Хоронить... не положено? Кому в Москве не нашлось погоста

Мавзолей — не общежитие 

Скоро москвичи поедут на кладбища, ведь приближается Радоница (у православных день поминовения усопших). Про «последние пристанища» можно написать увлекательный роман. И не только о взятках за «престижное» место. Дело в том, что в Москве регулярно запрещали хоронить - то на конкретных погостах, то конкретных граждан.

Кстати, когда в 1924 г. официально объявили о кончине вождя мировой революции, в Московской губернии поползли упорные слухи, что Ильич уже полгода как умер, а его тело заморожено «на всякий случай» (большие надежды тогда возлагались на прорыв в крионике и «воскрешение» вождя). Но ещё больше москвичей, услышав о кончине Ильича, испугались новой гражданской войны и побежали в сберегательные кассы снимать деньги. 

А вот Иосифа Сталина всё-таки похоронили после 8 лет пребывания в том же гранитном «особнячке» у Кремля. (Тогда же все пересказывали друг другу анекдот: «Наступила первая ночь после торжественного вноса тела Сталина в Мавзолей. И тут Ленин открывает глаза и говорит: «Иосиф Виссарионович, тебе тут не общежитие!») Так вот: в 1961-м очередной съезд КПСС решил, что «серьёзные нарушения Сталиным ленинских заветов... делают невозможным оставление гроба с его телом в Мавзолее». И уже через день «отца народов» тихо погребли у Кремлёвской стены, а лишнюю фамилию на фасаде «усыпальницы» убрали.

Могилы знаменитостей в Москве. Инфографика

Смотреть инфографику

Когда стреляла Царь-Пушка

На самом деле похороны в Москве на протяжении всей её истории регулярно становились причиной скандалов и народного недовольства - обычаи и желания родственников покойных шли вразрез с повелениями первых лиц государ­ства и Церкви. Например, долгое время альтернативой суду (с его взятками и волокитой) служило «поле», где проходил поединок. Под присмотром зрителей сходились в рукопашной ду­эли жалобщик и обвиняемый. Пытаясь искоренить обычай, митрополит Киевский и всея Руси Фотий в 1410-х гг. запретил священникам хоронить поединщиков. Но это мало помогло. Спустя полтора века - в 1549 г. - австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн писал о здешних нравах: «Если доброжелатели одного из бойцов увидят, что ему делается обида, то тотчас бегут для отражения этой обиды; то же делает и другая сторона, между ними происходит схватка, дерутся кулаками, батогами и дубинами». А договориться с батюшкой об отпевании поединщиков было не так-то сложно (ведь всегда можно сказать, что человек неудачно упал с крыши). 

Но были в истории Москвы персонажи, за страшной кончиной которых наблюдал весь город. Вот как рассказывает об одном из них историк Лев Гумилёв: «Лжедмитрий был схвачен и убит 17 мая 1606 г. Труп его был сожжён, пеплом заряжена Царь-Пушка, и произведён выстрел - единст­венный в истории выстрел Царь-Пушки». Как вы догадываетесь, ядро символически направили в сторону Польши... Другому претенденту на российский трон тоже не позволили такую роскошь - иметь собственную могилу. В 1775 г. суд выпустил такую «сентенцию» о бунтовщике и самозванце Емельяне Пугачёве: «...четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по четырём частям города и положить на колёса, а после на тех местах сжечь».

Читайте также: Как Емельян Пугачёв хотел обустроить Россию

Прочь катафалки! 

Думаете, это всё исключительные случаи, а обычные горожане наверняка могли устраивать печальные мероприятия без всяких ограничений? Как бы не так. В 1723 г. Пётр I запретил хоронить в черте города вообще всех, кроме знати. Суеверная императрица Елизавета Петровна приказала, чтобы ни один катафалк не пускали на улицы, по которым она обычно ездила. Из-за соседства с «правительственной трассой» пострадал доход многих приходских кладбищ.

Чем сильнее разрасталась Москва, тем больше старых погостов объявлялись закрытыми для захоронения. Но за плату можно было найти место в черте города и в удобном месте, которое не заливало водой каждую весну. 

Даже самоубийцы находили последнее пристанище при церквях (если, конечно, скандальные подробности их кончины удавалось скрыть с помощью подарка полицейскому и щедрого взноса в пользу храма). С отпеванием актёров тоже было немало трудностей - Церковь считала их недостойными таких почестей и участка на погосте.

Ну а иноверцы с иностранцами и вовсе должны были загодя подумать, как их будут провожать в последний путь. Во второй половине XIX в. неправославных горожан было уже немало. И для них сущест­вовали Татарское, Еврейское, Караимское, Немецкое кладбища. Но и те выдвигали свои «требования» - принимали только единоверцев, а если точных доказательств того, что покойный относился к нужной конфессии, не было, то в захоронении могли и отказать. Например, сектантов или еретиков туда точно не пускали.

Кстати, когда главный «еретик» дореволюционной России Лев Толстой ушёл из Ясной Поляны, московские власти с ужасом ждали, не направится ли 82-летний писатель в их сторону. Ведь, скончайся тот в Москве, его нестандартные проводы (а про иные и речи не шло из-за его отлучения от церкви) могли закончиться народным бунтом. Власти волновались не напрасно. Беспорядки всё равно произошли, несмотря на то что Льва Николаевича хоронили в Ясной Поляне. Студенты устроили митинги, рабочие - забастовки, тех же, кто хотел уехать на прощание, задерживали в городе под разными предлогами. 

А во время Первой мировой войны в городе возникла новая проблема. Специально для москвичей-воинов, павших в бою, открыли Братское кладбище (1915 г.). Но погибшие герои были разного вероисповедания, и поначалу духовные власти никак не могли решить - этично ли хоронить рядом православного и католика, иудея и мусульманина. В конце концов, удалось достигнуть компромисса - такие соседние могилы разделяли узкой полосой земли.

Впрочем, и в наше время порой всякое случается. Недавно условный срок (1,5 года) получил один из сотрудников Хованского кладбища - он пытался нелегально продать за полмиллиона рублей элитный участок для семейного захоронения. Столичные могилы п­о-прежнему в большой цене...