275 лет назад, 28 июля 1745 года, в немецкой семье, получившей баронское достоинство от шведских королей, родился мальчик, которого назвали Петер Людвиг. Впоследствии он получит от русского императора графское достоинство, а спустя два года после этого организует убийство того, кто сделал его графом. Фамилия мальчика — фон дер Пален.
Цареубийца — фигура знаковая, привлекающая к себе особое внимание. На этом фоне вполне закономерно бледнеют все остальные деяния человека, какими бы впечатляющими они ни были. Что сходу можно сказать о том же самом Марке Бруте? Правильно — организатор и непосредственный участник убийства римского диктатора Юлия Цезаря. То, что он был блестящим оратором, перед которым преклонялся сам Цицерон, а кроме того — выдающимся писателем, отличным поэтом и неплохим полководцем, мало кого интересует.
То же самое касается и графа Петра Палена. Видный политический деятель, сыгравший решающую роль в присоединении своей родной Курляндии к Российской империи. Один из основателей Российско-американской компании. Военный губернатор Петербурга, поставивший в городе первый памятник Александру Суворову... Перечислять можно долго. Жизнь граф прожил длинную, умер, перевалив за 80 лет — возраст и по нынешним временам почтенный, а уж по тем меркам — и подавно. Но, как ни крути, всё равно подавляющее большинство будет считать, что самое главное и самое интересное в этой жизни случилось в ночь с 11 на 12 марта 1801 года, когда заговор графа Палена достиг цели и император Павел I был жестоко убит.
Однако самое интересное с ним случилось потом. Причём эти события резко выдёргивают фигуру Палена из ряда организаторов дворцовых переворотов в Российской империи, делая её нетипичной и в своём роде уникальной.
Отчасти это касается и его семьи. Внук Петра Алексеевича, Константин Иванович Пален, был верховным церемониймейстером двора во время коронации императора Александра III и верховным маршалом на коронации императора Николая II. Внук цареубийцы, возлагающий венец на потомков убитого царя, — есть в этом сюжете что-то завораживающее.
Не менее любопытен и момент, который последовал почти сразу после переворота 1801 года. Логика и исторические прецеденты подсказывали, что сейчас дела Палена должны резко пойти в гору. Просто по той причине, что так было всегда — вспомним хотя бы карьеру Иоганна Лестока, Алексея Разумовского и братьев Шуваловых после переворота в пользу Елизаветы Петровны. Или карьеру братьев Орловых после переворота в пользу Екатерины II.
В случае графа Палена всё происходит с точностью до наоборот. Никакой карьеры — полная отставка от всех дел. И прямой непреклонный приказ нового императора — ехать к себе в Курляндию, не появляясь потом в Петербурге.
Неблагодарность Александра I затруднительно понять. С одной стороны, всё верно. Пален вроде как обещал ему только сместить его отца, не доводя дела до смерти, но обещания не сдержал. С другой стороны, граф и пальцем не притронулся к Павлу I. А вот один из непосредственных участников убийства, Леонтий Беннигсен, никуда сослан не был — наоборот, стал одним из ближайших соратников Александра I.
С третьей стороны, ни Беннигсен, ни Николай Зубов, своими руками задушившие императора Павла, не метили на роль «русского Брута». Но Пален — да, был честолюбив и амбициозен. И не то что метил — реально считал себя новым Брутом. Известно, что, даже будучи при смерти, он не раскаялся. И в мир иной отошёл, заявив, что «совершил величайший подвиг тираноубийства».
Однако фокус в том, что Павла I тираном считали очень немногие. В основном дворяне, да и то не все. Простые люди Павла искренне любили: «Народ был счастлив. Его никто не притеснял. Вельможи не смели обращаться с ним с обычною надменностью. Они знали, что всякому возможно было писать прямо государю и что государь читал каждое письмо. Из 36 миллионов людей по крайней мере 33 миллиона имели повод благословлять императора». Собственно, когда убийцы объявили солдатам гвардии: «Радуйтесь, тирана больше нет!» — солдатский ответ был таким: «Это вам он был тираном, а нам — отцом».
Приближать к себе «нового Брута», когда народ сожалеет о «тиране», было бы как минимум неосмотрительно. К тому же среди дворянства нашлись те, кто готов был увидеть в Палене настоящего героя, учиться у него и идти дальше.
В 1817 году один молодой кавалергардский штаб-ротмистр посетил в Митаве отставного генерала Палена. И не просто посетил — довольно тесно с ним общался. Звали штаб-ротмистра Павел Пестель. Да-да, тот самый — душа, сердце и нерв «Союза спасения», автор конституционного проекта «Русская правда», наиболее последовательный сторонник цареубийства среди всех декабристов.
Вот как об этом рассказывает другой декабрист, Николай Лорер: «Полюбив Пестеля, старик бывал с ним откровенен и, заметя у него ещё тогда зародыш революционных идей, однажды ему сказал:
— Слушайте, молодой человек! Если вы хотите что-нибудь сделать путем тайного общества, то это глупость. Потому что, если вас двенадцать, то двенадцатый неизменно будет предателем! У меня есть опыт, и я знаю свет и людей».
Граф Пален и впрямь знал, что говорил. Всё сбылось по слову его — Пестель был арестован ещё до восстания по доносу Аркадия Майбороды, одного из членов Южного общества. А теперь подумайте — что могло произойти, будь на месте Пестеля кто-то другой? У кого хватило бы ума прислушаться к советам матёрого заговорщика?
