— Я тогда на рынке торговала, мы с твоим дедом овощи выращивали на огороде. Подошла ко мне немка. Сама тощая, круги тёмные под глазами. Показывает на мой котелок с картошкой, лепечет — «фрау, фрау». Вывалила ей в подол все клубни. Из очереди кричать начали — они под Гитлера ложились, хрена ль им жрать давать! Я показываю на немку и говорю — люди, она воевала? Она войны хотела? Все замолчали.
— А ты деньги с неё взяла?
— Да какое там. У немцев не было денег, они лишь подаяние просили.
Моя бабушка (со стороны матери) Елена Васильевна Пирогова в 1946 году приехала в Кёнигсбергскую область (вскоре ставшую Калининградской) в качестве переселенки. С немцами ей приходилось сталкиваться весьма часто: их в Восточной Пруссии жило больше сотни тысяч человек, пока к 1949 году немецкое население полностью не выслали в советскую зону оккупации Германии. В основном сразу после войны в Кёнигсберг ехали попытать счастья беженцы с разорённых вермахтом земель СССР, из сожжённых деревень и лежащих в руинах городов: на новом месте им давали корову, жильё, «подъёмные». У многих погибли дети, родители, братья и сёстры. Какие же отношения у советских граждан могли сложиться с жителями региона, где год назад обожали Гитлера?
«Спал с ножом под подушкой»
«Первое время после капитуляции Германии немцы оказались предоставлены самим себе — и кормились, как могли, — рассказывает доцент Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта Илья Дементьев. — Затем первыми получили продуктовые карточки инженеры, врачи и представители других важных профессий, а остальным немцам их выдали лишь спустя какое-то время. С другой стороны, работали школы для немецких детей, функционировали клубы, издавалась газета “Новое время” на немецком языке. Возможно, не исключалась возможность сделать их гражданами СССР, хотя документального подтверждения подобных планов пока не найдено. В 1947 году немцы в Калининграде получили право регистрировать церковные приходы — католические, лютеранские, баптистские. Естественно, поначалу в отношениях между немцами и советскими переселенцами царили взаимный страх и недоверие. Есть воспоминания переселенцев: пришли наши дом занимать, а там картошка горячая на плите — хозяин только что в лес сбежал. Глава семьи затем долго спал с ножом под подушкой — боялся, что “фриц” вернётся. В Восточной Пруссии оставались в основном старики, женщины и дети, и, насколько можно судить по воспоминаниям, отношение к ним в основной массе не было негативным. Хотя, разумеется, всякое бывало».
«Зачем давать еду фашистам?»
В книге «Восточная Пруссия глазами советских переселенцев» (издана в 2002 году) рассказывается о случае, как мужчина увидел в прусской деревне печку, выложенную плиткой. Взял топор, изрубил её вдребезги и зарыдал — «Они мать мою повесили... а сами аккуратисты такие... не могу я, ненавижу их». Разумеется, поначалу напряжение существовало: случалось, немцев выкидывали из очереди в магазин и занимали их место. Как свидетельствуют очевидцы, сперва советские дети дружно колотили немецких «киндеров» — но, на удивление, юное поколение быстрее взрослых нашло общий язык. «Моя мама с родителями только-только переехала сюда, пошла в первый класс в Калининграде, вместе с ней учились и немецкие дети, — вспоминает краевед и директор частного музея Николай Троневский. — Никаких конфликтов вообще не было, ученики охотно общались. Наши проявляли к немцам дружелюбие и сочувствие». Вскоре советская и немецкая детвора во дворах заговорила на «суржике» из русского языка и «хохдойча». 87-летняя жительница Калининграда Анастасия Муренко хорошо помнит момент вселения четырёх советских семей в квартиру, где жили ещё две немецкие семьи. «Зима 1946/1947 годов была очень голодной, по карточке взрослого человека полагалось 400 граммов хлеба, на ребёнка — 200. Бабушка доставала картофельные очистки, варила суп — и всегда делилась с немцами. Я спросила — зачем кормить фашистов? Она меня от души выругала: “Я не могу видеть, как людям есть нечего, хоть они и “фрицы”. Сама вот буду голодная, а им еду отнесу. Они же потому нас не победили, что мы не сволочи”».
