Пожары, что не первую неделю полыхают вокруг чернобыльской АЭС, снова заставили мир вспомнить о той трагедии, что случилась там в конце апреля 1986 г.
Писатель, журналист, лауреат Госпремии СССР, участник ликвидации аварии на ЧАЭС Владимир Губарев:
Их было тысячи. Героев Чернобыля. Тех, чьи имена знала вся страна, и никому не известных. Учёные, пожарные, солдаты и офицеры… И был среди них тот, кто сохранил для истории всё, происходившее там.
Под грифом «секретно»
Сначала на всех съёмках, которые вёл Николай Кузнецов как внутри 4-го блока, так и вокруг него, появлялся гриф «Секретно», но потом эти кадры показывали специалистам во всём мире. Они стали яркими свидетельствами катастрофы и её последствий. Скажу одно: ни один документальный и даже художественный фильм, рассказывающий о событиях в Чернобыле, не обходится без кадров, которые сделал Николай Кузнецов. И почти всегда в титрах его фамилии нет. Из-за секретности, конечно. Ведь Николай Кузнецов работал в Институте атомной энергии им. Курчатова – в том самом, об исследованиях в котором до сих пор не всё известно. А полвека назад без специального разрешения на территорию института попасть было невозможно. Даже в «Дом лесника», то есть в Дом-музей Игоря Васильевича Курчатова, пройти можно было только по спецпропуску. Впрочем, как и сегодня.
Доходило до курьёзов. В августе 1986 г. в Вене на сессии МАГАТЭ доклад академика Валерия Легасова был проиллюстрирован фильмом. После его демонстрации наступила долгая пауза – специалисты были потрясены увиденным. Один из членов нашей делегации вспоминал: «Журналистов не пустили в зал на показ фильма. После настойчивых обращений журналистов и их руководителей для них отдельно был организован показ. После этого один из представителей американской телекомпании от имени своего руководства обратился к В. А. Легасову с просьбой дать возможность показать этот фильм по их каналу. Он выразил готовность руководства выписать тут же чек на 5 млн долл. за разовый показ. Ответ был дан спустя некоторое время. Отрицательный».
Позже, когда академик рассказал об этом эпизоде самому Кузнецову, тот с юмором заметил: «Жаль! На эти 5 миллионов можно было купить такую прекрасную аппаратуру!»
Сколько стоит подвиг?
Кстати, копия фильма была подарена Хансу Бликсу, генеральному директору МАГАТЭ. И тогда Валерий Легасов объяснил, почему этот фильм нельзя продавать: «Фильм не может быть оценён в рублях, долларах или фунтах стерлингов. Его цена измеряется высокими дозами, многими бэрами, которые получили его создатели во время своей работы на аварийном блоке и площадке Чернобыльской АЭС».
Тогда в Вене в своём докладе Легасов подробно рассказал о причинах аварии на АЭС и о том, что было сделано для ликвидации её последствий. При подготовке доклада возникли споры о том, нужно ли быть предельно открытыми или стоит скрыть важные детали. В КГБ и некоторые руководители атомной отрасли считали, что нет нужды всё рассказывать: мол, есть много секретных вещей, о которых на Западе не следует знать.
Мне кажется, во многом судьбу доклада Легасова решил показ фильма Кузнецова членам Политбюро в конце июня. Именно его съёмки произвели огромное впечатление на Н. Рыжкова и Е. Лигачёва. Николай Кузнецов показал, что творится внутри 4-го блока, сколь велики разрушения и какие трудности приходится преодолевать ликвидаторам, чтобы минимизировать последствия катастрофы.
«Нам скрывать нечего, – сказал тогда председатель Совета министров Николай Рыжков, – пусть все увидят, как героически, в невероятно трудных условиях работают советские люди!»
Его поддержал и Егор Лигачёв.
«Секретность» с доклада была снята, и весь мир оказался потрясён той открытостью и откровенностью, которая была продемонстрирована советской делегацией.
