Майские праздники — один столпов, на котором еще держится российское общество. Ритуал, сложившийся и отточенный в брежневские времена: посадить картошку, пройтись с коллективом на демонстрацию, с шариком и голубем на палке, посмотреть по телеку парад и кино про войну, поднять стопочку и смахнуть слезу под Лещенко. Единственный советский праздник, который перетек в новые времена. Добротный, понятный, человеческий. В нем переплелось все — как в жизни: правда и неправда, казенщина и настоящая боль.
И ни один праздник сегодня не вызывает столько баталий, сколько День Победы.
А за что, собственно, идет борьба? Что защищают так отчаянно: мы не отдадим нашу Победу!
Что значат эти патетические слова? Ну ведь никто не подвергает сомнению, например, факт капитуляции Германии в мае 1945 года.
«Не отдать Победу» — означает защитить лакированную лубочную картинку.
Привычную картинку для тех, кому в школе десятилетиями объясняли, что победа над Германией продемонстрировала преимущество социалистического строя над капиталистическим. Уникальное умение советского человека отделять то, что он пережил сам и видел своими глазами, от того, что показали по телевизору в фильме «Небесный тихоход», плакать над желтыми фотографиями и искренне верить в мудрость начальников, - выработало стандарт. Отклонение от этого стандарта — покушение на «святое», на конструкцию, которая раз в году дарила ветерану чувство собственного достоинства и продуктовый набор.
Удобную картинку для тех, кто использовал этот глянец, чтобы казенной патокой залить бедность и унижение победителей. Фанфары и парады, возложить цветы, помахать рукой с трибуны, еще раз пообещать обеспечить всех ветеранов отдельной квартирой, поглядеть строго в сторону границы, - и хорошо, и до следующего года.
Как же такую всеобщую благостность нарушать? Зачем ковырять глянец?
- Не сметь оскорблять наших ветеранов! Выдать им всем по пятерке!
Застывшая корка мифов и идеологем пошла трещинами, потекла, - не удержать.
День Победы перемещается в другой социальный контекст.
Истерика и массовый выход гигантов единороссовской мысли из ВКонтакте уже не остановит процесс осмысления одного из ключевых событий истории. Не хочется, а придется расставаться с навязанным убеждением, что подлинная история такая, какой она была, во всей ее жестокой неприглядности, умаляет подвиг русского солдата. Вранье — умаляет, пошлость — умаляет, упрощение — умаляет. Манипуляция горчайшим переживанием — умаляет. Превращение раз в год современного города в «парк советского периода» — низводит до отторжения.
Надо ли удивляться, что сегодняшних дискусантов кидает из огня да в полымя? Молодой блоггер написал о том, что, выиграв войну, Сталин получил возможность еще десять лет репрессировать страну. Это заявление содержит в себе, как минимум, втюханую в его голову ложь о том, что это Сталин выиграл войну, и ставит его ровно на ту же доску, на которой давно свесили ноги его рыдающие от возмущения оппоненты.
Вдохновенные лица, праведный гнев, металл в голосе — слышали уже, знаем.
***
В 1942 году Ольге Берггольц запретили произносить слово «дистрофия». В1946 году в постановлении «О журналах «Звезда» и» Ленинград» рекомендовали не мусолить блокадную тему. В 1949 во дворе Музея Блокады в Соляном городке запылали костры, на которых жгли экспонаты.
***
В прошлом году издательство «Азбука» выпустила микроскопическим тиражом книгу «Сохрани мою печальную историю... Блокадный дневник Лены Мухиной». Такой силы документов сохранилось немного. Это тревожно-знаменитые записки Тани Савичевой, дневники Ольги Федоровны Берггольц, которые она прятала, прибыв к скамейке ржавым гвоздем, дневник Лидии Гинзбург, записи Юры Рябинина, которые нашел и сберег великий человек Даниил Гранин. Летописи борьбы за спасение духа. «Милый мой, бесценный друг, мой дневник, только ты у меня и есть, мой единственный советчик, тебе я поведываю все мои горести, заботы, печали. От тебя прошу лишь одного: сохрани мою печальную историю на своих страницах, а потом, когда это будет нужно, расскажи обо мне моим родственникам, чтобы они все узнали. Конечно, если они этого пожелают».
Пожелали?
Наконец, пожелали. И с лубочной картинки мутными ручейками потек глянец. Настоящая история проступает, как фреска на стене ожившего храма. Непричесаная, зловещая, нелепая и величественная, а главное, - наша.