21 июля 1613 года выпало на воскресенье. Именно в этот день 410 лет назад в Успенском соборе Московского Кремля прозвучали слова: «Да процветёт нам от вашего царского, прекрасно цветущего корня прекрасная ветвь в надежду и в наследие всем великим государствам Российского царства!»
Так закончил свою речь местоблюститель патриаршего престола, митрополит Казанский и Свияжский Ефрем, венчав на царство первого царя династии Романовых — Михаила. Речь была пышная и обнадёживающая. Хотя, откровенно говоря, надежды пока были зыбкими. Слова о «прекрасно цветущем корне» современниками воспринимались не буквально, а как дань протоколу. Всем было известно, что «корень», то есть отец нового царя, насильно постриженный в монахи и ставший патриархом, томится в польском плену. Мать, также некогда насильно постриженная, узнав несколькими месяцами ранее, что её сына избрали на царство, рыдала, если верить преданию, не менее шести часов кряду.
Почему сам Романов известию не обрадовался?
А «прекрасной ветви», то есть самому Михаилу Фёдоровичу, 21 июля 1613 года было лишь шестнадцать лет — семнадцать ему исполнилось на следующий день. Между прочим, и он, узнав, что «Вся Русская Земля» выбрала его царём, реагировал на это, мягко говоря, без радости: «Отрицашеся со многими слезами и рыданием, и гневом».
Вообще-то его можно понять. Надо только подробнее посмотреть, чем же были наполнены эти шестнадцать лет жизни Михаила. По какой-то загадочной причине у нас обращают внимание на детство и юность правителей лишь в том случае, когда нужно оправдать не самые приятные их поступки в зрелом возрасте. Скажем, нервный тик и припадки бешенства Петра Великого объясняют детскими впечатлениями от стрелецкого бунта — свидетелем кровавых расправ стрельцов над своими родными Пётр стал в десять лет. То же самое касается Ивана Грозного — его тяжёлый характер и склонность к жестокости действительно уходят корнями в сиротское детство, когда бояре соревновались друг с другом, кто сможет изощрённее издеваться над маленьким Великим князем.
А вот о детстве Михаила вспоминают гораздо реже. Между тем это как раз тот случай, когда диву даёшься — почему же после таких испытаний человек не надломился психически, не стал извергом и душегубом.
Впрочем, поначалу всё было у него прекрасно. Миша родился в семье, которая занимала первое место после семьи царя Фёдора Иоанновича. Отец Миши, боярин Фёдор Никитич, был двоюродным братом своего царственного тёзки, что само по себе немало. Но кроме того, он слыл ещё и первым московским красавцем, интеллектуалом и щёголем — среди московских портных высшим комплиментом клиенту были слова: «Второй Фёдор Никитич». Его популярность в народе была чрезвычайно высока. Да и со следующим царём, Борисом Годуновым, отношения складывались прекрасно. Даже своего первенца, к сожалению, рано умершего, Фёдор Никитич назвал в честь ближайшего друга — Борисом...
Сирота при живых родителях
Всё кончилось в одночасье. В 1601 году Борис Годунов накладывает на род Романовых свою царскую опалу — дескать, хотели некими «корешками» извести монарха и «сами царствовать и всем владети».
Мише Романову тогда не исполнилось ещё и пяти лет. Маленький мальчик, который рос в атмосфере любви, ласки и доверия, вдруг лишается всего самого дорогого. Его отца, «приводимого не единова к пыткам», ссылают в Антониево-Сийский монастырь под Холмогоры. Мать — в село Челмуж Повенецкого уезда, то есть в Карелию. А сам он со своей сестрой Татьяной попадает на Белоозеро. Фактически в тюрьму — помещения были тёмными, тесными и сырыми. Неудивительно, что Татьяна Романова нажила себе на Белоозере рахит. Судя по всему, рахитом страдал и её маленький брат.
О том, как кормили детей боярина Романова на Белоозере, точных данных нет. Есть только известия о том, как дела обстояли позже, когда Годунов «смилостивился» и разрешил шестилетнему Мише перебраться к тёткам в село Клин Юрьевецкого уезда, одну из вотчин Романовых. Судя по письму Годунова приставу Давыду Жеребцову, тот бесстыдно объедал ссыльных: «Корму им давать вдоволь, покоить всем, чего ни спросят, а не так бы делал, как писал прежде, что яиц с молоком даешь не помногу. Это ты делал своим воровством и хитростию...»
Но что там молоко — мальчик был разлучён с родителями. Причём в том возрасте, когда это бывает критично. Сирота при живых родителях. С четырёх до девяти лет Миша Романов ежедневно изводился мыслью — а как там папа и мама? Что с ними? Какие они, в конце концов?
Только в девять лет Миша встретился с отцом и матерью. В 1605 году Лжедмитрий вернул их в Москву из ссылки, как, впрочем, и всех, пострадавших от Годунова. Только это были уже не папа и мама, а митрополит Ростовский Филарет и инокиня Марфа...
И то, что было дальше, никак нельзя назвать не то что счастливым — хотя бы сносным детством и отрочеством. На его глазах происходили взлёт и падение Лжедмитрия, взлёт и падение Василия Шуйского... Какие детские впечатления? Озверевшие толпы, мечущиеся по Москве, пожары и убийства, ложь, коварство и предательство со всех сторон. Отец оказывается в польском плену, а он сам с матерью — в заложниках у поляков, занявших Московский Кремль. Между прочим, условия содержания заложников были совсем не из радостных. Поляки, сидевшие в осаде, дошли до людоедства и торговли человеческим мясом... В общем, когда осенью 1612 года польский гарнизон, засевший в Кремле, капитулировал, Миша Романов едва волочил с голода ноги.
«Здесь такое изобилие всех вещей»
А тут в марте следующего года — «радостное известие» об избрании царём. То есть что? Правильно — возвращаться в Москву. В тот самый Кремль, откуда ты выбрался едва живым. Неудивительно, что реакцией были «многие слёзы, рыдания и гнев».
И всё же стержень Миши Романова оказался прочным. Кое-кто из бояр, голосуя за избрание его царём, лелеял крамольные мысли: «Миша годами молод, умом не резв, и будет нам поваден». Оказалось, наоборот. Умом «Миша» был вполне резв, свидетельством чему его правление. И пусть современники говорили: «Дал нам Господь государя смирна, великих дел от него не видно». Большое видится на расстоянии. Михаилу удалось воссоздать Русское царство буквально из ничего. В начале его правления 80% пашенных земель были заброшены и заросли лесом толщиной в руку. А вот что было отмечено иностранцами в финале: «Здесь такое изобилие всех вещей, необходимых для жизни, удобства и роскоши, да ещё и покупаемых по весьма умеренной цене, что русским нечего завидовать никакой стране в мире, хоть бы и с лучшим климатом...»