Всемирная слава пришла к Валерию Легасову.
Но автор уникальных съёмок катастрофы так и остался неизвестен…
Как убежать от дозы
Мы несколько раз встречались с Кузнецовым в Чернобыле. Меня удивляли настойчивость и упорство Николая. Вот он провёл уникальную съёмку внутри 4-го блока. Просмотрел её вечером, а утром вновь пошёл в блок – оказывается, был недоволен вчерашней съёмкой: «Освещённость плоховата», – говорил он. В том хаосе, в тех разрушениях, что образовались после взрыва, он видел некую особую «красоту». И лишь позже я начинал понимать, что это был ещё и взгляд выдающегося инженера, коим и был сам Николай. Неслучайно он много лет служил главным инженером Курчатовского института. Его съёмки, как свидетельствуют профессионалы, были совершенно необходимы для строительства саркофага.
Все этапы ликвидации аварии в Чернобыле зафиксированы группой Кузнецова. В неё входил коллега и друг Константин Чечеров. «В один из дней работал с ним внутри 4-го блока, – рассказывает Чечеров. – Николай Николаевич снимал, а я был при нём дозиметристом, осветителем, подносчиком, переносчиком. В какой-то момент вдруг вижу – он руку от камеры отпустил. Камеру же надо держать правой рукой. А мы в пластиковых костюмах. И нарукавники на нас пластиковые. И вдруг из его нарукавника выливается буквально поток воды. Думаю: где же он черпанул воду-то? Вроде там, где соли лужи, мы через трубы сверху перелезли. Продолжаем работать. Через какое-то время он снова руку опустил. Снова из рукава вода. На самом деле выливался пот, а не вода… Однажды вошли мы в нижний этаж бассейна. Первым делом посмотрели на потолок. Ожидали проплавления – все о «ядерном кристалле» говорили. Но потолок цел. Никаких признаков проплавления. А на полу лежат какие-то красно-коричневые кучи, очень похожие на глину. Кузнецов эти кучи сфотографировал, а я тогда в акте обследования написал: «Кучи глины». Так они потом в публикации и вошли как «кучи глины». Фон там был более 1000 рентген в час. Такой он там был почти повсеместно. А когда в 1988 г. работали и отбирали пробы от этих куч, оказалось, что это и есть топливосодержащие материалы. То есть в 1986 г., когда Н. Н. это на видео снимал, и мы видели его, и руками брали, и мерили – понимания, что эти материалы активной зоны, не было… Боялись ли получить дозу? Задача стояла: эту дозу не получить, стараться как можно быстрее работу сделать. В высоком радиационном поле доза большая. Мы бегали. Убегали от дозы…»
К сожалению, «убежать» ни Чечерову, ни Кузнецову не удалось. Чернобыль укоротил их жизни, как и жизни тысяч других ликвидаторов.
Мы были дружны с Николаем Кузнецовым. Но много лет я не догадывался, кто был его отец. Мало ли на свете Кузнецовых?
Но однажды жена Николая Рая (она директор Музея И. В. Курчатова, доктор наук, писательница) приоткрыла мне эту «тайну».
Оказывается, Николай – сын легендарного флотоводца, прославленного адмирала Н. Г. Кузнецова, по приказу которого в первый день Великой Отечественной войны наш флот на Балтике и Чёрном море достойно встретил налёт фашистских самолётов. Моряки не только не потеряли ни единого боевого корабля, но и нанесли немецкой авиации весьма ощутимые потери. В нашу Победу флот под командованием Н. Г. Кузнецова внёс достойный вклад – именно поэтому моряки так бережно чтят память о нём.
А память о его сыне берегут все ликвидаторы аварии на Чернобыльской АЭС.
Два Николая – отец и сын – лежат рядом на Новодевичьем кладбище. И это ещё признание их подвигов, совершённых в разные годы, но единых по своей сути, – всё во имя блага Отчизны.
