Мы привыкли к тому, что, если в печати всплывают слова «богатый промышленник», жди скандала. Однако были времена, когда именно они — семьи и династии предпринимателей — составляли честь и гордость страны. Первыми стали Демидовы. Легендарные оружейники, металлурги, потомки простых мужиков, они одним мощным рывком и честным трудом ввели Россию в клуб мировых держав.
Кузнец, олигарх, ровня Илье Муромцу
5 апреля 1656 года в семье тульского кузнеца Демида Антюфеева родился мальчик, которого назвали Никитой. Спустя 30 лет этот мужичий сын познакомится с царём, спустя ещё 30 лет получит герб: сверху три рудоискательные лозы, снизу кузнечный молот, а посередине золотой пояс — знак дворянского достоинства. Вдобавок царь даст ему новую фамилию — Демидов.
История начала династии богатейших промышленников России выглядит как волшебная сказка. Дескать, простой тульский мужик, кузнец-ремесленник, случайно встретился с царём и до того ловко выковал ему то ли алебарду, то ли пистолет, что царь «премного удивился и отдал тому весь Урал». Для солидности упоминают даже дату этого эпохального события — 1696 г.
Правдива здесь только она да факт самой встречи. Весной 1696 г. Пётр I действительно останавливался в Туле по пути из Москвы в Воронеж.
Непростой мужик
К тому моменту царь и кузнец были знакомы как минимум лет 10. И первые контакты Демидов устанавливал не со всемогущим самодержцем, а с 14-летним подростком Петрушей, который только-только завёл свои Потешные полки. О чём и была оставлена запись в расходной книге: «Поставлено для царёвой потехи 256 штук тульского Никиткина ружья Демидова». Спустя 5 лет «Никишко Демидов» упоминается в приказной грамоте как депутат от всех тульских оружейников — он прибыл в Москву защищать интересы своих выборщиков в земельном споре.
Иными словами, «простой мужик-мастеровой» испаряется. Вместо него действует солидный делец по производству и сбыту оружия. Кстати, уже владеющий немаленьким железным заводом, «что поставлен без царёвой казны и без иноземных мастеров». Это обстоятельство особенно восхитило Петра, который в тот самый тульский визит удостоил давнего знакомца Демидова «премногих похвал за предприимчивость и ум».
Впрочем, в некотором смысле Никиту Демидова и впрямь можно назвать простым. Вот свидетельство биографа рода Демидовых Константина Головщикова: «Это был человек весёлого нрава, любивший забавлять своих собеседников остроумными шутками». Рост под 2 метра, физическая сила такова, что, судя по рассказам, мог заставить лошадь сесть по-собачьи, чего те никогда не делают. Даже его недоброжелатели (а таковых было много) отмечали, что в пище и одежде Никита крайне неприхотлив, образ жизни ведёт простой, почти мужицкий. Живёт в большой и ладно устроенной, но всё-таки избе. К тому же очень по-крестьянски набожен — не берётся ни за одно дело без церковного благословения.
Одно из таких благословений было дано будущим святым Димитрием Ростовским, в то время митрополитом Тобольским. Св. Димитрий был неплохим поэтом и рассказчиком, ценил умных собеседников и неоднократно принимал у себя Никиту. Перед тем как Демидов отправился на Урал, св. Димитрий подарил ему икону Богородицы, сопроводив её следующими строками:
«Архиерей Тобольский
молит тя усердно:
Даруй ему здравие цело
и невредно.
Храни благополучно
в премногие лета,
Избавляй и покрывай от злого
навета».
Лицо приватизации
Надо сказать, что почти всё сбылось по слову Димитрия. Во всяком случае, с благополучием у Демидова был полный порядок. Конечно, то, что царь отдал ему «весь Урал», — красивая байка. К тому времени там было выстроено 5 казённых заводов. Демидову был передан лишь один из них — Невьянский. И вовсе не за то, что он выковал какой-то особенный пистолет, просто наш герой предложил царю поставки оружия по цене почти в 10 раз ниже обычной.
По сути, мы имеем дело с первой в отечественной истории приватизацией промышленности. Но в отличие от памятных нам приватизационных скандалов 90-х Невьянский завод обрёл настоящего хозяина, нацеленного не на воровство, а на серьёзную работу. Да и воровать там было особо нечего. К моменту передачи, в 1702 г., штат предприятия составлял 27 человек. Заводскую плотину дважды прорывало, из-за нехватки угля постоянно вставала единственная доменная печь. А царь требовал невероятного да ещё и угрожал: «Отлить указанные 200 пушек раньше сроку, не то будет тебе разорение прожитков безо всякой пощады».
Однако Демидов работал с умом, без рывков и авралов, без истощения ресурсов и сил. В числе прочего думал об экологической перспективе — лес на уголь вокруг завода вырубался не сплошняком, как это было принято, а по секторам: «Чтоб то место, запустя, опять заросло, и мочно было б снова рубить годов через 30».
Думал и о кадровой перспективе. Первым ввёл нечто вроде пенсионного обеспечения — правда, только для заслуженных мастеров. Организовал и обучение, причём предполагалось что-то вроде стипендии: «Ученикам, которые убогие и отцы их работают подёнщиной, давать хлеб, как солдату, сермяжный мундир да шубу, а по прошествии года рубль на платье».
Думал ли о развитии культуры, неизвестно. Но вышло так, что объективно способствовал становлению отечественной истории и археологии. Вот как об этом сообщает биограф Петра Великого Иван Голиков: «Демидов поднёс Ея Величеству в честь рождения наследника богатые сибирские золотые бугровые вещи». То есть находки из курганов — «бугров». Реакция Петра была незамедлительной: «По именному Его Царского Величества указу древние золотые и серебряные вещи, которые находятся в земле древних поклаж, брать в казну великого государя».
И, надо полагать, совсем не думал, каким он останется в памяти поколений. Впрочем, за него это решил сам народ. Мало кому из исторических деятелей повезло попасть в былины и предания, в одну компанию с Ильёй Муромцем и князем Владимиром. А вот Демидову это удалось. На Урале учёные-фольклористы выделили целый пласт сказаний о Никите. Там он соревнуется силой с самим царём, покоряет Сибирь вместе с Ермаком Тимофеевичем и видит сквозь толщу земли все рудные богатства.
Грамотен был Демидов или нет, учёные спорят до сих пор. Восхваляющих себя записок он не оставил. Что вполне согласуется с девизом его рода: «Acta non Verba» («Не словом, а делом»).
