28 сентября в России отмечается День работника атомной промышленности. Именно в этот день в 1942 г. Государственный комитет обороны СССР выпустил распоряжение «Об организации работ по урану». О том, как проходили ядерные испытания В СССР, АиФ рассказал генерал-лейтенант Аркадий Ильенко, который командовал Семипалатинским испытательным ядерным полигоном с 1981 по 1991 г.
Родом из РВСН
— Аркадий Данилович, вы по образованию ракетчик. Как стали начальником Семипалатинского ядерного полигона?
— Я родился на Украине, в селе Студеники под Киевом. В войну семья два года прожила в оккупации. После освобождения закончил семилетку, поступил в Киевское артиллерийское подготовительное училище, продолжил учёбу в Киевском артиллерийском Краснознамённом училище. В 1951 г., окончив его по первому разряду, выбрал местом службы Группу советских войск в Германии. Дослужился до капитана, командира батареи, а в 1958 г. поступил в Артиллерийскую командную академию в Ленинграде.
После окончания в 1962 г. был направлен в Ракетные войска стратегического назначения (РВСН), которые тогда только создавались. Попал в г. Тейково Ивановской области, где на боевом дежурстве стоял ракетный дивизион. В нём были 2 ракеты Р-16, которые могли достать до Америки. Всего таких ракет в СССР тогда было 12 штук.
С бытом в дивизионе дела обстояли так себе — даже собственной бани не было. И вот как-то раз осенью часть людей у меня забрали «на картошку». Ещё одна группа отправилась в город париться. А тут боевая тревога! Прибегаю на КП и там узнаю, что начался Карибский кризис. Тогда его так, конечно, не называли, но мне от этого было не легче. Честно говоря, решил, что расстреляют: атомная война на носу, а у меня половина личного состава чёрт знает где.
— Даже так?
— А вы как думали! Тогдашние ракеты не то что нынешние: повернул ключи — и она полетела. В те годы для пуска каждую ракету нужно было вывести из хранилища, установить на пусковой стол, заправить топливом (это был крайне ядовитый гептил) и окислителем...
Но обошлось. Четыре месяца дивизион пробыл в состоянии повышенной боеготовности, пока руководители СССР и США выясняли, кто из них круче.
Позднее я служил на разных командных должностях, досрочно стал полковником... Но однажды не сошёлся во взглядах с одним высокопоставленным политработником... Мне предложили поискать место в каком-нибудь другом виде Вооружённых сил.
Ядерное управление
— То есть все прошлые заслуги были в одночасье забыты?
— Таковы были условия игры в те времена. Впрочем, вряд ли они с тех пор сильно изменились. Но, как говорится, желающего судьба ведёт, нежелающего — тащит. Как раз в этот момент произошло событие, которое предопределило всю мою дальнейшую жизнь: позвали служить в 12-е Главное управление Министерства обороны. Раньше оно было ужасно секретным, а теперь все знают, что 12 ГУ отвечает за разработку, производство, испытания и обеспечение войск ядерными боеприпасами, а также за их хранение и доставку к боевым позициям. В феврале 1974 г. командовать «ядерным управлением» был назначен генерал-полковник (позднее маршал) артиллерии Ефим Васильевич Бойчук, вот он и подбирал себе кадры.
— И как оно было — на совершенно новом поприще?
— С 1976 по 1981 г. я командовал Центральной базой хранения (объект «С») в Белгородской области, получил первое генеральское звание. Короче говоря, надо было или увольняться, или идти на повышение. Пока я находился в сомнениях, позвонил мне по закрытой линии связи сам Бойчук. Был, как всегда, немногословен: есть предложение назначить тебя начальником Семипалатинского ядерного полигона. Я даже думать не стал:
— Работы — больше, звание — выше. Я согласен, товарищ маршал артиллерии!
Через неделю выехал в Казахстан. До сих пор благодарен судьбе, что мне довелось командовать таким уникальным объектом.
Бомба должна быть крепкой
— Что представлял собой полигон в годы его расцвета?
— Это огромная территория — 18,5 тыс. кв. км площади. Город с 30-тысячным населением. С полдюжины площадок для проведения различных испытаний.
При мне на полигоне было проведено 113 ядерных взрывов, и на каждом я присутствовал лично, ни одного не пропустил. Не поверите: 10 лет подряд в отпуск уходил только зимой под Новый год, когда по понятным причинам не проводились испытания.
— Случались ли при вас какие-нибудь ЧП?
