470 лет назад в дневнике одного тосканца появилась запись: «В субботу, в три часа ночи 15 апреля, родился мой внук, сын моего сына Пьеро. Мальчика назвали Леонардо. Его крестил отец Пьеро ди Бартоломео».
Автор дневника жил в городке Винчи, что близ Флоренции. Соответственно, так прозывался и весь его род, известный с 1339 г. — именно тогда впервые документально зафиксирован первый достоверный представитель этого семейства, нотариус Гвидо да Винчи, сын нотариуса Микеле да Винчи.
Мамина легенда
Нотариальное дело было традиционным занятием этой семьи на протяжении последующих ста с лишним лет — Пьеро да Винчи, папа мальчика Леонардо, тоже юрист. А вот насчёт мамы всё гораздо сложнее. Известно только то, что её звали Катерина. Поскольку это имя часто давали невольницам, появилось огромное количество домыслов и спекуляций. В частности, профессор Алессандро Веццози, директор Музея Леонардо в городе Винчи, активно поддерживал версию, что матерью гения эпохи Возрождения была невольница, привезённая в Тоскану из Константинополя. Если учесть, что значительную долю в Средиземноморском рынке работорговли занимали в те годы невольники, захваченные ордынцами на Руси и перепроданные через Крым, то неудивительно, что «исторические разоблачения» в стиле «Мать Леонардо была русской!» многим казались небеспочвенными. Впрочем, на родство с человеком, ставшим символом Ренессанса, претендовали также и болгары, и греки, и армяне, и арабы, и турки, и евреи...
И лишь сравнительно недавно, в 2017 г., с этой романтической легендой было покончено. Британский историк искусства Мартин Кемп, один из виднейших современных авторитетов в области изучения жизни и наследия Леонардо, обнаружил в архивах Флоренции серию налоговых документов, где фигурирует Катерина ди Мео Липпи — уроженка того же городка Винчи, бедная крестьянка-сирота. Именно от неё и прижил сына Пьеро да Винчи, а саму Катерину его семья скоренько спровадила замуж за местного ремесленника, обжигавшего известь и продававшего глиняную посуду.
Но кому какое дело? Легенды живут сами по себе, и расстаться с ними нелегко. Так что пресса и сетевые порталы переполнены историями вроде: «Сын невольницы изобрел автомобиль, вертолет, самолёт, парашют, танк, пулемёт, отравляющие газы, ткацкие станки, подъёмные краны, системы осушения, арочные мосты... Леонардо да Винчи создал чертежи ворот, рычагов и винтов, предназначенных поднимать огромные тяжести — механизмы, которых не было в его время!»
Этот шквал восхищения настолько въелся в наше сознание, что сомневаться в заслугах Леонардо да Винчи считается даже неприличным. К тому же сомневающимся моментально предъявляют его рукописи, так называемые кодексы, где нашим героем изображено и описано всё вышеперечисленное. Причём предъявляют с соответствующим комментарием — дескать, этими величайшими изобретениями сильные мира сего не воспользовались лишь по той причине, что не поверили в гений Леонардо, а так-то он сильно опередил своё время.
При этом упускается из виду, что с тем же успехом классика советской литературы Алексея Толстого можно объявить изобретателем боевых лазерных установок. У него тоже сохранились вполне годные чертежи и описания, в чём может убедиться каждый, пролистав роман «Гиперболоид инженера Гарина». Другое дело, что построить по этим наброскам действующий гиперболоид вряд ли получится.
Не лучше других?
Нечто подобное происходило и с изобретениями Леонардо. Скажем, его знаменитый «танк» вряд ли сдвинулся бы с места. Хотя бы потому, что, как недавно выяснилось при строительстве модели, колёса у круглой повозки, увенчанной конусообразной крышей, внезапно начали крутиться в разные стороны.
К тому же между «записать» и «изобрести» есть существенная разница. Во всяком случае, специалист по Итальянскому Возрождению, историк и искусствовед Матвей Гуковский имел на этот счёт вполне определённое мнение: «Можно почти с полной уверенностью утверждать, что многие из технических рисунков Леонардо — не его конструкции, а зарисовки с натуры».
Судя по всему, это и впрямь так. Джорджо Вазари, биограф Леонардо, восхищённо писал: «Между его рисунками машин находится тот самый план, которым он доказал почётным гражданам и правителям Флоренции, что можно приподнять их храм Сан-Джованни, чтобы подвести под него лестницы, не повредив нисколько стен здания».
Неплохо, но пионером Леонардо здесь точно не был. Это у нас Аристотель Фиораванти известен, как зодчий Успенского собора Московского Кремля. А на родине, в Болонье, он прославился тем, что сумел приподнять и передвинуть колокольню церкви Санта Мария Маджоре на 13 метров. Здание высотой с девятиэтажный дом и весом в тысячу тонн перенесли с места на место за несколько дней. Произошло это, когда Леонардо было три годика. К тому же и впоследствии все его «доказательства» оставались на бумаге — да Винчи не довелось передвинуть ни одного здания.
