Россияне остаются к ним весьма неравнодушны: одни считают их революцией, другие — переворотом.
Даже спустя сто лет в обществе ведутся бурные дискуссии о причинах октябрьских событий, о том, почему к власти пришли одни люди, а не другие. С позиции сегодняшнего дня может показаться, что все обстоятельства складывались в пользу революции, а приход большевиков к власти был неизбежен.
Но в 1917 году так не думали даже тогдашние революционеры, причем не только большевики, которые придерживались идей марксизма, но и представители других социалистических партий. С точки зрения классического марксизма пролетарская революция должна была произойти где-то в Европе, а не в более отсталой России. Согласно теории, для этого прежде всего требовался развитый капитализм, подразумевающий высокую степень монополизации. Революционеры считали, что это приведет к ухудшению условий труда рабочих и, следовательно, к обострению классовой борьбы.
В то время по уровню развития капитализма Россия сильно отставала от стран Западной Европы. В отличие от них, экспортировавших готовую продукцию, в России большую часть экспорта составляли сельскохозяйственные товары и сырье. Таким образом, несмотря на быстрые темпы индустриализации, в начале XX века Россия по-прежнему оставалась преимущественно аграрной страной. Соответственно, и революция, по марксистским канонам, могла произойти гораздо позже.
Для успеха революции, по мнению марксистов, нужен был угнетённый и, что даже важнее, многочисленный рабочий класс. Рабочие обладали высоким потенциалом для организации революционной борьбы в силу их высокой концентрации (так, небольшая группа активистов могла призвать свой цех, а потом и весь завод к забастовке). Они были более грамотны по сравнению с крестьянством, и поэтому более восприимчивы к революционной агитации.
Но в Российской империи рабочих было очень мало. Всего 2 миллиона рабочих против почти 100 миллионов крестьян с семьями, тогда как в наиболее промышленно развитой стране Западной Европы — Германии — рабочие составляли более 20% населения. Похожая ситуация наблюдалась и во многих других странах Западной Европы.
Если для пролетарской революция было недостаточно рабочих, то тогда стоило обратить внимание на самую многочисленную и угнетенную группу населения: крестьян. Это осознавали многие российские революционеры. Еще в конце XIX века они пытались вести агитацию среди крестьян и вовлекать их в политические процессы. Они видели в русской общине прообраз будущего социалистического устройства. Однако крестьянство было весьма консервативным. Его недовольство, например, земельным вопросом, более или менее успешно регулировалось государством.
Так что с точки зрения марксистской теории у революции в России не было шансов. Если бы не Первая мировая война. Она вызвала колоссальное недовольство в обществе. Рядовой состав российской армии стал ключевой опорой революции в России. В целом успех революции всегда во многом зависит от отношения к ней армии, и без ее поддержки или хотя бы нейтралитета добиться победы революционерам очень сложно. Но почему именно армия могла стать опорой революции в России?
Армия совмещала в себе многочисленность крестьян и удобство для агитации, которое было возможно среди рабочих. Кроме этого, у рядового состава армии было много причин для нелюбви к власти: в армии была восстановлена смертная казнь, были распространены физические наказания. Между рядовыми солдатами и офицерами не было взаимопонимания из-за гигантской разницы в образовании и происхождении. Именно поэтому после Февральской революции началась невероятно быстрая демократизация армии. Были созданы солдатские комитеты различных уровней, фактически была упразднена основа армии: строгая иерархия.
В ходе демократизации была разрешена политическая агитация в армии, что привело к дальнейшей радикализации солдат. Это привело к полному разложению: были даже случаи расправ над неугодными офицерами. Результаты этого наиболее явно проявились во время июньского наступления, которое имело все шансы на успех, но провалилось в первую очередь из-за крайне низкого уровня дисциплины. Эта неудача еще больше усилила пораженческие настроения в армии, спровоцировала новую волну недовольства и группового дезертирства с оружием. В деревнях начали появляться группы вооруженных солдат, которые пытались обустроить жизнь в соответствии со своими политическими взглядами.
Конечно, и в армии были части, сохранявшие строгую дисциплину: прежде всего — так называемые ударные части, формировавшиеся из наиболее надежных солдат. Но командование не могло в полной мере использовать их потенциал, и они не могли стать примером для других солдат, так как они чаще всего отправлялись в тыл для охраны стратегически важных объектов, (например, вокзалов).
В Европе также к концу Первой мировой войны началась политизация армии. Особенно заметно это было в Германии. Там, однако, процессы разложения не стали настолько заметными и массовыми, так как армия была значительно более социально разнородной и не могла выступать единым фронтом.