— А как же! Один раз при перегрузке из машины в шахту ядерный боеприпас уронили на землю. Я сперва переживал, но разработчики были спокойны, как удавы: разобрали, собрали, взорвали — всё прошло штатно. Крепкие ядерные боеприпасы делали в СССР!
Технология взрыва
— Как готовились ядерные испытания?
— При мне проводили только подземные взрывы — воздушные, наземные и морские уже были запрещены международными соглашениями. А провести подземный взрыв, доложу вам, — это штука крайне сложная и трудоёмкая.
Подземные взрывы проводят в штольнях и скважинах. Скважина — дырка в земле диаметром до 1 м и глубиной до 600 м. В них взрывали боеприпасы мощностью до 150 кт в тротиловом эквиваленте. Но поскольку на территории полигона имелся горный массив, то была возможность проводить испытания и в горизонтальных тоннелях до 1 км длиной, т. е. в штольнях. Там взрывали устройства послабее, до 70 кт. И в штольни, и в скважины уходили десятки километров проводов и кабелей, которые были подсоединены к куче всякой записывающей аппаратуры. Когда учёные убеждались, что с регистрацией параметров всё в порядке, начиналась работа по забивке тоннелей и штолен. В ход шли щебёнка, цемент, бетон, снова щебень — и так несколько раз, чтобы пробку при взрыве не выбило.
— Случалось, что выбивало?
— При мне такого не было. Хотя радиоактивные газы из-под земли просачивались. К счастью, у них был очень короткий период полураспада — не больше часа.
Живое оружие
— А что за устройства взрывали?
— Часть взрывов проводили с научной целью. То есть разработали в Арзамасе-16 или Челябинске-70 новый боеприпас. Перед принятием на вооружение его надо испытать. Были и другие подрывы — проверка ядерных боеприпасов из боевого комплекта. Это из-за того, что ядерное оружие — это вам не бомба с обычным взрывчатым веществом, которую снарядил — и она с гарантией через 100 лет взорвётся. Ядерное оружие — оно особое, некоторые эксперты говорят — живое. Через 10 лет хранения оно может дать половину от заявленной мощности. А через 20 может вообще не взорваться.
— Почему?
— Как известно, делящиеся материалы в ядерном заряде радиоактивны. Процесс распада в них идёт постоянно. Поэтому в моё время такие боеприпасы регулярно тестировали на предмет, оставлять на вооружении или пора снимать.
— А теперь как обходятся без этого? Ведь по Договору о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ) от 1996 г. ни мы, ни американцы не имеем права проводить натурные испытания.
— В прошлом собрали много информации о том, как ведут себя ядерные заряды, — вот и обходимся без взрывов. Но для этого их годами пришлось проводить на полигонах. В том числе на Семипалатинском. Там последнее устройство взорвали в 1989-м. На Новоземельском — в 1990 г.
Проводились на полигоне и другие работы. Например, по определению прочности шахтных пусковых установок (ШПУ) наших РВСН. Для этого на полигоне строили точную копию настоящей ракетной позиции: ШПУ с настоящей ракетой внутри, подземный командный пункт, средства связи... После этого при помощи обычных взрывчатых веществ имитировали попадание вражеского боеприпаса мегатонного класса. Из этой взрывчатки целый курган складывали! И проверяли, выдержит ли крышка ШПУ, не пострадает ли ракета, сможет ли она нанести ответный удар.
Пить или не пить?
— Вы только взрывами занимались на Семипалатинском полигоне или были и другие задачи по ядерной тематике?
— Ещё были интересные работы по созданию реактивного двигателя на ядерной тяге для космических станций. Этим занимались, когда в США президентствовал Рональд Рейган с его Стратегической оборонной инициативой. Потом программы закрыли, подобных станций сейчас нет ни у кого в мире. Но мне эта история запомнилась из-за одного смешного случая. Приезжает к нам генеральный конструктор новой нашей космической станции КБ «Салют» Дмитрий Полухин и курировавший это направление человек из ЦК КПСС. А тогда как раз по всей стране гремела борьба с пьянством и алкоголизмом. Наступает время обеда. Садимся за стол. Человек из ЦК тоже садится. Наливать или не наливать? — вот в чём вопрос.
Первым не выдержал Полухин. Поковырял салат вилкой и спрашивает:
— Аркадий Данилович, а у вас водку подают?
— Как ЦК скажет, — отвечаю, — так и будет.
— ЦК — как командир — решит, — отвечает партийный товарищ.