А если сравнить резюме Леонардо, высланное миланскому герцогу Лодовико Сфорца, и его реальную работу на этого правителя, то здесь останется только руками развести. Вот выдержки из резюме: «Я могу сделать закрытые и совершенно неуязвимые повозки, которые со своей артиллерией, ворвавшись в ряды врагов, вызовут поражение силы любой величины. Если потребуется, я могу сделать бомбарды, мортиры и огнемёты прекрасной и целесообразной формы, непохожие на обычные. Если благодаря высоте стен или укреплённости места невозможно будет пользоваться бомбардами, я знаю способ разрушить всякую цитадель или другого рода крепость. В мирное время я надеюсь выдержать сравнение со всяким в архитектуре, в постройке зданий, как общественных, так и частных, и в проведении воды из одного места в другое. Также я берусь в скульптуре — в мраморе, бронзе или глине, так же как и в живописи, выполнить всё, что возможно, не хуже всякого, желающего помериться со мной».
Шедевры незавершённости
Начнём, пожалуй, с последнего утверждения — в конце концов, Леонардо ведь не только изобретатель, но ещё и художник. Исполнял ли он своё обещание быть «не хуже всякого», желающего с ним помериться? Исполнял. Но так своеобразно, что получалось чуть ли не наоборот.
Перед его даром живописца преклонялись. Его боготворили. Однако при этом по-настоящему крупные заказы доставались Леонардо нечасто. Причина проста — гениальный художник до сих пор удерживает абсолютный рекорд по количеству незавершённых работ. Получив в 1481 г. от монастыря Сан-Донато первый большой серьёзный заказ на картину «Поклонение волхвов», 29-летний мастер, что называется, «докапывается до мышей». Рисует множество эскизов отдельных фигур и частей тела, сводит всё это на большой картон, меняет, переделывает, стремится к невиданному совершенству, просит один аванс, второй, десятый... В результате работу он так и не закончил. С тех самых пор за ним закрепилась репутация художника, которого трудно заставить закончить работу не то что в срок, а вообще: «Знание дела и необыкновенные способности Леонардо были, кажется, причиною того, что он начинал множество вещей и ничего не оканчивал». Даже самое знаменитое его произведение, фреска «Тайная вечеря» считается законченным только с оговоркой «почти». Между прочим, занимался ею Леонардо три года, хотя стандартный срок для фрески тех размеров составлял от силы три недели. Судя по дневниковым записям художника, он себя за такое стремление к предельному совершенству чуть ли не ненавидел. Но раз от раза наступал на те же грабли.
Да и в делах военной инженерии, которая так убедительно выглядит на страницах его кодексов, Леонардо не особенно преуспел: «В военных предприятиях, которые становились всё более актуальными по мере усложнения политической обстановки, он, слишком медлительный и слишком фантазирующий, выступал чаще всего не как непосредственный руководитель работ, а как эксперт-консультант». Единственное, в чём он железно подтвердил своё резюме, так это «в проведении воды из одного места в другое». Именно благодаря Леонардо миланская система каналов, водопроводов и водоотводов стала лучшей в Европе.
Праздник всегда с тобой
Но неужели только за это ценил Леонардо его главный меценат и спонсор, герцог Сфорца? Разумеется, нет. И мы должны поблагодарить этого человека по имени Лодовико и по прозвищу «Мавр» за то, что он, не отдавая себе в том отчёта, направил гений Леонардо не на производство машин для убийства, а в область чистой механики, которая и подарила да Винчи подлинную славу. Герцог Сфорца сделал его распорядителем придворных праздников.
Не спешите кривить лицо в презрительной усмешке. И сейчас страну, принимающую Олимпийские игры, оценивают прежде всего по затейливости, сложности и масштабу церемоний открытия и закрытия. Что уж говорить о XV столетии, когда увеселительные мероприятия при дворе служили своего рода витриной успешности, могущества и богатства? Леонардо развернулся в полную силу именно здесь. Дело в том, что помянутые в самом начале «автомобили», «парашюты», «системы рычагов и поворотных винтов», «подъёмные краны» и прочая машинерия служили потребностям грандиозных шоу. «Автомобиль» был тележкой для мгновенного появления персонажей действа: «Потом неожиданно покажутся двенадцать чертей, они будут играть на двенадцати котлах — как бы отверстиях, ведущих в преисподнюю».
На «парашютах» опускались с неба корзины с цветами. «Лифт Леонардо» служил для появления божества подземного мира Плутона из глубин прямо посреди сцены. Самодвижущиеся декорации приводились в действие системой домкратов и противовесов, Меркурий «парил» и спускался с высоты при помощи хитроумной системы верёвок и шкивов. «Прожекторы Леонардо» использовались, чтобы озарить вращающуюся полусферу задника сцены «бесконечным количеством светильников, будто звездами». Да что там — даже знаменитый «самолёт Леонардо» уходит корнями в сферу театра. Первый рисунок механического крыла да Винчи снабдил надписью: «Птица для комедий»... Всё это как бы само собой двигалось, раскрывалось, звенело, гремело, вспыхивало и дарило людям веселье и радость.
Вот так — не в грязи и копоти смертоносных сражений, а под восхищённые крики, под аплодисменты и радостный шум явил миру свой гений Леонардо, незаконный сын юриста из Винчи.
