425 лет назад, 27 февраля 1598 г., состоялось первое заседание Земского собора, участникам которого предстояло очень серьёзное дело — после смерти сына Ивана Грозного, царя Фёдора, страну накрыл вакуум власти.
Детей у покойного не было. Его жена, царица Ирина, которой начали было присягать должностные лица, на девятый день после смерти супруга, 26 января, постриглась в монахини. Целый месяц Русское Царство пребывало в ситуации фактического безвластия, а люди — в растерянности. Суды не работали, приказы, то есть органы управления — тоже, в войсках начинали роптать, поднял голову криминал. Торговцы, глядя на такое дело, принялись закрывать лавки... Словом, жизнь почти замерла.
Неудивительно, что на первом же заседании Земского собора было принято «единомысленное решение неотложно бить челом государю Борису Фёдоровичу, а опричь государя Бориса Фёдоровича на государство никого же не искати». Фамилия этого Бориса Фёдоровича — Годунов.
Бориску на царство?
Представление о том, кто такой Годунов, мы получаем ещё до того, как начинаем изучение истории. Причём уже готовым, в виде забавной фразы из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «Какого Бориса-царя? Бориску? Бориску на царство? Так он, лукавый, презлым заплатил за предобрейшее? Сам захотел царствовать и всем владети! Повинен смерти!»
Да, произносят её в кинокомедии. Но фраза эта вполне соответствует мнению, сложившемуся ещё в XVII столетии. Во-первых, Годунов умён и коварен. Во-вторых, алчно добивался верховной власти и наконец стал царём. По сути, у нас в голове изначально складывается образ какого-то интригана, которому управление огромной страной досталось жульническим путём. Неудивительно, что он с этим делом не справился — после него началась Смута и мелькание на русском престоле ещё больших жуликов и проходимцев. То есть плохой, негодный царь.
Самое интересное, что так считают даже те, кто превыше всех прочих добродетелей ставит честную государственную службу. Обычно такие люди полагают, что, например, по-настоящему хорошим полководцем может быть только тот, кто на своей шкуре познал армейскую лямку — с самых низших чинов. В пример приводят Александра Суворова, который начал карьеру рядовым. Предполагается, что и с гражданской службой дела должны обстоять сходным образом. Но о Годунове в этом контексте почему-то никогда не вспоминают.
И совершенно напрасно. Он единственный (!) из всех русских государей, кто соответствует этому требованию. Службу Борис начал в 15 лет, получив чин стряпчего, самый низший из придворных — стряпчие занимались непосредственным обслуживанием государя. А закончил царём, пройдя все административные ступеньки и отлично зная, как должен работать государственный аппарат.
Другой вопрос — а хотел ли он именно такого финала своей карьеры? Хотел ли действительно «царствовать и всем владети»? И вот тут придётся признать, что «всем владети» он явно хотел, а вот царствовать — пожалуй, что и нет.
Тяжесть шапки Мономаха
Да, многие его современники отмечали в Борисе «ко властолюбию несытное желание». Многие отмечали, что его избрание на царство было сомнительным — дескать, Годунов подкупил участников Земского собора, а потом ещё и лицемерно отказывался от трона, пока его слёзно не попросил «весь народ», измученный безвластием.
На самом деле шапка Мономаха ему была не нужна. И отказывался Годунов от неё, ни мало не кривя душой. «Ко властолюбию несытное желание» он уже удовлетворил, причём довольно давно. И был заинтересован в сохранении status quo.
На момент смерти царя Фёдора Годунов имел титул, которого не бывало никогда: «Великого Государя шурин и правитель, слуга и конюший боярин и дворовый воевода и содержатель великих государств — царства Казанского и Астраханского». Титул этот означал всю полноту реального управления страной. Символ в виде помазания на царство Годунову только мешал. И суть его отношений с царской семьёй сводилась к одному — только бы не пресеклось законное наследование.
