Сначала доктор в 1918 г. спас жизнь Ленину после покушения на него. А потом в 1921‑м сделал Сталину сложную операцию, без которой тот бы наверняка умер.
Судьба России дважды была в руках этого хирурга. Если бы он сплоховал, на заре советской власти лидером страны, скорее всего, стал бы Троцкий.
«Козлиный мужик»
И именно этот врач стал прообразом профессора Преображенского в «Собачьем сердце». Удивительно, но исследователи М. Булгакова считают прототипами других медиков — хирургов С. Воронова и А. Замкова, занимавшихся железами внутренней секреции, ветеринара И. Иванова, скрещивавшего человека с обезьяной, и даже физиолога И. П. Павлова и психиатра В. М. Бехтерева. Они напрочь забывают о главном прототипе Преображенского — хирурге Владимире Николаевиче Розанове.
«У меня нет сомнений в том, что Булгаков во многом списал образ профессора Преображенского с моего прадеда В. Розанова, — рассказывает «АиФ» врач анестезиолог-реаниматолог Фёдор Семёнов. — Он единственный, кто в Москве 1920-х — тогда писалось «Собачье сердце» — так точно совпадает с главным героем повести. Прадед не только оперировал Ленина, Сталина и многих других известных и простых людей, он ещё занимался в то время пересадкой желёз внутренней секреции. Даже написал в учебник по эндокринологии главу «Трансплантация эндокринных желёз», в которой описывал и свой личный опыт в таких пересадках.
Как и Преображенский, он принимал пациентов на дому и в клинике. Его квартира в доме при Боткинской больнице занимала весь второй этаж. У него тоже был телефон (большая редкость тогда), по которому он мог звонить прямо Сталину. Помните, как Преображенский звонит таинственному Петру Александровичу, чтобы тот навсегда избавил его от домогательств Швондера и компании? Подразумевается, что это звонок Сталину. Так вот, из всех прототипов тогда так мог позвонить только профессор Розанов. И Булгаков об этом знал, они были знакомы с начала 1920-х, писатель бывал дома у прадеда. Булгаков был в курсе того, что В. Розанов делал пересадки эндокринных желёз, это не было секретом.
Есть история про дворника Боткинской больницы, которому прадед пересадил щитовидную железу козы. Об этом в клинике и в округе знали все, а дворника в шутку звали «козлиным мужиком». Такие операции описаны прадедом в учебнике по эндокринологии. Сначала он пересаживал железы козы, а потом и обезьян. Вот описание одного такого случая: «Два с половиной года тому назад больному, страдающему спонтанной гангреной всех четырёх конечностей, была пересажена щитовидная железа от козы, больной здоров и даже, несмотря на запрещение, продолжает курить и пить водку». Мне кажется, что это именно про «козлиного мужика», и Булгаков, конечно, эту историю тоже знал. Ведь в поведении дворника угадывается Шариков, который быстро усвоил после операции все вредные привычки«.
Пересадки желёз от коз в то время были закономерны. Отечественная эндокринология выросла из организованной в 1919 г. Московской лаборатории тиреоидэктомированных коз (у животных удаляли щитовидную железу — после такой операции они давали больше молока). Поэтому козы были самым доступным материалом для пересадки желёз. В 1923 г. лабораторию преобразовали в Институт органопрепаратов и органотерапии — это прямой предшественник современного Национального медицинского центра эндокринологии. В эти годы В. Н. Розанов очень активно сотрудничал с эндокринологами.
Ленин и Сталин
Но вернёмся от коз к лидерам Советской России. Почему сразу после выстрелов Фанни Каплан к раненому Ленину в Кремль вызвали именно Розанова? Ответ есть в письме Ленина Сталину, написанном в 1922 г.: «По словам т. Семашки, это хирург лучший...» Понятно, что у наркома здравоохранения Н. А. Семашко была достоверная информация о врачах. И у Сталина, который к тому времени уже на себе узнал искусство хирурга, не было поводов этому не верить. Аппендицит у него был запущенным, с перитонитом. Розанов вспоминал: «Операция тов. Сталину была очень тяжёлая: помимо удаления аппендикса пришлось сделать широкую резекцию (удаление) слепой кишки и за исход ручаться было трудно». Операции на толстой и слепой кишке были тогда редкостью из-за крайне высокого риска инфекции. Розанов пишет, что опасность миновала только на 4–5-й день после операции.
В случае с Лениным мастерства хирурга от него не понадобилось. Он понимал, что Ильич не перенёс бы даже самой простой операции, и настоял на консервативном лечении. Состояние было критическим, пульс не прощупывался, в левой плевральной полости скопилось 2 литра крови, она сместила сердце, и вся надежда была только на организм больного — выдержит он или нет.
«Как врачу, занимающемуся интенсивной терапией, мне очень понятна тактика прадеда, — говорит Фёдор Семёнов. — С помощью стетоскопа и перкуссии (простукивание) — ведь рентгена тогда не было — он быстро и точно поставил диагноз. У него был огромный опыт Русско-японской войны, где он видел массу раненых, в том числе и с такими поражениями. Как врач он сложился ещё до революции и действительно был лучшим хирургом того времени.
Неслучайно в 1910 г. его пригласили возглавить хирургическое отделение в новой и самой современной Солдатёнковской больнице. Здесь ему всё же пришлось оперировать Ленина в 1922 г., когда решили удалить одну из оставшихся в теле пуль. Для этого пригласили из Германии хирурга Борхардта, ассистировать ему должен был прадед. Два знаменитых хирурга между собой посмеивались: их выбрали для пустяковой операции. Пуля засела неглубоко, легко прощупывалась под кожей между ключицей и шеей. Удалить её можно было даже амбулаторно. Операцию сделали очень быстро, но Борхардт на всякий случай оставил пациента на сутки в больнице.
Между моргом и операционной
Жизнь прадеда до революции полна тайн. Супруга много документов об этом уничтожила в 1930-е после его смерти и ничего не рассказывала: боялась. И было чего бояться, ведь до 1917 г. среди знакомых В. Розанова было много влиятельных и известных людей, были близкие, которые покинули Россию и стали видными деятелями в эмиграции. Скорее всего, он контактировал и с Николаем II — император посещал Солдатёнковскую больницу, где Розанов руководил отделением. Есть фото об этом визите, на которых присутствует и прадед.
При содействии Великой княгини Елизаветы Фёдоровны он создал в 1915 г. первую протезную мастерскую в России, со временем она стала протезным заводом, работающим до сих пор. Тогда из-за Первой мировой войны было огромное количество людей с ампутированными конечностями. Им требовалась помощь, а хорошие протезы делали только немцы.
Почему он не эмигрировал? В начале 1920-х ему неоднократно поступали предложения переехать в Германию. «У нас после войны много людей нуждаются в вашей помощи, будет широкая практика», — завлекал его председатель немецкого общества хирургов. Прадед ему ответил: «А у нас и сейчас война, гражданская, и практики, к сожалению, тоже хватает». Он был вне политики, но не мыслил себя без России, оставался настоящим патриотом и главным делом считал профессию. Прадед много зарабатывал, владел дачей в Пушкино, но пользоваться этим не умел, всего себя отдавал работе. Как рассказывала бабушка, он весь день проводил в основном в двух местах — в морге, где отрабатывал хирургическую технику и занимался исследованиями, и в операционной, где спасал пациентов. И они были очень благодарны своему доктору. В 1934 г. его хоронила вся Москва — весь длинный путь от Боткинской больницы до Новодевичьего кладбища гроб с телом несли на руках».