«Влюбился в немку, стали жить»
«Между переселенцами и немками в Калининграде начали завязываться отношения, — говорит историк Илья Дементьев. — Нередко случалось, что молодые люди создавали семью — конечно, нелегально, поскольку подобные браки советские чиновники не регистрировали. Даже рождались дети. Но закончилось всё плохо — когда пришло время депортации, немецких женщин вместе с детьми выслали из Калининградской области в Германию, в обе зоны оккупации. Несмотря на обращения в высшие органы власти, официального разрешения остаться никто так и не получил. Бабушка рассказывала мне историю — комендант депо железной дороги влюбился в немецкую девушку, начали вместе жить, ребёнок появился на свет. А в 1948-м её с общим ребёнком отправили в Германию, и никакие письма Сталину не помогли. Правила тогда были суровые — до конца шестидесятых запрещали даже переписываться. Печально вообще всё это».
«Водку пить соглашались»
Переселенцы в своих воспоминаниях отмечают, что немцы старались не принимать бесплатных услуг. Одному человеку врезалось в память — худая немецкая девочка продавала на рынке щётку. Он попытался дать ей 10 рублей просто так, та не взяла. Пришлось взять щётку, и девочка тут же купила на эти деньги кусочек хлеба. «Ещё удивлялись, как у них чисто, — сообщает 89-летняя Любовь Корсакова. — Вроде и тощие, и в старой одежде, а всегда тротуар перед домом подметут, мусор выбрасывают, цветочки высадят. Наши деревенские посмотрели и перестали коз в городе держать, грязь разводить — перед иностранцами-то сильно неудобно». Единственное, в чём не могли сойтись поселенцы и жители Восточной Пруссии — кофе. «Это ужас, а не напиток, я до сих пор его не пью, — смеётся Анастасия Муренко. — Понятное дело, хорошего кофе не было, немцы эрзац из ячменя варили. Чай тоже в дефиците, многие наши травки кипятили... но кофейную гадость пить были неспособны. Немцы не понимали, в чём дело. Зато, если находилась водка и русские угощали, они выпивали охотно, никогда не отказывались».
«Стали бы жалеть русских?»
Уникальный опыт соседства двух недавно воевавших наций закончился в 1948 году, когда власти СССР депортировали в города будущей ГДР 125 немцев из Калининградской области. «Я в 2002 году был в Германии на встрече наших переселенцев и немцев из Восточной Пруссии, — объясняет историк Илья Дементьев. — Непростой вышел разговор, все уже люди в возрасте, многое пережившие. Немцы со слезами вспоминали — как пришла Красная армия, как они потеряли родину. Наши бабушки такой логики не принимали, диалог был под угрозой срыва. Но тут выступил сын последнего кёнигсбергского пастора Роланд Линк. Он сказал: говоря о страданиях немцев, надо всегда сначала напоминать — какую беду мы принесли русским и другим народам. Линка взяли в плен на Восточном фронте, его везли куда-то в Сибирь на поезде. Он проковырял дырку в стенке вагона и смотрел — едут целыми днями, и всю дорогу деревни и города в руинах. На станциях подходили русские женщины, у которых, возможно, мужья погибли на фронте, и приносили пленным немцам еду. Роланд тогда задумался: если бы советских пленных везли по Германии, стали бы немецкие женщины делать то же самое? И после его выступления настроение всех, кажется, изменилось. Диалог состоялся — немцы и русские вспоминали то, что окрасило в светлые тона память об их юности в послевоенном Калининграде». Удивительно, что переселенцы из СССР (пусть и не все), потерявшие на войне близких, простили и помогли выжить своим вчерашним злейшим врагам. Впрочем, наверное — в этом и была особенность советского народа.
