительно, позволять себя эксплуатировать нельзя. Некрасов делает из этого оригинальный вывод — надо перейти в другой лагерь, то есть стать эксплуататором самому. И у него это получается отменно. В «кабалу» к Некрасову и его журналу «Современник» выстраивались очереди. По одной простой причине. Он отлично понимал, что за талант и за лояльность надо платить. И платил щедро, иной раз даже влезая в долги. В то время как писательский гонорар в среднем «по рынку» составлял от двадцати до сорока рублей за печатный лист, Некрасов предлагал за тот же объём семьдесят пять рублей.
Это для «рядовых». Для «генералитета», который отбирал сам Некрасов, были придуманы другие варианты. Толстому, Тургеневу, Островскому и Григоровичу было предложено участие в прибыли. Учитывая, что число подписчиков росло, как на дрожжах, ход был сокрушительным. Правда, за участие в прибылях тоже следовало платить. Те, кто принимал предложение, обязывались сотрудничать только и исключительно с Некрасовым и его «Современником».
Но это — дела с писателями. В делах с властью, а конкретно — с цензурным ведомством, Некрасов проявил поистине партизанскую изобретательность, разработав удивительно красивую коррупционную схему. Делай раз — журнал заказывает цензору какую-нибудь заметку, что вполне согласуется с правилами, поскольку издание заявлено не только как литературное, но и как «учёное и политическое». Делай два — принесённую цензором заметку сам Некрасов переписывает до неузнаваемости и помещает где-нибудь в конце журнала. Делай три — гонорар цензору выписывается такой, что лояльность гарантирована стопроцентно.
Как результат, оба журнальных проекта Некрасова — «Современник» (а после его закрытия — «Отечественные записки») — были, что называется, «в топе». На протяжении почти тридцати лет именно Некрасов «рулил» русской литературой. Если учесть, что Россия — страна литературоцентричная, то придётся признать следующий факт. Ни царь, ни министры, ни духовные лица не имели такого авторитета, как этот человек.
«Счастливые глухи к добру». 10 знаменитых цитат Николая Некрасова
Он был настоящей звездой Петербурга. И вполне заслуженно. Вот что вспоминает Виктор Никитин, один из рядовых авторов «Отечественных записок»: «Когда он катался в санях по Невскому, в модной в 1870-х годах боярской шапке, то едва успевал отвечать на поклоны прохожих и проезжих...» Это, впрочем, касается его признания в народе. Действительно, автор «Коробейников», которые «ой, полна, полна коробушка, есть и ситцы и парча» имел на это полное право. Но водить с ним знакомство почитали за честь и люди непростые. Тот же Никитин вспоминал: «Однажды при мне подъехал он к дому министра внутренних дел, генерал-адъютанта Александра Егоровича Тимашева, и спросил стоявшего в дверях швейцара: можно ли видеть министра? Швейцар ответил, что министр никого в тот день не принимает, однако, услышав фамилию, твёрдо произнёс: — Вас-то, полагаю, примет... Николай Алексеевич провёл у Тимашева с час».
Интересно, способен ли кто-нибудь из нынешних «властителей дум» вот так вот с улицы заявиться на квартиру к министру?
