«С 14 лет у меня была мечта: иметь и кровных детей, и приёмного ребёнка», — вспоминает Елена. Уже имея мужа и дочь-подростка, она поделилась этой старой мечтой со своей подругой, и оказалось, что та тоже хотела бы приёмного мальчика. «Мы поговорили — и забыли. А через год я увидела подругу с пятилетним малышом. Муж, узнав об этом, сказал: «Давай тоже готовиться».
Девочка со сложным статусом
«Порой люди выбирают детей по внешности, и про себя я таких усыновителей немного осуждаю, — признаётся Елена. — Но, с другой стороны, у меня ведь тоже были требования к будущему ребёнку. Я искала девочку от 3 до 7 лет, чтобы у неё не было братьев и сестёр и чтобы в графе «отец» стоял прочерк».
Елене не хотелось столкнуться с ситуацией, когда отец, до совершеннолетия ребёнка не появлявшийся на горизонте, потом вдруг возникает и подаёт на алименты или ищет встреч с подросшей дочерью.
В опеке сказали, что есть подходящая девочка пяти лет, но у неё сложный юридический статус — бессрочное ограничение в родительских правах по состоянию здоровья. У биологической мамы открытая форма туберкулёза, она перестала лечиться, и ребёнка забрали из семьи. Отца убило током на работе, когда девочке было 2 года, бабушке 88 лет, и опеку ей не дали, а родные мужа девочку взять не захотели: тогда они не признавали её своей. «Зато теперь, увидев фото Оли, родственники заявили, что девочка — копия отца, и хорошо бы им увидеться!» — говорит Елена.
Почему родная мать Оли, совсем молодая девушка, перестала лечиться — трудно сказать. Жила она в деревне. «Когда мы с ней общались, я предлагала оплатить ей дорогу до города — диспансер ведь бесплатный, — рассказывает Елена. — Но она не захотела. Жаль, это отразилось и на здоровье дочери: только через полгода после прекращения лечения матери девочку забрали из семьи по решению суда».
Из-за болезни матери ребёнок ещё внутриутробно получил туберкулёз лимфогрудных узлов — это неопасно для окружающих, но здоровье Оли нужно держать под контролем. Кроме того, маму во время беременности пролечили тяжелейшими антибиотиками. У ребёнка проблемы с зубами, с печенью, аномальное развитие рук: они не выворачиваются ладонями наружу. Аномалия в обычной жизни почти незаметна, но девочка, хотя и правша, ест левой рукой, не может заниматься танцами, гимнастикой, музыкой.
Умение смеяться глазами
Про первую встречу Елена рассказывает: «Вышло такое толстенькое существо с чёрными страшными зубами, ручка висит… Моя куртка лежала на кресле, Оля схватила её и куда-то понесла. Я удивилась, а оказалось, девочка несёт куртку на вешалку — нельзя, чтобы одежда валялась! Этим она меня сразу поразила. И глаза: я увидела в них интерес — Оля, как губка, впитывала всё.
Дело было в 2012 году, когда ввели обязательное обучение в школе приёмных родителей. «Со своей красавицей я познакомилась 11 сентября, а ШПР — это ещё 2,5 месяца. Представляете ощущение, что твой ребёнок где-то два месяца живёт без тебя?!» — вспоминает Елена. Она добилась разрешения пройти обучение заочно.
Проблемой оставался юридический статус Оли, тем более, мать могла регулярно общаться с дочкой по телефону. Эта ситуация Елену не устраивала, и через полтора года она решила добиться лишения родительских прав. «Мне хотелось, чтобы Оля была к моменту совершеннолетия защищена от притязаний родственников именно как сирота и чтобы она смогла получить квартиру — ведь я не знаю, сможем ли мы заработать ей на отдельное жильё!» — поясняет Елена.
Шансов было примерно 10 из 100: доказательств, что биологическая мама Оли ведёт асоциальный образ жизни, не было, сосед-участковый написал хорошую характеристику, хотя глава администрации отметил, что поведение у женщины бывает агрессивным. Елена решила договориться по-хорошему: поехала в деревню познакомиться с биологической мамой и предложила регулярно высылать фотографии, видео девочки. «Она называла меня тётей Леной и боялась одного: если её лишат материнских прав, деревенские родственники её осудят».
