220 лет назад, 5 июля 1802 г., в сугубо сухопутной семье секунд-майора и в сугубо сухопутной местности Вяземского уезда Смоленской губернии родился мальчик, имя которого теперь прочно ассоциируется с морем.
Вернее, с морским званием. Старинное арабское «аль-мирааль», т. е. «владыка морей», ставшее впоследствии всем знакомым «адмиралом», плотно приросло к фамилии этого человека: адмирал Нахимов.
Звание это он получил лишь за несколько месяцев до гибели. Но если вспомнить изначальный смысл древнего слова, то выйдет, что соответствовал ему Нахимов чуть ли не всю жизнь. И дело даже не в послужном списке. В истории нашего флота были военачальники, на счету которых куда больше красивых операций и побед в морских сражениях. Дело скорее в понимании самой сути морской службы. Здесь он вплотную приблизился, а то и превзошёл другого знаменитого русского флотоводца — Фёдора Ушакова. Тот, правда, будучи весьма религиозным человеком (за что и был впоследствии прославлен как «святой праведный воин»), смотрел на вопрос со своей колокольни: «Моряк, как и монах, постоянно должен молиться и трудиться!»
Служить без страха
У Нахимова при схожих результатах подход был совсем иным. Один из современников писал: «Он был труженик неутомимый. Я твёрдо помню общий тогда голос, что Павел Степанович служит 24 часа в сутки». Но над чем конкретно трудился Нахимов? Над боевыми качествами кораблей? Над их оснасткой? Отчасти да. Но главным было другое. Он по-своему понимал древнюю воинскую мудрость: «Не меч бьёт, а рука».
Да, Павел Степанович располагал лучшим «мечом» современности. Линейные корабли типа «Двенадцать апостолов» на тот момент по боевым качествам не имели равных в мире. Линейные корабли типа «Храбрый» — на одном из них, «Императрице Марии», во время Синопского сражения держал свой флаг сам Нахимов — были крупнейшими кораблями 84-пушечного ранга за всю историю флота. Но чего стоит этот «меч» без руки?
«Рукой» Нахимов справедливо полагал людей. И не столько офицеров, сколько матросов, что было неожиданно. В те времена ещё господствовала формула: «Вот тебе три мужика, сделай мне из них одного солдата». В «выделке» солдат и матросов широко применялись шпицрутены, т. е. палки. Засечь 60 человек из сотни считалось в порядке вещей. Нахимов с таким подходом согласен не был: «Вот настоящая причина, что на многих судах ничего не выходит — некоторые молодые начальники одним только страхом хотят действовать. Страх подчас хорошее дело, да согласитесь, что не натуральная вещь — несколько лет работать напропалую ради страха. Матрос есть главный двигатель на военном корабле, а мы только пружины, которые на него действуют. Матрос управляет парусами, он же наводит орудия на неприятеля; матрос бросится на абордаж, если понадобится. Всё сделает матрос, если мы, начальники, не будем эгоистичны. Пора нам перестать считать себя помещиками, а матросов крепостными людьми!»
Роковая победа
Потенциальное сопротивление своих офицеров такому подходу Нахимов гасил в зародыше, умело оперируя уставом и авторитетом. С уставом всё понятно — согласно закону, забритый в солдаты или матросы по рекрутской повинности «утрачивает всякую связь с прежним сословием и переходит в сословие военное». Это подкреплялось авторитетом создателя русского флота Петра Великого, который утверждал: «Солдат есть имя общее, знаменитое; солдатом называется первейший генерал и последний рядовой». А для наглядности ещё и подтверждалось личным примером. Среди матросов ходили истории, что ради своей команды адмирал не пожалеет живота. Так, ещё будучи мичманом, во время кругосветного плавания на фрегате «Крейсер» под началом Михаила Лазарева, Нахимов кинулся спасать упавшего за борт во время шторма канонира Давыда Егорова. Спасти канонира Нахимов всё же не сумел, но не по своей вине: свидетели утверждали, что в тот момент на Егорова напала акула. Однако тут дорог почин. Факт, что офицер рисковал жизнью ради матроса, запомнили крепко и надолго.
Это имело далекоидущие последствия. Среди громких воинских свершений Нахимова упоминают Синопское сражение и оборону Севастополя, что справедливо. Однако ни то, ни другое не могло завершиться успехом без долгой, кропотливой работы Нахимова над той самой «рукой», которая фактически спасла Россию от уготованной ей участи в Крымской войне.
С чисто военной точки зрения Синоп был блестящей викторией, с которой Нахимова поздравил сам император Николай I: «Истреблением турецкой эскадры при Синопе вы украсили летопись русского флота новою победою, которая навсегда останется памятною в морской истории». Однако сам Нахимов, по воспоминаниям современников, восторгов императора не разделял: «Павел Степанович не любил рассказывать о сражении. Во-первых, по врождённой скромности, во-вторых, потому что полагал — эта морская победа заставит англичан употребить все усилия, чтобы уничтожить боевой Черноморский флот».
Адмирал как в воду глядел. Именно Синопский разгром стал формальным поводом для объявления Англией и Францией войны России. Войны, о которой английская газета The Times писала так: «Великие политические цели этого конфликта не будут достигнуты до тех пор, пока существует Севастополь и русский флот».
В принципе стратегия англичан могла сработать. Более того, многим казалось, что ещё чуть-чуть — и победа! Сбудется заветное: «Хорошо бы вернуть Россию к обработке внутренних земель, загнать московитов вглубь лесов и степей!» Но на пути этой стратегии встал Нахимов.
Спасти Севастополь
Севастополь он спас дважды. В первый раз ему удалось это сделать буквально в двух словах. Александр Меншиков, правнук фаворита Петра Великого, отступая после неудачного сражения при Альме, вывел из Севастополя всю свою армию, а общее командование обороной города возложил на престарелого генерал-лейтенанта Фёдора Моллера, который годился разве что для парадов и приёмов. Фактически Меншиков заранее сдал Севастополь врагу, отлично понимая, что с таким командующим город обречён. Но тут на совещании командного состава встал Нахимов и заявил, что будет подчиняться только адмиралу Корнилову.
По сути, это было прямое неподчинение приказу. Но Нахимов знал, что делает. Именно его товарищ и друг Владимир Корнилов ещё до войны создал то, что называется «материальным обеспечением» обороны. Именно его стараниями Севастополь собственными средствами мог заготовить 86 тыс. пудов сухарей и поместить в своих магазинах более 92 тыс. четвертей хлеба. Именно Корнилов обеспечил мобилизацию городского населения: «По первому призыву его о предоставлении рабочих людей для постройки укреплений весь Севастополь ожил и встал на ноги. Не только солдаты и матросы выбивались из сил на работах, но в них приняли участие вольные мастеровые, мещане, лавочники, словом, все свободные жители города, женщины и дети...»
После смерти Корнилова, который был убит в первый же день бомбардировки, оборону Севастополя возглавил Нахимов. И вторично спас город. Вопреки распространённому мнению Севастополь не был сдан врагу. Русские оставили только южную часть города. На Северной стороне стояли до самого финала войны, которого Нахимов уже не застал. Он, вынужденный подчиниться приказу о затоплении флота ещё в самом начале обороны, был убит пулей снайпера за два месяца до её конца. Но команды затопленных кораблей, сошедшие на берег, стали костяком защиты Севастополя. Та самая «рука», над которой всю жизнь трудился Нахимов.