Так, когда коммунисты и сочувствовавшие им бывшие солдаты попытались в 1919 году захватить власть в Берлине, практически в тот же момент в пригороде начали собираться солдаты и офицеры, придерживающиеся антиреволюционных взглядов, и спустя несколько дней они имели ощутимый численный перевес над восставшими.
Другой причиной меньшей радикализации солдат в Западной Европе была более высокая степень развития демократических институтов в европейских обществах. Многие солдаты верили в то, что они могут прийти к желаемому политическому устройству ненасильственными методами. После революционных событий 1848 года во многих странах действовал весьма влиятельный парламент.
В Европе также были сильны традиции местного самоуправления. Большинство людей были собственниками: сельские жители владели землей, горожане были предпринимателями, владели недвижимостью. Эти две группы населения составляли очень значительную часть населения. Они не были заинтересованы в радикальных изменениях, а особенно — в коммунистической революции, которая бы привела к переделу собственности.
В России все было иначе. Процедура выборов в Государственную думу была невероятно усложнена для «опасных сословий». Для рабочих и крестьян выборы были многоступенчатыми. Также представительство голосов было неравным. В частности, на 2 миллиона крестьян с семьями приходился 1 выборщик, столько же, сколько у 2000 землевладельцев. Правила выборов постоянно менялись в сторону еще меньшего представительства крестьян и рабочих. И главное, не было реального местного самоуправления. Это подрывало доверие к формальным институтам власти и приводило к тому, что при первой возможности были организованы свои параллельные институты власти: Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.
Среди всех политических партий в России только большевики последовательно выступали против войны. Это привлекло на их сторону солдатские массы. В остальном же они не были оригинальны, и так же, как и многие другие левые партии, предлагали передел земли.
К середине 1917 года политический климат в России приобретал все более левый уклон. Численность левых партий (эсеров и большевиков) значительно выросла, при этом ранее популярные кадеты оказались в меньшинстве. Параллельно с этими процессами происходила большевизация советов. Это привело к тому, что к началу ноября 1917 года большевики заняли до 90% мест в Петроградском совете и до 60% — в Московском совете. Интересно, что при этом большевикам не удалась большевизация Советов крестьянских депутатов. Примерно в половине из них большевиков вообще не было. Это подтверждает, что поддержка крестьян не была настолько важной для совершения революции.
Не все силы в стране были согласны с все более левым уклоном, в первую очередь — командный состав российской армии. На фоне ухудшающегося положения на фронте 21 августа 1917 года была взята Рига, и немецкие войска были уже близко к Петрограду. В этой ситуации главнокомандующий русской армией генерал Корнилов попытался провести переворот с целью установления военной диктатуры. Он хотел роспуска демократических революционных организаций и предоставления ему исключительных полномочий.
Для того чтобы убедить солдат сложить оружие, глава правительства Керенский разрешил большевикам вести агитацию в восставших войсках, что еще больше укрепило их авторитет среди солдат. Переворот потерпел неудачу из-за отсутствия поддержки солдат. Из-за неудачи переворота и сотрудничества временного правительства с большевиками те немногие офицеры, что испытывали симпатии к Временному правительству, окончательно в нем разочаровались. Таким образом, правительство потеряло поддержку офицерского состава армии.
Фактически осенью 1917 года умеренно левому временному правительству было не на кого опереться в деле удержания власти. Консервативные офицеры были разочарованы подавлением выступления Корнилова и демократизацией в армии, солдаты не хотели войны, крестьяне были слишком пассивными, чтобы сыграть роль в защите правительства, городские жители были слишком малочисленны, нерешительны и политически неоднородны.
В западноевропейских странах всё обстояло иначе. В Германии, где в отдельных районах коммунисты более всего приблизились к захвату власти, правительство, несмотря на множество разногласий, смогло заключить временный союз с правыми офицерами. Также в Германии, как и в других странах Западной Европы, были довольно многочисленны, активны и хорошо организованы мелкобуржуазные слои населения, которым было что терять из-за революции.
Так что промышленный пролетариат в Европе, который классики марксизма рассматривали как главную движущую силу пролетарской революции, не оправдал возлагаемых на него надежд. Захват власти пролетариатом был невозможен из-за организации европейских обществ, где, помимо крупных капиталистов, было много мелких собственников и, что, может быть, самое главное, существовала система самоуправления: от мелких сельских общин до парламентов.
В то время как в России всего этого изначально не было. Поэтому в общем хаосе после революции победила самая решительная и жестко организованная сила, которая затем построила бюрократическое государство.
Сто лет молчания. История часов, остановленных в дни революции 
Зимний брали дважды. Народные массы чуть не утопили революцию в вине? 
Возможна ли объективная оценка истории? 
«Дубинка Ленина». Главной пружиной Октябрьского переворота был Лев Троцкий 