На суде Елена отказалась от услуг адвоката и сказала: «Если здесь и сейчас, в этом крохотном помещении, я не смогу сама защитить своего ребёнка, значит, государство действительно зря мне его доверило». Решение в её пользу было принято на первом же заседании. Своё обещание она сдержала: постоянно высылает фотографии, рисунки, прописи Оли.
Три неприятных вопроса
Теперь, три года спустя, Елена вспоминает, что поначалу сложно было не столько с приёмной дочкой, сколько с окружающими. «Нам, приёмным родителям, постоянно задают три неприятных вопроса: «А почему своего не родите?» «А зачем вам это надо?» «А генов не боитесь?». В школе, например, говорили: «Что вы хотите — девочка же оттуда». А что значит «оттуда»? Это умный ребёнок — она уже учится разговаривать на шести языках, потому что я сама филолог и увлекаюсь языками. Её взяли в школу олимпийского резерва по лёгкой атлетике (бег), у неё отличный слух: она поёт и ездит на зарубежные гастроли. Она закончила первый класс в обычной школе и — с отличием — второй класс в воскресной школе. А сколько в ней ласки, добра и умения прощать!
Генами не передаётся склонность к пьянству и наркомании — это влияние среды и воспитания. А вот способности генами передаются! Оля спортсменка и аккуратистка — в свою кровную маму, у неё хорошая память — от кровной бабушки, доброта — от отца!»
Про ошибки
Конечно, поначалу Елена совершала ошибки: «Первое время Оля ходила в платный садик, который работает с 9 утра. А я преподаю в университете с 9. Я договорилась со студентами, что приду в 9:20, но в 9:15 звонит ректор с вопросом, где я. Ведь дочка, садик — это мои проблемы! Надо было обязательно брать отпуск на первое время — тогда я сама меньше бы нервничала и напрягалась.
И не надо сразу гнуть свою линию. Например, домашний ребёнок привык, что ему пора спать, а мама с папой ещё не ложатся. А в детском доме ложились все, и дочка поначалу бунтовала: почему она должна спать, если кто-то ещё не спит? Надо было хотя бы неделю всей семье ложиться в одно время».
Теперь Оля рассказывает: «Мама, я думала, что, когда живёшь в семье, тебе ничего не надо делать и всё можно!». Как и большинство родителей, Елена столкнулась с демонстративным поведением: Оля могла на улице перед незнакомым человеком начать обезьянничать. Подтекст такой: «У меня всё хорошо, есть мама и папа, которые меня защитят». Даже сейчас с Олей такое иногда случается: «Мама, я ничего не могла с собой сделать — так хотелось похвастаться!». Зато дочку очень легко было отводить в садик. Оказалось, она наслаждалась мыслью, что её привели сюда на время и вечером заберут домой!
Елена: «Когда нам было сложно, Оля говорила: «Только не отдавай меня той маме!». Хотя её дома не обижали, но всё-таки было всякое: она и под столом пряталась от пьяных компаний, и видела драку… Сейчас она почти не вспоминает ту жизнь. Иногда говорит, что была у меня в животике, что я катала её в коляске. Иногда спрашивает, почему она Сергеевна, а не Александровна — ведь папа наш Александр? Но, по счастью, мой муж Александр Сергеевич, и я говорю: зато у тебя отчество, как у нашего папы!»
Идейные усыновители
Елена считает, что усыновители делятся на три категории. Есть те, кто, не имея своих детей, хочет усыновить ребёнка и поскорее забыть, что он неродной. Как ни грустно, есть и те, кто берёт детей из-за денег. Обычно это жители сельской местности, которые берут очень много детей. Для многодетных семей больше льгот, и если не вкладываться в здоровье и развитие детей, а на всё лето отправлять их в лагеря, пособий хватает. «В такую семью попала двоюродная сестра Оли: она стала 12-м ребёнком, а теперь в семье уже 17 детей. Девочка за год пребывания в семье два раза лежала в больнице с гастритом, ей в 11 лет уже удалили два передних зуба… В детском доме она занималась художественной гимнастикой, лёгкой атлетикой, а теперь постоянно сидит с младшими».
Но есть и третья категория. «Мы — идейные усыновители, — объясняет Елена. — Дети не должны расти в детском доме, и если у нас есть квартира, дом, машина, работа, почему бы не попробовать дать хоть одному ребёнку нормальные условия? Кто-то должен это делать — воспитывать приёмных детей».