Евгений Поддубный — репортер ВГТРК и один из самых известных военкоров России. Аудитория его личного Телеграм-канала с 24 февраля увеличилась более чем в 10 раз. Полевые сводки Евгения читают там полмиллиона человек.
На этой неделе журналист был неожиданно включен в список санкций Великобритании. До этого из работников СМИ под них попадали только медиаменеджеры, работающиe из московских кабинетов.
Сам Евгений называет санкции признанием: «Хотел бы поблагодарить правительство Великобритании за высокую оценку моей работы», — сказал он в эфире родной телекомпании.
По словам Евгения Поддубного в интервью «АиФ», на фронте это событие тоже не прошло незамеченным.
Евгений Поддубный: — Несколько поздравлений от военных я, конечно, получил. Но на линии боевого соприкосновения связи нет, там новости не смотрят. У людей, так скажем, там другие интересы.
Дмитрий Соколов, АиФ.ru: — До этого вы освещали всю кампанию в Сирии. Командировка на Украину многим отличается от той работы?
— Для меня это вообще не совсем командировка, — признается Евгений. — С моей страной воюют. Причем воюют в полный рост. Это другое ощущение. В Сирии все-таки было противостояние с международными отрядами террористов. Здесь моя страна сражается с людьми, у которых такие же фамилии. Которые говорят на том же языке. При этом их поддерживают наиболее крупные страны Запада. Это, конечно же, совсем другая история. В таких условиях наша Россия не оказывалась с 1945 года.
— Не говоря уже о том, что вы родом из Белгородской области, территорию которой сейчас периодически обстреливают.
— Я, конечно, слежу за этим. Хотя в 18 лет уехал из Белгорода и большую часть жизни прожил в Москве. Малая Родина — всегда малая Родина. Там моя родная земля. Но, честно сказать, если на месте Белгорода был бы Курск или Орел, я бы переживал не меньше. Военные действия подошли близко ко всем нашим домам. Это нужно понять, принять и жить дальше исходя из этого. Причем пришли не сегодня, а в 2014 году. Мне с этого времени уже было понятно, что все это выльется в крупные боевые действия, можно сказать, в гражданскую. Я считаю ее гражданской.
— Никто не знает, сколько продлится спецоперация. Вы, уезжая, планировали какие-то сроки?
— Я никогда не беру обратный билет. Всем отвечаю, что я здесь — до победы. Конечно, иногда хочется отдохнуть. Но на линии фронта иногда наступает затишье, есть время перевести дух нормально.
— От чего сложнее всего восстановиться?
— Всегда тяжело видеть, как товарищи погибают. Как люди страдают. Профессионализм, опыт тут мало что решает.
— Как вернуться к мирной жизни после того, как провел несколько месяцев на войне?
— Вообще, если говорить об этом в целом, то проблемы перехода к мирной жизни могут случиться, когда общество не поддерживает собственных воинов и собственных солдат, как это было в первую чеченскую кампанию, например. А когда общество понимает, поддерживает и разделяет цели и стремления, многие проблемы нивелируются. Тогда людям возвращаться гораздо проще. Вновь социализироваться, найти смыслы, что-то забыть.
— Сейчас эту поддержку чувствуете?
— Конечно. В России живут неглупые люди, они все понимают. Даже если отбросить пропаганду противника и нашу государственную пропаганду, которая должна существовать. Если просто обратиться к эмоциям людей, то они прекрасно понимают причины, из-за которых начались эти события, и цели, которые сейчас решает Россия. И они, конечно, более серьезные, чем война с неонацизмом на Украине.