Ради того, чтобы отвести от себя «тяжесть шапки Мономаха», Годунов пускался в опасные авантюры. Скажем, он завязал оживлённую переписку с английской королевой Елизаветой I, умоляя прислать для царицы Ирины, которая приходилась ему родной сестрой, «доктора, что женские болезни всякие знает и родильные болезни всякие лечит». Его сестра никак не могла родить своему мужу сына. Дело вскрылось, и скандал получился чудовищный — бояре и мысли не могли допустить о том, чтобы православному царевичу помогали родиться на свет «еретические дохторицы». В другой раз, обеспокоенный болезнью Фёдора, Годунов рискнул тайно сноситься с Веной, надеясь в случае смерти царя выдать сестру замуж за австрийского принца и возвести того на русский престол. Тут уже пахло чуть ли не государственной изменой, однако Борис идёт и на это — пусть на престоле будет сын сестры, пусть даже муж сестры, пусть хотя бы сама сестра, но только не я! Кстати, именно Борис после смерти царя Фёдора надавил на патриарха Иова, который признал правительницей овдовевшую Ирину Годунову и заставил чиновников ей присягать.
Годунову нужен был на престоле легитимный правитель. И непременно родственник. Только так он мог сохранить реальную власть. Но если бы дело заключалось лишь в этом, Борис Фёдорович оставался бы банальным стяжателем.
Труды и дни
А он таковым не являлся. Власть ему нужна была для больших, даже великих свершений. На которые, правда, либо не обращают внимания, либо приписывают другим. Скажем, первой реакцией на слова «Завоевание Сибири» будет: «Атаман Ермак и Иван Грозный». Хотя по-настоящему Сибирью занялись лишь при сыне Ивана, царе Фёдоре. И сделал это Годунов. Человек, управляющий страной по факту. Тот, кого англичане называли «русский лорд-протектор», а другие европейские государи — «Благороднейший князь, наш добрейший и любящий кузен».
Даже беглый взгляд показывает, что усилия Годунова по покорению Сибири были продуманными, дальновидными и эффективными. Основаны города Тюмень, Тобольск, Томск, Обдорск (ныне — Салехард), Сургут, а также город Тара на Иртыше. Последний стал базой для окончательного разгрома хана Кучума, который когда-то убил Ермака. Сибирь стала нашей.
На юге стараниями Годунова основаны Воронеж, Саратов, Самара, Белгород, Царицын (ныне — Волгоград). Угроза татарского нападения из Дикого поля становилась всё более призрачной. Последний раз крымчаков видели под стенами Москвы в 1591 году. Очень скоро Русь сама перешла в наступление. Впоследствии, уже при Екатерине II, оно увенчается присоединением Крыма и вычёркиванием Крымского ханства из истории и реальности.
На севере Годунову пришлось разгребать последствия проигранной Иваном Грозным Ливонской войны. Локальными военными действиями, но больше всё-таки дипломатией Годунов по результатам Тявзинского мира 1595 года умудрился вернуть почти всё, что потерял грозный царь.
За державу обидно
Западные дела были в стадии многообещающего проекта. Сохранилась переписка Годунова с императором Священной Римской Империи Рудольфом II. В 1589 году «лорд-протектор» предлагает императору союз, направленный на совместное завоевание Польши, её раздел и дальнейшую общую войну против турок. План грамотный и осуществимый. Спустя 200 лет то же самое с триумфальным успехом осуществит Екатерина Великая.
В стадии проекта, но тоже осуществимого, остался университет, что принесло Годунову уникальный, хотя и неофициальный титул. Вот что писал Борису гамбургский лиценциат права Товий Лонциус: «Именуя вас истинным отцом отечества, не могу не признать, что ваше намерение потратить золото на основание школ и университетов есть дело величайшее...» После Годунова формула «отец отечества» будет забыта на сто с лишним лет. Так станут именовать только Петра I, причём с несправедливым указанием: «Впервые государь нарекается отцом отечества».
Правда, это письмо датировано уже 1601 г. Тем самым, с которого начался закат звезды «Бориски-царя». Первый дождливый июль, за которым последовали ещё два. Неурожай, голод, недовольство. Законному наследнику это, может, и простили бы. Но не «безродному» Годунову. Стремительно вырастает политическая поганка Лжедмитрия. Вместо университета Россию ожидает церковный раскол. Вместо триумфального раздела Польши — интервенция, взятие поляками Москвы и долгое «вставание с колен».
