240 лет назад, 27 сентября 1783 года, был спущен на воду первый линейный корабль Черноморского флота России, названный «Слава Екатерины».
Запах войны
Обстоятельства этого события описываются по-разному. Иной раз можно встретить дежурное выражение «Корабль был спущен на воду в торжественной обстановке». Отчасти это верно, поскольку по традиции, заложенной Петром Великим, когда корпус корабля входил в воду, раздавался пушечный салют — сигнал о вхождении в строй новой боевой единицы флота российского.
Однако именно в тот день и в том месте торжества носили, скорее, формальный характер. Гораздо вернее будет сказать, что спуск на воду 66-пушечного линкора «Слава Екатерины» проходил в обстановке грозной и тревожной.
В воздухе отчётливо пахло войной, причём кое-кто очень хотел, чтобы эта война стала по-настоящему большой. Желательно — общеевропейской, нацеленной на то, чтобы «обуздать Россию». После того, как в июле 1783 года был обнародован Манифест Екатерины II о присоединении Крыма к России, министр иностранных дел Франции Шарль Гравье де Верженн направил ко всем ведущим державам Европы ноту, в которой особо подчёркивал: «Крым лишь первая станция русских на пути к Босфору, и поэтому должно отстоять его, а, в крайнем случае, хотя не допускать русского военного флота в Чёрное море...»
Но это было ещё полбеды. В конце концов, Екатерина была уверена в своих дипломатах, которые прилагали все усилия, чтобы не допустить войны прямо сейчас: «Отовсюду слышу, что турки сильно вооружаются. Но их удержат от войны до времени...» Другое дело, что времени могло и не хватить. Едва «Слава Екатерины» была спущена на воду, как строительство Черноморского флота было прекращено...
«Привезли нам зло и заразу»
Первые признаки чумы в русском городе Херсон, где, собственно, и рождался новый флот, были выявлены в конце мае 1783 года. Юный офицер Иван Полномочный, курировавший слесарные работы на верфи, оставил любопытное воспоминание: «Судов иностранных приходило разных много, по Днепру стояли. Карантинов не было и пропущали суда просто... Турецкие суда нам привезли зло и заразу».
Гадать, случайно ли так вышло или всё-таки чума была занесена в Россию нарочно, смысла нет. Ясно было одно — под угрозу поставлена безопасность Новороссии, поскольку без флота оборонять береговую линию Чёрного моря было бы крайне затруднительно. А строительство флота встало.
Фёдор Ушаков, в те годы ещё не адмирал, овеянный славой блистательных морских побед, а всего лишь капитан второго ранга, уже успел заслужить нелестное прозвище «выскочка и любимец Потёмкина». Многим не давала покоя карьера Ушакова, который стал командиром императорской яхты действительно по протекции Светлейшего Князя. Но в том-то всё и дело, что Ушаков сам, по доброй воле, оставил этот завидный пост и попросился сначала на линейный корабль, а потом и в Херсон — строить флот.
Он попал на верфи в самый разгар эпидемии. И сумел обернуть дело так, что именно в его команде с 4 ноября 1783 года чума прекратилась. Возможно, не будь он «любимцем Потёмкина», на его усилия и не обратили бы должного внимания. Но он был. Так что когда Екатерина писала Потёмкину: «Пронёсся слух по здешнему народу, будто язва в Херсоне по-прежнему свирепствует и будто пожрала большую часть адмиралтейских работников. Сделай милость, примись сильной рукой за истребление Херсонской язвы», Светлейший Князь знал, на кого можно положиться. Чума отступила окончательно. Линейный корабль «Слава Екатерины» в августе 1784 года вышел в море и появился в виду турецкой крепости Очаков, чем, как довольно писал Потёмкин, «весьма опечалил тамошнее командование».
Как Потемкин кризис разрешил
Но один корабль — это ещё не флот. Злые языки утверждали, что Потёмкин, получив фактически неограниченную власть в Новороссии, а также право распоряжаться бюджетом, поставил дело так, что чуть не половина казённых денег осела в его карманах — дескать, потому и флот строится так медленно. В гнусные слухи, распускаемые о фаворите Екатерины II, верили охотно. А вот в то, что Потёмкин способен на самопожертвование — почему-то нет.
А ведь именно Потёмкин сумел решить второй после чумы кризис строительства Черноморского флота. Проблема катастрофической нехватки строевого корабельного леса висела над рождающимся флотом постоянно. И в ней не было никаких просветов. Но лишь до поры.
Светлейший князь сумел выкрутиться из безвыходной ситуации виртуозно. У нас очень любят цитировать поговорку «Голь на выдумки хитра», совершенно забывая, что в полном виде она звучит так: «Богатый горазд на деньги, а голь — на выдумки». Потёмкин парадоксальным образом соответствовал и первой, и второй части народной мудрости. Наведя справки о системе лесоторговли польских магнатов и выяснив, что некоторые из них не очень-то жаждут отпускать свой лес России, он внезапно распродаёт солидную часть своих имений. А затем делает одному из этих экспортёров строевого леса, князю Ксаверию Любомирскому, предложение, от которого невозможно отказаться. Потёмкин за баснословную, невероятную сумму в 6 млн рублей просто покупает у него имения Смилы и Мещерич на правом берегу Днепра. Обратите внимание — «жадный до казённых денег» фаворит Екатерины платит за имения, богатые корабельным лесом, из своего кармана. И переплачивает чуть ли не втридорога. Впоследствии Потёмкин с полным правом скажет: «Почти каждую доску для строительства сих кораблей я пронёс на своих плечах...»
Этот шаг сделал возможным то, во что не могли поверить при европейских дворах. Черноморский флот за счёт леса Потёмкина, спускаемого по Днепру, строился с какой-то невероятной скоростью. К 1787 году в строю значилось 12 линейных кораблей, 20 фрегатов и 23 корабля других типов.
Стремительность, с которой Россия обзавелась флотом, созданным в совершенно непригодных условиях, вызвала оторопь. Принять этот факт как данность попросту не могли. Единственным, кто поверил в возникновение новой силы на Чёрном море, был австрийский император Иосиф II. Да и то лишь потому, что видел этот флот собственными глазами — Екатерина пригласила его принять участие в своём вояже по Новороссии. Остальные же пребывали в плену комфортного самообмана, распуская успокоительные слухи: «Черноморский флот России состоит из купеческих кораблей и старых барок, кои отовсюду согнали и приправили в вид военных кораблей...»
Особенно старались Англия и Франция. Дипломаты этих держав буквально толкали Османскую империю к войне, уверяя, что Черноморский флот — фикция, а Россия на Чёрном море совершенно беспомощна. В августе 1787 года Турция объявила России войну. И очень быстро выяснилось, что лучше бы она этого не делала. В первом же деле у острова Фидониси русский Черноморский флот задаёт туркам такую трёпку, что «крокодил морских сражений» Гассан-паша Джезаирли едва уносит ноги. И это было только начало. Впереди были блистательные победы у Керченского пролива, у Тендры, у мыса Калиакрия и полное господство едва родившегося русского флота на Чёрном море.