Люди из ЦК запомнились мне редкой способностью добиваться своего и не брать при этом на себя ответственность. Пришлось налить всем по рюмочке.
Да здравствует бомба, ура!
— Что ощущает человек, в нескольких километрах от которого происходит ядерный взрыв?
— У меня на полигоне, когда происходил ядерный взрыв, все причастные кричали «ура»! Когда приходили данные от контрольно-измерительных комплексов, радовались ещё больше. Разумеется, если данные примерно подтверждали заложенные в изделие параметры. Оно понятно: за взрывом стоит многолетний труд огромных коллективов засекреченных НИИ в закрытых городах.
А чисто физически подземный взрыв ощущается как очень мощное колебание почвы. С годами и взрывами я научился примерно прикидывать мощность безо всяких приборов: вот это порядка 90 кт, а это все 120 рвануло. Как говорили американцы, которые впервые приехали на Семипалатинский полигон в 1988 г., генерал Ильенко чувствует мощность взрыва коленками.
— Как же вы с американцами работали? Холодная война ещё продолжалась.
— Жизнь заставила. В определённый момент на переговорах по ограничению стратегических вооружений встал вопрос о том, что у нас и у них по-разному измеряют мощность взрывов. СССР предложил: давайте проведём совместные испытания. Мы будем мерить по-нашему, вы по-своему, а потом сравним. Переговоры об этом в Женеве шли год. Первые совместные испытания прошли в США в 1988 г., в августе того же года они приехали к нам. Надо сказать, наша методика оказалась более точной.
Заклятые друзья
— Вы тоже летали на Невадский полигон. Он от Семипалатинского чем-то отличался?
— С чисто бытовой точки зрения полигон в Неваде, конечно, был обустроен лучше нашего. У них там и бассейн, и ресторан, хотя летом там жарче, чем у нас. А вот кормили у нас гораздо вкуснее — это все американцы признавали. У нас тогда всё было натуральное. Ну и выделялось им на питание по 11 руб. 50 коп. в сутки. Неплохие деньги по тем временам!
Кстати, о быте. Без ложной скромности могу сказать, что за 10 лет руководства полигоном много сделал для налаживания нормальной жизни. При мне там стали печь свой хлеб, построили молокозавод, на котором даже мороженое делали. И этим я горжусь ничуть не меньше, чем 113 взрывами, которые были проведены при мне на полигоне. Кстати, 29 августа была очередная годовщина первого советского атомного взрыва. Если бы мы тогда своей бомбой не обзавелись, ещё неизвестно, что стало бы с этим миром за 70 лет.
Поминки по полигону
— Что происходило на полигоне в последние годы существования СССР?
— В 1987 г. сменился первый секретарь Семипалатинского обкома КПСС. Прежний был человеком лояльным, а новый — Бозтаев — сразу начал ставить нам палки в колёса. То трубы у него от взрыва прорвало, то радиоактивные газы до города долетели. Появился писатель Олжас Сулейменов, основатель движения «Невада — Семипалатинск». Началась борьба по закрытию полигона, которая велась довольно-таки оголтелыми методами... Короче говоря, последний взрыв мы провели 19 октября 1989 г. Позднее полигон со всей инфраструктурой и двумя действующими ядерными реакторами передали Казахстану — там теперь их ядерный научный центр, на котором постоянно работают японские ядерщики. Впрочем, это уже совершенно другая история.
Создавшие ядерный щит
После окончания службы Аркадий Ильенко мог поселиться где-нибудь у тёплого моря, в Питере или в Москве. Но осел он в Белгороде. Тут остались друзья, связи, любовь к этому городу. По его примеру многие офицеры, служившие в Семипалатинске, выходя на пенсию, переезжали в Белгород. В 1999 г. генерал создал здесь региональную общественную организацию ветеранов подразделений особого риска.
Сейчас Ильенко от дел отошёл: «Меня уже зрение подводит. Наверное, из-за того, что в молодости смотрел на атмосферный (их ещё тогда проводили) ядерный взрыв без защитных очков».
Нынешний руководитель организации генерал-лейтенант Юрий Коноваленко был последним командиром на Семипалатинском полигоне с 1991 по 1994 г. При нём его закрыли. В организации состоят не только участники ядерных испытаний, члены экипажей атомных подлодок и «ликвидаторы» последствий аварий, но и вдовы погибших специалистов. Аркадий Данилович особенно гордится тем, что для вдов удалось добиться особой региональной льготы, которой больше нет нигде в стране: им ежемесячно выплачивают по 1200 руб.
